Путешествие по разоренной войной стране, где продолжались военные действия, было долгим и трудным. Лишь 30 сентября он смог приехать в Вильно, где состоялись его встречи с думным дьяком Ларионом Лопухиным, а затем и с боярином И.Д. Милославским. Предложение о посредничестве было отклонено. В царской грамоте курфюрсту указывалось, что, если Ян Казимир хочет мира, он должен сам отправить послов с такой просьбой к царю. Одна из целей миссии была достигнута. Л. Киттельман получил «охранную грамоту»: в ней царь предписывал Богдану Хмельницкому и своим воеводам не причинять вреда владениям курфюрста. Однако действие этого документа не распространялось на те польские земли, которые захотели бы перейти под «протекцию» курфюрста. Что касается предложений о союзе против Швеции, о них в отчете Киттельмана о своей миссии ничего не говорилось[82]. Очевидно, русские собеседники на высказывания посланца курфюрста не реагировали.
Размещение шведских войск на землях Великого княжества Литовского и одновременное продвижение русских войск на запад привело к столкновениям на пограничных территориях в районе Браслава, в районе Ковна. Сложности возникали и в связи с тем, что на территории, занятой русскими войсками, находились владения принесшего присягу шведскому королю Богуслава Радзивилла (такая крепость, как Слуцк), которые отказывались подчиняться русским воеводам и впускать русские войска. Стороны, однако, не стремились к обострению отношений.
М. Делагарди 4 августа обратился с письмом к «генералу его царского величества над великими сильными войски». Сообщая о переходе целого ряда земель Великого княжества Литовского (в их числе Браславского повета) под шведскую власть, наместник предлагал прекратить военные действия и сохранять мир, а в дальнейшем о «граничном деле», т. е. об установлении точных границ между русскими и шведскими владениями на территории Великого княжества Литовского, могут договориться шведские «великие» послы, которые направляются в Москву»[83]. 25 августа грамота была доставлена к царю в Вильно[84], и шведское предложение встретило благоприятный отклик. 28 августа царь приказал воеводе С.А. Урусову новому командующему русскими войсками на территории Великого княжества Литовского «учинить заказ крепкой», чтобы «ратные люди» не вступали на земли занятого шведами Браславского повета[85]. 31 августа с ответом на грамоту М. Делагарди от имени Я.К. Черкасского и других воевод был отправлен гонец Афанасий Нестеров[86]. Хотя в грамоте выражался протест против попыток распространить шведскую власть на земли, занятые русскими войсками, и содержалось требование, чтобы Я. Радзивилл перестал называть себя великим гетманом Великого княжества Литовского и Виленским воеводой, воеводы заверяли от имени царя, что мир будет соблюдаться, а решение спорных вопросов будет отложено до того времени, когда приедут в Москву шведские послы и «пограничных городов в уездех и межах договор учинят»[87].
М. Делагарди 4 августа обратился с письмом к «генералу его царского величества над великими сильными войски». Сообщая о переходе целого ряда земель Великого княжества Литовского (в их числе Браславского повета) под шведскую власть, наместник предлагал прекратить военные действия и сохранять мир, а в дальнейшем о «граничном деле», т. е. об установлении точных границ между русскими и шведскими владениями на территории Великого княжества Литовского, могут договориться шведские «великие» послы, которые направляются в Москву»[83]. 25 августа грамота была доставлена к царю в Вильно[84], и шведское предложение встретило благоприятный отклик. 28 августа царь приказал воеводе С.А. Урусову новому командующему русскими войсками на территории Великого княжества Литовского «учинить заказ крепкой», чтобы «ратные люди» не вступали на земли занятого шведами Браславского повета[85]. 31 августа с ответом на грамоту М. Делагарди от имени Я.К. Черкасского и других воевод был отправлен гонец Афанасий Нестеров[86]. Хотя в грамоте выражался протест против попыток распространить шведскую власть на земли, занятые русскими войсками, и содержалось требование, чтобы Я. Радзивилл перестал называть себя великим гетманом Великого княжества Литовского и Виленским воеводой, воеводы заверяли от имени царя, что мир будет соблюдаться, а решение спорных вопросов будет отложено до того времени, когда приедут в Москву шведские послы и «пограничных городов в уездех и межах договор учинят»[87].
М. Делагарди любезно принял русского гонца, сообщил, что он послал «листы» в Браслав, Икажно и Динабург, чтобы оттуда на занятые русскими войсками земли «не въезжали и шкоды, и заказу никакова не чинили». Он также обещал, что, когда встретится с Я. Радзивиллом, «будет ему говорить, чтобы тот впредь воеводою виленским и великим гетманом Великого княжества Литовского писать себя не велел». Вызывало беспокойство лишь настойчивое утверждение наместника, что Слуцк и Несвиж находятся под шведской властью, так как присягу шведскому королю принес не только их владелец Богуслав Радзивилл, но и «тех городов шляхты человек со сто и болыии»[88]. В ответной грамоте, посланной с А.И. Нестеровым, также содержалось требование, чтобы русские войска «тем городом никакие шкоды и разоренья не чинили». Одновременно, однако, в этом документе М. Делагарди подчеркивал, что будет сохранять мир на границе с русскими владениями и «все делать на содержанье советные дружбы»[89]. Шведские власти в Ливонии явно стремились сохранять мир с Россией.
Такое же стремление обнаруживала и русская сторона. Так, в грамоте от 12 сентября царь, предписывая, чтобы в Гродно шведов «не пускали», одновременно требовал: «задора бы с ними никакова не чинили»[90].
В октябре стремление обеих сторон сохранять мир оставалось прежним. 8 октября М. Делагарди обратился с письмом к С.А. Урусову. Он, правда, снова настаивал на принятии Слуцка и Несвижа под шведскую «протекцию», но вместе с тем подчеркивал свое стремление делать так, «чтоб с обеих сторон всякому свое место имети и владети без помешки» до окончания русско-шведских мирных переговоров. В знак расположения он распорядился освободить русских пленных, находящихся у Я. Радзивилла в Кейданах[91]. О том же говорят грамоты, исходившие в октябре 1655 г. от С.А. Урусова. Так, в грамоте от 12 октября ошмянскому старосте Адаму Саковичу, выражавшему вместе с большой группой местной шляхты желание подчиниться власти царя, предписывалось «свейского короля с людми с шведы ссоры и задоров не учинить»[92]. В грамоте, отправленной шведскому наместнику 15 октября, настаивая на том, что Друя должна находиться под русской властью, С.А. Урусов одновременно заверял, что русским людям запрещено нападать на занятые шведами земли «под смертною казнью»[93].
11 ноября на пути к Москве в Смоленске царь принял посланца Карла Густава Иоганна Розелинда. Посланец привез официальное сообщение о начале войны Швеции с Речью Посполитой. Карл Густав выражал надежду, что принятые решения «в добро приняты и истолкованы будут». Он предлагал, чтобы царь приказал своим военачальникам с шведскими генералами «всякую дружбу и доброе умышление держать»[94]. Карл Густав сообщал также о посылке в Москву своих «великих» послов[95].
В своем ответе царь подробно писал об успехах, достигнутых его войсками в Речи Посполитой, на сообщение о войне ответил, что ему об этом «ведомо». Идя навстречу пожеланиям короля, он приказал С.А. Урусову вести переговоры со шведскими генералами «о всяких надобных делах, которые пристоят нам, обоим великим государем, к дружбе». Царь обещал принять все меры к тому, чтобы «свейские послы» быстро и беспрепятственно доехали до Москвы, куда для встречи с ними направляется сам Алексей Михайлович[96]. Характерно, что в грамоте был полностью обойден молчанием вопрос о вступлении шведских войск на территорию Великого княжества Литовского и возникших в связи с этим конфликтных ситуациях. Решение всех спорных вопросов явно откладывалось до начала русско-шведских переговоров в Москве.
Вместе с тем, характеризуя позицию русской стороны, следует отметить одно важное обстоятельство. Сообщая 22 сентября Я.К. Черкасскому о своем решении распустить участвовавшую в летней кампании армию, царь одновременно распорядился, чтобы к весне эти войска были снова готовы к ведению военных действий: «им стать в Смоленску всею службою мая в 9»[97]. В царской ставке, таким образом, не исключали, что весной 1656 г. армия снова может понадобиться.
Достигнутая сторонами договоренность о временном сосуществовании не исключала их попыток укрепить свои позиции на территории Великого княжества Литовского. В сентябре-октябре 1655 г. усилия М. Делагарди и Б. Шютте, наместника Карла Густава в Великом княжестве Литовском, были направлены на то, чтобы добиться заключения соглашения, которое окончательно оформило бы отношения между Карлом Густавом и магнатами и шляхтой, искавшими его «протекции», и узаконило бы пребывание его наместника и его войск на северо-западной территории Великого княжества Литовского. Делагарди и его войска нужны были Карлу Густаву на границе с Восточной Пруссией и соглашение должно было быть заключено до их ухода[98]. Соответствующие документы были оформлены в Кейданах 1523 октября 1655 г.[99]. Карл Густав и его преемники провозглашались наследственными правителями Великого княжества Литовского, которое оставалось особым государством, со своими законами, органами управления и парламентом. Вместе с тем литовская армия подчинялась Карлу Густаву и должна была участвовать в его войне с соседями Великого княжества (в их числе и с Польшей) и во главе органов управления должен был стоять наместник, назначенный королем[100]. После подписания соглашений значительная часть шведской армии во главе с М. Делагарди двинулась на границу с Восточной Пруссией[101].
С русской стороны осенью 1655 г. были предприняты шаги к тому, чтобы распространить русскую власть на те земли Великого княжества Литовского, которые не приняли шведскую «протекцию». Поездка В.Н. Лихарева к литовским гетманам не привела к успеху. Принимавший его Я. Радзивилл заявил, что от имени литовских магнатов и шляхты он обратился к шведскому королю, «чтоб принял нас в подданство», и Карл Густав ответил согласием[102]. Однако выяснилось, что не все в военном лагере под Кейданами разделяли его взгляды. Многие шляхтичи говорили В.Н. Лихареву, что готовы подчиниться власти царя, если царь вернет им владения[103]. Но особую важность для русской стороны представляли заявления второго главного лица в военном лагере польного гетмана В. Госевского. Гетман заявил Лихареву, что он и многие другие «не хотят к шведу». Через Лихарева он предлагал царю и его советникам заключить мир с Яном Казимиром, «а послы будут тотчас готовы». Он заверял, что польский король согласится и уступит земли, «што государь позволит», и даст возмещение за военные расходы. Гетман настойчиво предостерегал против шведов. По его словам, шведы будут сохранять мир, пока не одержат победы в Польше, «а, згубя короля, подлинно на государеву землю швед наступит»[104].