Я люблю тебя, вдруг нелепо брякнул он, пытаясь удержать расплясавшегося коня и опасаясь, что выглядит в её глазах не лучшим образом. Я сам не понял, что со мной произошло, будто ветром подхватило и понесло. Но знаю, что никак не могу уступить тебя тем, бородатым. Потому что ты нужна мне. Я люблю тебя, повторил он, как будто это что-то объясняло.
Меня нельзя любить, я тана
К такому ответу Бласт не был готов. А девушка продолжала. И тон её ничуть не смягчился, как мог бы предположить Бласт из своего опыта.
К этому ритуалу я готовилась всю жизнь. А ты всё испортил, она по-звериному зло прищурилась, и её странные глаза сверкнули как замёрзшая вода. Ты понимаешь, что тебя за это ждёт?
О, наказание! Бласт шутовски сморщился. Только не пугай меня! с наказаниями Бласт свыкся, поэтому только отмахнулся и попытался приблизиться. Но услышанное далее охолонуло его.
Это наказание смерть. Ты что, уже готов к ней?
Почему сразу смерть? А если я хочу побороться за тебя с теми бородатыми? Только я боялся упустить момент, потому и вмешался так резко. Прости, если это вышло грубо, если нарушил твои планы. Но я хочу участвовать!
Это не соревнование, глупый! Как можно вмешиваться в порядки, смысла которых ты не понимаешь! Ты чужой здесь! Забирай свои товары и рабов и отплывай в свою Элладу! А нам здесь жить своим укладом! Любовь ко мне тебе не по силам! девушка опустила глаза, и Бласту показалось, что она ушла
Ему наконец удалось поймать её руку:
Скажи, почему ты не хочешь, чтобы я поборолся за тебя? Ведь я совсем не хуже тех, которым это было позволено! И что такое «тана»? Почему это может мне помешать?
Она, пытаясь найти аргументы, имеющие силу вразумить этого безумного, остановила взгляд на его лице.
Бласт был красив, и частенько использовал преимущества своей внешности. Но почему-то впервые он не был уверен, что сейчас это ему поможет.
Волнение сделало его лицо неуверенным и даже просящим. Шапка круто вьющихся волос, яркие, как греческие маслины, глаза, крепкая шея
И всю эту красоту в костёр?
Петал передрогнула спиной, как зверь, и, стараясь быть терпеливой, только открыла рот, чтобы заговорить, как взгляд её упал на ветку с висевшей гривной. Ветка уродливо засохла, оплыв серой коростой! Но почему? Ведь только что она сияла зеленью и розовым душистым цветом!
Петал осторожно, стараясь не продевать руку в гривну, взяла её. Судя по тяжести и сложному витому узору, это было не просто украшение, подобное её собственному, подброшенному в Тан-Аиде. Это была ритуальная гривна равновесия! И принадлежала жрецам.
Неровный чёрный «камень смерти» будто исподлобья выглядывал на них из своего гнезда. Гнездо же парного белого «камня жизни» пустовало.
5
С облака, остановившегося над головой, на них вдруг чёрными хлопьями стало осыпаться множество воронов. Таких же огромных, как тот, что навестил судно, подплывающее к Тан-Аиду. С надсадными криками они набросились на Бласта и начали рвать его своими крепкими клювами. Однако девушку не трогали, явно сторонясь гривны в её руках.
Петал невольно бросилась на его защиту, и вот уже она размахивает гривной, от которой птицы шарахаются, как от оружия. Но вдруг она, сама того не желая, насадила гривну на одного из воронов. А тот, тщетно пытаясь стряхнуть ритуальную вещицу, отпрыгивал всё дальше, пока не упал замертво. Тут же, прямо из перьев, развалившись человеком в чёрных одеждах.
О, ужас! Это жрец! Что я наделала!
Петал растерянно стащила с его шеи гибельную гривну, но было уже поздно. Жрец не подавал признаков жизни.
Бласт, в ужасе от жуткого превращения, хотел избавиться от страшной вещи, забросив подальше, но девушка вцепилась с неё мёртвой хваткой.
Нельзя!
Тогда он замотал гривну в белый шарф и подвязал себе на пояс.
Здесь она будет сохраннее, раз она тебе так дорога! А теперь бежать! Бласту стало страшно при мысли о возможном наказании за убийство жреца. Тем более что вороны после этого с удвоенной силой набросились на них.
Петал поймала коня, и на миг Бласту показалось, что сейчас она сбежит. Но девушка с силой подтащила испуганно храпящее животное к нему и сама вспрыгнула позади.
Вороны, широко раскрывая клювы, выражали свое недоумение, почему она ему помогает? Она и сама этого не понимала может быть, из-за гривны на поясе этого грека? Но в одном они были едины: убийство жреца, хоть и невольное никто им не простит! А значит, сейчас лучше исчезнуть!
Тем временем ветер нанёс тучи, и вороны начали метаться, как слепые.
А-а, они не видят без солнечного света! обрадовался Бласт.
Да, это солнечные таганские вороны. Без солнца они слепнут!
Надо было срочно что-то решать. Ещё час тому назад Бласт сделал бы то, что первое взбрело бы ему в голову. Появление в его жизни Петал будто остановило безумное мелькание шальных мыслей в его голове, потому что важней всего на свете для него стало сберечь её! Укрыть от жрецов! Сберечь, а там как будет!
Сделать это можно было только с помощью «Афона». Здесь, в этих диких землях для него это единственная частичка родины! Но парусник уже отправился под загрузку в Тан-Таган. Что ж, значит, им в Тан-Таган!
Мы найдем спасение в Тан-Тагане, у тамошнего эллинарха Атея. Я хорошо знаю его, мы сталкивались в Афинах.
Бласт умолчал, что оскорбление именно этого человека послужило непосредственной причиной его ссылки.
6
Смерти Петал не боялась.
Приход смерти, как учили жрецы, был подобен прыжку из воздуха в воду или в огонь. Словом, из одной среды в другую. Это был просто переход, не более того.
В огонь ей прыгать не приходилось. Но прыжки в воду, кроме мгновенного «Ах!», совсем не пугали! Поэтому смерти она не боялась.
Мучило её едкое сожаление об отсутствии любви. Ей так хотелось полюбить кого-то так, как любили друг друга её родители!
Однажды она с отцом поехала перегнать отару на другие пастбища. Путь их был через Беловодье.
Беловодье в землях Тана занимало особое место. Это был источник белой, оживляющей воды, без которой танаидская исцеляющая чёрная не имела смысла.
Беловодцы осознавали свое значение.
Их город купался в зарослях самых разных шиповников. Их женщины носили не гривны, а ожерелья из шиповника кто золотые, кто серебряные, а кто просто из засушенных алых плодов. Их обряды были совсем иные, чем в городах Тана. Плодовитый жизнеспособный шиповник был их символом.
Петал с интересом смотрела на девушек из Беловодья. Они были весёлые, смешливые не такие, как она и её подруги. Но ещё более «не такими» ей казались беловодские парни.
Сердце её вздрагивало, щёки алели.
Однажды красивые парни, увидев её, остановились, засмотрелись, даже двинулись было к ним, чтобы заговорить. Один из них протянул ей нитку с яркими бусами шиповника
Но тут другой, всмотревшись ей в лицо, толкнул друга: «Брось, это же тана!» И их интерес мгновенно угас. Ни улыбки, ни сожаления, ни разочарования.
Она просто перестала существовать для них.
Она просто перестала существовать для них.
Слёзы брызнули у неё неожиданно. Отец испугался. Но она сказала, что больно укололась веткой цветущего шиповника, пахнущего сладко-сладко.
Отец долго утешал её. Говорил о её высоком предназначении таны, об уважении танаидов. Говорил не своими словами, а словами жреца. А свои слова, невысказанные, замирали на его губах.
Жизнь, дочка, как крутой обрыв, с которого каждый день осыпается земля. И тут уж ничего не поделаешь.
В отчаянье она разорвала подаренную нитку с ярко-красными ягодами. И до сих пор видит, как долго они рассыпаются по белому песку
Из всех слов отца тогда она услышала только одно: ей нельзя любить, у неё должно быть каменное сердце. Она Белоглазая тана.
Смерти она не боялась.
Она боялась умереть до любви. Но любви всё не было. Никто из соплеменников не осмеливался даже помыслить о таком кощунстве.
И она выстраивала свою готовность к смерти на осколках мечты о любви.
И вот, когда она совсем справилась и почти вырастила эту свою готовность, в её жизни появился Бласт. Свалился на неё, как камень с того самого крутого обрыва, о котором рассказывал отец!
И осколки зазвенели И проросли диковинным противоречивым чувством. Нужно ли было это чувство ей теперь?
Петал оказалась в ужасном, совершенно безвыходном положении. Раньше впереди ей обещалась смерть, но это была почётная смерть, с мыслью о которой она уже свыклась!
Сейчас ей грозил позор, что по традициям танаидов, страшнее смерти!
Но в душе её всё равно беспричинно плескалась радость.
Ей вдруг стало так легко и интересно жить, как выздоровевшему зверю, ещё недавно обессиленному и всеми оставленному, забытому. А теперь тревога убежала из сердца. И она ощущала, что нет на свете такой заботы, которая бы победила эту её радость!
Вечность
1
Вскоре они, под прикрытием тучи, сопровождаемые стаей бестолково галдящих воронов, были уже на мосту, ведущем в Тан-Таган.
Стражи, ошалевшие от бешеного гвалта, не поняли, закрывать или, напротив, открывать ворота И просто не среагировали.
Беглецам удалось проскочить в город и узенькими проулками, под навесами и виноградным плетеньем, потеряться от погони.
С налёту они миновали несколько кузниц на окраине, в которых мастера работали с железом и лили бронзу.
Ювелирные, косторезные и керамические лавки уже закрывались, и умельцы собирались домой, мечтая об ужине за столами во дворах, среди вечерней прохлады.
Сквозь дверные проёмы домов виднелись локтястые ткацкие станы, на которых таганы ткали из льна и конопли и здесь же вывешивали свою работу на продажу. Гигантские полотна, предназначенные для парусов, сослужили беглецам службу, скрыв от воронов, мечущихся в небе.
Сторонясь старух, продолжающих безмятежно прясть шерсть, с трудом окорачивая задёрганного жеребца, Бласт выбрался на центральную площадь, расположенную на самой высокой точке города. Она была пустынна и головокружительно красива, словно ладонь, поднятая в небо.
С высоты им открывался изумительный вид на окружающую степь! Ярко-фиолетовые тучи в окружении белых и сиреневых облаков будто дышали и неустанно действовали! Солнечный свет порой прорывался сквозь облачность, перьями плотно устлавшую всё небо. Тончайшими иглами пронзал он воздушные пласты. Но только вороны бросались к нему, чтобы напитаться светом, как очередная туча затеивала разворот, и луч истончался.