Основная форма репрезентации исторического знания в музее это постоянные экспозиции и сменные выставки. Комплексу вопросов, связанных с музейной экспозицией (разработка принципов экспонирования, проектирование и функционирование экспозиций, их содержательное наполнение, художественные аспекты и т. д.), в музееведении уделялось и уделяется достаточное внимание [Закс, 1970; Искусство музейной экспозиции, 1977, 1982, 1985; Каулен, 2005; Михайловская, 1964; Музейная экспозиция, 1996, 1997; Поляков, 1996; Пчелянская, 2005; и др.]; сказанное в полной мере относится и к историческим экспозициям [Крылова, 2005; Левыкин, Разгон, 1984; Проблемы совершенствования экспозиций, 1975; Сыченкова, 2010; и др.]. В этой последней группе особого упоминания заслуживают издания, в которых получили отражение дискуссии историков и музееведов по проблемам, возникшим в постперестроечный период в связи с утратой монополии одной концепцией истории (формационной), появлением альтернативных концепций и, соответственно, возможности выбора и экспериментальной проверки различных подходов (в том числе и на базе музейных экспозиций) [по хронологии: История XX века в музейных экспозициях, 1995; Современная историография и проблемы содержания, 2002; Исторические экспозиции региональных музеев, 2009; Роль музеев в формировании исторического сознания, 2011].
Значительным эвристическим потенциалом обладает идея М. Ф. Румянцевой о разграничении репрезентации и позиционирования исторического знания («репрезентация это в данном случае представление исследователем-историком и, шире, субъектом исторического познания своего видения истории, в более строгом смысле видения исторического процесса как результата научного исследования; позиционирование внедрение в сознание адресата определенных исторических конструкций/мест памяти») [Румянцева, 2012. С. 17]. Она предлагает взглянуть на экспозицию как на особую форму создания исторического текста историописание, что выводит нас на задачу гораздо более существенного, системного использования при создании экспозиций достижений истории исторической мысли (историографии).
С идеями М. Ф. Румянцевой сопрягается интенсивно разрабатываемая в музееведении и культурологии в рамках семиотического подхода идея экспозиции как текста культуры, целенаправленно структурированного, определенным образом организованного, обладающего глубиной и системой смыслов, не сводимого к составляющим его музейным предметам, имеющего автора(ов) и адресата(ов) (каждого со своими ожиданиями и интеллектуальными предпочтениями), предполагающего умение «читать» его, интерпретируя историко-культурные коды. В итоге экспозиция предстает завершенным «синтетическим научно-художественным произведением» [Словарь актуальных музейных терминов, 2009] и представляет собой особый тип публикации (данный аспект авторского права практически не разработан).
В таком контексте логична характеристика музейной экспозиции как «разговора предметами», в котором сначала ее создатели, а затем и музейная аудитория осмысляют вещь как посредника (знака) в коммуникативных процессах [Дукельский, 1987; Никишин, 1988], причем одновременно в рамках прошлой и современной культур. Экспозиция организована так, что в процессе трансляции знаний к силе слова (вербальная составляющая) добавляются сила изображения (визуальная составляющая), сила звука (аудиосоставляющая), сила соприкосновения с трехмерным предметным рядом (тактильная и пространственная составляющие). Здесь музейное время и пространство накладываются на время и пространство историческое, создавая совершенно особое пространственно-временное единство, базирующееся на подлинных свидетельствах ушедшей в небытие реальности (экспонатах / исторических источниках / музейных предметах / памятниках истории и культуры) и позволяющее потомкам соприкоснуться со своими предками, с их ментальностью и идентифицировать самих себя. В итоге, по верному замечанию Л. С. Именновой, достигается аутентичность как научная, образная, символическая точность. В рамках рассмотрения музея как базового элемента информационной системы важен взгляд на экспозицию как на «информационную систему, отражающую явления исторического процесса через музейные предметы-экспонаты как знаковые компоненты и строящуюся через их осмысление автором экспозиции в расчете на определенное понимание ее воспринимающим субъектом» [Арзамасцев, 1989. С. 48], т. е. представляющую собой особый способ актуализации информации.
Выполнение музеем описанных выше функций (информационного ресурса, места репрезентации исторического знания) невозможно без взаимосвязи и взаимодействия участников информационного процесса, т. е. их коммуникации. Взгляд на экспозицию как на центральное звено музейной коммуникации [см.: Гнедовский, 2006; Именнова, 2010; Музейная коммуникация, 2010] делает главными взаимодействующими фигурами носителя знания (историка, автора музейной экспозиции) и его «потребителя» познающего субъекта (учащегося, неспециалиста в области истории). Они в равной мере необходимы друг другу: настоятельная потребность подталкивает носителя знания поделиться им, высказаться и быть услышанным, а адресат (сторона, принимающая информацию) в идеале жаждет получить знание, нужное ему для самореализации. Диалог дает им шанс к развитию, самосовершенствованию, интеллектуальному взаимообогащению. Здесь могут быть выделены два уровня: коммуникация музейных сотрудников с историками в процессе создания экспозиции и опосредованная экспозицией коммуникация музейных посетителей с теми и другими как авторами этого специфического текста.
Однако, когда речь идет об отношениях музея и исторической науки, не менее значимой становится и другая пара контактеров хранитель информации и ее потребитель-профессионал. Коммуникация имеет в данном случае иную цель, иные формы и иной результат, а именно приращение научного исторического знания в результате актуализации информации, ее извлечения историком из исторических источников/музейных предметов. Ключевой момент для достижения этой основной для исторической науки цели обеспечение доступа исследователей к носителям информации. И тут мы сталкиваемся с оппозицией науки и музея и противодействием со стороны хранителей (музейных работников) устремляющимся в фонды исследователям. Напомним, что данная оппозиция имеет объективную составляющую, ведь одна из главных функций музея обеспечение сохранности подлинных, аутентичных, свидетельств.
Однако, когда речь идет об отношениях музея и исторической науки, не менее значимой становится и другая пара контактеров хранитель информации и ее потребитель-профессионал. Коммуникация имеет в данном случае иную цель, иные формы и иной результат, а именно приращение научного исторического знания в результате актуализации информации, ее извлечения историком из исторических источников/музейных предметов. Ключевой момент для достижения этой основной для исторической науки цели обеспечение доступа исследователей к носителям информации. И тут мы сталкиваемся с оппозицией науки и музея и противодействием со стороны хранителей (музейных работников) устремляющимся в фонды исследователям. Напомним, что данная оппозиция имеет объективную составляющую, ведь одна из главных функций музея обеспечение сохранности подлинных, аутентичных, свидетельств.
Но при ее абсолютизации из поля зрения выпадает факт, многократно подтвержденный на практике: актуальная информация сохраняется лучше потенциальной, остающейся пока невостребованной; риски ее утраты, нарастания в этом месте информационного поля информационной энтропии существенно выше. По этой причине более перспективным во всех отношениях нам представляется другой путь: так организовать процесс коммуникации, использование историками носителей информации (аккумулируемых и хранимых музеем источников), чтобы свести к минимуму риски их повреждения и утраты. Специфика коммуникации в случае исторической науки и музея определяется тем, что первая выступает в роли поставщика информации, добываемой из исторических источников, и, одновременно, «потребителя» информации, хранимой музеем, а второй в роли распорядителя необходимого исторической науке информационного ресурса и институции, не только аккумулирующей информацию, но и актуализирующей культурное наследие (в форме музейного предмета, коллекции, музейного собрания). Основное условие на сегодня (помимо достаточного количества оборудованных под нужды исследователей рабочих мест) правильно выстроенная деятельность по оцифровке коллекций, результатом которой является система баз и банков данных, тематических интернет-ресурсов, отвечающих требованиям репрезентативности и научности. Интересные результаты может дать создание в стенах музея библиотек, являющихся, с одной стороны, коллекцией раритетных изданий, а с другой специализированным книжным собранием (соответственно, для исследователя это источник одновременно и исторический, и историографический).
К сожалению, пока приходится констатировать: такие примеры скорее исключение, чем правило. А ведь от эффективности коммуникации, от полноценной кооперации усилий производителей, хранителей и потребителей научной информации напрямую зависит и вектор развития исторической науки (по восходящей или по нисходящей линии), и востребованность музея обществом, что на современном этапе является вопросом его выживания.
В разговоре о музее как о базовом элементе информационной инфраструктуры исторической науки невозможно обойти стороной технологические аспекты, потому что они затрагивают все функции музея в данном его качестве функции информационного ресурса, места репрезентации исторического знания, места коммуникации носителя и потребителя (приемника) знания. И в исторической науке, и в музееведении, и в музейной деятельности этим аспектам уделяется настолько большое внимание, что сформировались специальные научные дисциплины историческая информатика [библиографию см.: Воронцова, Гарскова, 2013. С. 504505] и музейная информатика [Ноль, 2007. С. 3639]. При том, что толчок развитию той и другой дали процессы компьютеризации соответствующих институций (исторической науки, музея), что технологическая (техническая, программная) сторона в них имеет много общего, что обе дисциплины решают задачи извлечения информации часто из одних и тех же носителей (исторических источников/музейных предметов), с применением одних и тех же технологий, векторы их развития во многом не совпадают, а получаемые на выходе информационные продукты служат удовлетворению разных потребностей разных же категорий потребителей информации. Адресатом в первом случае является исследователь-историк, во втором с одной стороны, музейный посетитель (и, шире, музейная аудитория), с другой музейный сотрудник; первая «обслуживает» познавательную (научную) деятельность, для второй важнее прикладные аспекты, о чем свидетельствуют проблематика в целом и интенсивность исследования конкретных проблем: музеи как информационные центры [Музей будущего, 2001]; компьютеризация музеев [Компьютер в музее, музей в компьютере, 1991; Ноль, 1999; и др.]; информационные технологии в музейной деятельности в целом [Борисова, 2006; Заславец, 2007; и др.]; музейные сайты, представительство музеев в сетях [Валетов, 2003; Лебедев, 2002; и др.]; электронные (виртуальные) музеи и проекты [Лещенко, 2011; Селиванов, 1997; и др.]; источниковедческие аспекты применения современных информационных технологий, цифровые источники, проблема доступа к источникам [Борисова, Каулен, Черкаева, Чувилова и др., 2009; Ноль, 1991; и др.]; применение современных информационных технологий в экспозиционной деятельности [Черненко, 2011]. Исследователи отмечают противоречивость взаимодействия технологий сетевой коммуникации с традиционными формами музейной коммуникации, их неоднозначное влияние друг на друга и даже угрозу утраты музеем своей идентичности.