Йалокин!..
* * *
Я замолкаю. Пытаюсь прийти в себя. Получается плохо. Частично я всё еще там на причале, бегу к отплывающему теплоходу. И мне кажется, что сидящий напротив лысый толстяк не более чем мираж, сновидение. Наступает именно то состояние, что и заставило меня обратиться к нему. Полуявь-полусон, неявь-несон, или, еще точнее: «Где явь? Где сон?»
«Может быть, и Анна мне всего лишь приснилась?» с обреченной надеждой думаю я.
Мысль о любимой, которую предал, заставляет меня очнуться полностью. Резко, разом, рубящим ударом топора отрезая сон от яви. Или явь от сна?..
Ну, ну!.. Оказывается, доктор уже вылез из кресла и склоняется надо мной. Очнулись? Вам плохо?
Нормально, бурчу я под нос, злой на себя за проявленную слабость. Злость придает сил, я выпрямляюсь, мотаю головой: Я в порядке. И у меня всё. Если вот это, обвожу я вокруг руками, не продолжение сна.
Толстяк хихикает, вновь опускается в кресло и хитровато-блаженно щурится: Знаете, а ведь ваш сон ничем особо и не примечателен. Нормальный сон. И вот этот логический разрыв, когда пропадает больница и появляется корабль тоже, по сути, логика. Больница здание пассажирский теплоход. Это ведь сходные понятия. Куда-то опаздывать во сне обычное дело. Война это отголоски вашего прошлого. Тоже где-то как-то нормально Я не саму войну имею в виду, а факт присутствия данной темы в ваших снах.
А предавать любовь тоже нормально? сжимаюсь я в судороге подступающего гнева.
Доктор прячет бесцветные глаза под мясистыми складками век. Лысина его покрывается капельками пота, он быстро смахивает их ладонью и говорит, глядя в сторону:
Прошу извинить меня, но я должен задать этот вопрос Он замолкает, сопит, подбирая слова, и я не выдерживаю:
Да спрашивайте же, черт вас дери!
Вы изменяли жене? выпаливает толстяк и вжимается в спинку, будто ожидая удара.
Вполне возможно, я бы его и ударил. Будь у меня у жена. Которой я был бы верен долгие годы. Тогда, наверное, вопрос толстяка оскорбил бы меня. Но жены нет. Есть лишь любимая, которую я предал во сне. И которую продолжаю любить наяву. Любить, не признаваясь ей в этом. Хотя, конечно же, Аня давно обо всем догадывается. Но я не собираюсь говорить с ней о любви. Потому что не хочу ломать ей жизнь. А еще потому, что она не любит меня. Не может она меня любить! Не бывает на свете чудес.
Скрипнув зубами, бросаю:
У меня нет жены.
Доктор хмурится. Снова отводит взгляд, дергает лысиной.
Вы успокойтесь, голубчик, бормочет он. Всё в порядке, вы не спите.
Я надеюсь, хмыкаю я, не понимая, к чему он клонит.
Всё в порядке, повторяет психотерапевт. Теперь в его голосе слышится больше уверенности. Успокойтесь, расслабьтесь, забудьте ваш сон и вспомните
Что? начинаю я злиться по новому кругу.
Ну, для начала, с кем вы сюда пришли. Кто ждет вас там. Доктор тычет пальцем-сарделькой в сторону обитой рыжим дерматином двери. Я невольно гляжу на дверь и нервно выхохатываю:
Же?.. на?
Толстяк расплывается в улыбке и умиленно кивает. Словно перед ним любимое чадо, впервые сказавшее «папа».
Злость мгновенно улетучивается. Мне становится страшно. Я вскакиваю и начинаю возбужденно лепетать, словно уговаривая доктора:
Да поверьте, ну нет у меня жены! Вот, смотрите, у меня и кольца обручального нет!.. Я вытягиваю правую руку и замираю. Глаза мои пялятся на распростертую в воздухе ладонь, но я отказываюсь им верить. На безымянном пальце блестит золотой ободок.
Всё. Я не выдерживаю. Кольцо добило меня. Хватаю толстяка за лацканы пиджака, начинаю трясти:
Что это?! Что?! Твои дурацкие методы?! Пока я был в отключке?.. Пытаюсь сдернуть кольцо, но оно сидит мертво, словно вросло в палец. Тупой идиот! Сволочь! Скотина!.. Я выплевываю в лицо доктора и некоторые другие слова, но тот, надо отдать ему должное, выдерживает мой натиск достойно. Ждет, пока я успокаиваюсь и подходит к рыжей двери. Открывает, говорит кому-то за ней:
Анна Михайловна, будьте любезны, зайдите!
Дверь распахивается. В проем шагает Аня. Анютка. Анюшечка. Моя любимая.
Глаза закатываются к потолку, я вижу, как быстро он удаляется, жду удара пола о спину и
* * *
Падаю в белую пустоту. Точнее, мягко опускаюсь в нее. Передо мной по-прежнему сидит доктор. Нет Не доктор. Вообще непонятно кто. Почему-то не могу сфокусировать взгляд на фигуре напротив. Зато, опустив глаза, вижу на себе нелепый красный полушубок с белой каймой. Она сливается с фоном и кажется, что ноги мои в черных сапожках с блестящими пряжками отрезаны и парят отдельно от тела. Я невольно шевелю ими, чтобы развеять неприятную иллюзию. Ноги охотно отзываются. Зато я не помню, кто я такой.
Вслух я ничего не говорю, но ответ получаю сразу:
Как кто? Йолупукки, конечно.
Нет-нет, Йалокин! внезапно вспоминаю всё. Ну, или почти всё. Мой нечеткий собеседник отмахивается:
Да какая разница! Главное, что ты можешь то, чего не могут другие. Значит, ты и есть этот Санта-Клаус. Тирли-динь, тирли-динь, тирли-тирли-динь!.. гнусаво поет расплывчатый хмырь.
Я в очередной раз начинаю злиться:
Да какого?!.. Что я еще там могу?! Кто ты вообще такой?!
Я-то не всё ли равно кто? Голос Неясного тоже становится злобным. А вот ты пакостник! Наворотил, напутал, понимаешь
Что я напутал? Что наворотил?.. Я отчетливо понимаю, что шутки кончились. Но совершенно не могу понять, чего от меня хотят.
Где сон? Где явь? говорит Нерезкий моим голосом. И добавляет грустно и тихо: А любовь? Все-таки есть? Или она лишь сон, вымысел, нелепая ошибка? Голос становится сухим, жестким, чеканным: Выбирай. Исправляй. Мир потерял равновесие, расфокусировался. Он на грани исчезновения. Из-за тебя.
Да почему из-за меня-то?! взываю я то ли к туманному незнакомцу, то ли к белой пустоте вокруг.
Да потому что ты Йалокин. Йолупукки. Санта-Клаус. Просто Клаус, без Санта. Какая разница? Всё равно выбирать тебе.
Что? Что мне выбирать? Мой голос предательски дрожит. Я сдаюсь. Мне ничего не остается.
Где сон, где явь. Как решишь так и будет. Но если ошибешься Мало не покажется. Всем. И тебе тоже. И Анне.
Я наконец-то понимаю. Моя болезнь, где сон перепутался с явью Каким-то образом она повлияла на реальность. Поставила мир на грань исчезновения. И я должен понять, что же в моей жизни сон, а что явь. Где настоящий мир: там, где я со шрамом на лбу, или там, где, обрубив любовь, шрам пересек сердце? Чушь, бред, нелепость!
Да-да, может быть, все-таки бред? Вот это всё тоже бред, очередной сон?.. Тогда не нужно ничего выбирать, всё это чушь собачья. А если все-таки явь, то ее-то как раз и надо выбрать. Как всё очевидно и просто!
Да-да, может быть, все-таки бред? Вот это всё тоже бред, очередной сон?.. Тогда не нужно ничего выбирать, всё это чушь собачья. А если все-таки явь, то ее-то как раз и надо выбрать. Как всё очевидно и просто!
Я не успеваю открыть рот, как псевдооблачный некто произносит усталым голосом:
Не умничай. Выбирай. Осталось восемнадцать секунд.
Постой-постой, протестую я, но тут же слышу отчетливое щелканье метронома. Мозг непроизвольно включает обратный отсчет: «Семнадцать, шестнадцать, пятнадцать»
И я собираюсь. Сосредотачиваюсь. Соображаю, анализирую.
Больница корабль. Мало логики. Это сон. Но тогда явь где я ранен, контужен. Значит, и с логикой у меня может быть не всё в порядке. Или с восприятием, с отображением, с чем еще там Может, как раз больница-здание-корабль это и есть логика, как говорил лысый доктор? В том, что я добровольно пошел к психотерапевту, еще меньше логики. Нет, так мне не определиться
«Семь, шесть, пять»
Ой-ёй-ёй! Думай быстрей! Еще быстрей! Вот так Чувствую, как мыслительные процессы ускорились до предела. Восприятие времени заметно притормозило.
«Чееееетыыыы»
Остается Анна. Любовь единственный критерий. Так ведь и должно быть. Любовь это жизнь. И наоборот.
Итак. В одном случае я предал. Оказался слабаком. Инстинкт самосохранения взял верх. Это позорно, обидно. Стыдно узнать о себе такое, но это вполне возможно. Это реально.
«реее, триии»
В другом А что в другом? С ужасом понимаю, что не помню, как у меня было с любовью в другом случае Любил ли я там Анну вообще? Да и была ли там Анна?..
«Дваааа, ооод»
Вспышка в мозгу. Рыжий дерматин. Дверь. Анна. Жена!
Какая жена?!.. Аня, Анютка, Анюшечка!.. Моя любимая! Она не может быть моей женой!!! Это нелепо, это невозможно, это бред, это соооооон!!!
«ииин!»
Я успеваю.
* * *
Я всё же успеваю прыгнуть, ухватиться за край грубо сколоченных досок. Перехватываюсь, цепляюсь за ступеньку, подтягиваюсь. Черные волны подо мной раздосадованно облизываются, шумят, шуршат о белый борт, шелестят пузырьками злобной пены, заглушают, занавешивают мне уши Но я всё равно слышшшу Тихо-тихо. Слабо-слабо. Удаляясь. Исчезая.
Йалокин!..
Я глохну от спасительного воя сирен.
Щель времени
В темноте даже слабый свет кажется отчетливым и ярким, а звуки, на которые в суматохе дня просто не обращаешь внимания, ночью раздаются близко и громко. Тиканье будильника настолько раздражало Алексея, что он, мучаясь бессонницей, уже не раз собирался его выкинуть. Но жена Ирина возмутилась таким кощунственным мыслям супруга по отношению к «антикварной» механической вещи, и Алексею пришлось вначале терпеть, а потом и вовсе сжиться с этим звуком. Он настолько привык к нему, что сразу проснулся, когда звук прекратился. Зеленеющие во тьме стрелки показывали три часа ночи. Надо было встать и завести будильник, но сознание категорически протестовало против того, что нужно вылезать из-под теплого одеяла, топать к полке и заводить этот проклятый часовой механизм. На полку Алексей его поставил сознательно, чтобы не выключить утром звонок в полусне и не проспать на работу. Теперь это обстоятельство играло против него.
Так он пролежал с минуту, решаясь на неприятное действие, и вдруг заметил, что лежит в постели один. Ирины не было. «Пошла в туалет или попить на кухню, подумал Алексей. Что ж, отлично, будет возвращаться и заведет будильник». И остался лежать, поджидая прихода жены. Но прошло уже минут пять, а Ирина все не возвращалась. «Ира! Где ты там застряла?» крикнул в темноту Алексей. Ответа не последовало. «Что за черт?» возмутился он, все-таки вылезая из-под одеяла. Прошлепал босыми ногами на кухню, зажег свет, заглянул в туалет, ванную Ирины нигде не было. Тогда Алексей включил лампу в прихожей: куртка жены, пальто, плащ, все висело на своих местах. Туфли и сапоги стояли тут же. «Не ушла же она в шубе?» удивился Алексей, но все-таки открыл шкаф. Шуба мирно покоилась на плечиках. Сон окончательно прошел. Куда могла пойти жена ночью, да еще не одевшись в самом разгаре октября, Алексей понять не мог. И вообще, зачем ей куда-то уходить, не сказав ему ни слова? Жили они дружно, особой любви может и не было, но и поводов для ссор тоже. Типичная благополучная семья. Вот и появления ребенка через три месяца ожидают. «А может?! мелькнула вдруг у Алексея дикая мысль, от которой он вмиг покрылся потом. Но нет же, даже бы если что-то случилось, то он ведь все равно бы это услышал, его бы просто разбудили в конце-то концов! Но где же Ирина?!»