Я зажег свою свечу,
И открыл глаза.
Воском плакала свеча,
И неловким жуком
По щеке ползла слеза.
Владимирка
По Владимирской дороге, утопая в грязи,
Мужичок шел убогий со крестом на груди,
Отбивая поклоны и молитву творя
За детей, что в остроге умирают любя.
А вокруг только прах, что оставила нам
Та старуха немая, что идет по пятам,
Всех равняя с травою под косою слепою,
И рожденный цветок будет скошенным в срок.
А за белою стеною идет яблочный торг,
Там меняют кресты на билет в светлый морг,
Там ты можешь узнать сколько стоит душа:
Литр водки две Кати, а душа ни шиша.
Эй ты, лапотник русский, дворянин с топором,
С беспредельной душою, да заштопанным ртом
Под Смоленском ограблен, под Рязанью убит
И в проваленной яме под крестом пьяный спит.
Ну, а в городе стольном
раскупается люд,
И застой стал застольным:
утром пьют, днем блюют,
Ну, а руки хоть в перстнях,
да под камнями кровь.
Каждый день здесь Христос
распинается вновь.
И оглохший звонарь,
превратившись в язык,
Своим телом о бронзу,
как о вражеский штык,
В колокольном вопле
решил умереть,
Чтоб озябшую Русь
своей смертью согреть.
Книга увяданий
Я открываю книгу увяданий,
Читаю осени печальное письмо,
Чернила золотом прощальным
И листья букв стучат в окно.
Размыты строчки в лужах бледных
Разбросанных осколках дня,
И исчезают запятые в кругах
Нелепого дождя.
Письмо горит листвою рваной,
И кисть рябины мажет холст,
И сладкий сок из раны драной
Пьет запоздалый пьяный дрозд.
Письмо не требует ответа
Ни у тебя, ни у меня,
То эпитафия для Лета
И реквием для Октября.
Размоет дождь сургуч дорожный.
Последний свет мелькнет средь туч,
И по тропинкам осторожно
Скользнет зимы хрустальный луч.
«Когда я пойму себя в себе»
Книга увяданий
Я открываю книгу увяданий,
Читаю осени печальное письмо,
Чернила золотом прощальным
И листья букв стучат в окно.
Размыты строчки в лужах бледных
Разбросанных осколках дня,
И исчезают запятые в кругах
Нелепого дождя.
Письмо горит листвою рваной,
И кисть рябины мажет холст,
И сладкий сок из раны драной
Пьет запоздалый пьяный дрозд.
Письмо не требует ответа
Ни у тебя, ни у меня,
То эпитафия для Лета
И реквием для Октября.
Размоет дождь сургуч дорожный.
Последний свет мелькнет средь туч,
И по тропинкам осторожно
Скользнет зимы хрустальный луч.
«Когда я пойму себя в себе»
Когда я пойму себя в себе,
Тогда я найду тебя в тебе.
Когда я останусь с самим собой,
Ты будешь во мне, а я стану тобой.
Я обращаюсь к тебе во мне
И вижу себя, идущим во мгле,
А впереди на воздушных волнах
Мальчик с нервущейся нитью в руках.
О, бледный отрок, ты тоже во мне,
Тобой я иду в проснувшемся сне,
Я слышу твой шаг, я вижу твой вздох,
И слезы неслышно падают в мох
Искал и нашел,
терял, но не смог,
НЕ ПОМНЮ
Но было порой золотой
Бежал от себя, а вернулся
собой
Уход в себя
Каждый вечер, подойдя к окну,
я вижу свою звезду.
Каждое утро, выходя из дома,
я смотрю на то место,
Где была моя звезда.
Каждый день
я вспоминаю ее свет,
Каждую ночь
я забываю свою жизнь.
«Закончились болезни лета»
Закончились болезни лета
для беспризорников-поэтов,
И осень вялою рукой
червонным золотом сорит,
И дождь звенящей бахромой
с утра ко мне в окно стучит.
В кленовом шелке утопая,
Вновь старый парк зовет меня,
И ветер вдруг с дрожащих веток
Срывает бусинки дождя.
Эпитафия
На смерть философа Курганова Михаила
Мой добрый учитель, мой строгий судья
Унес свой огонь в хрусталь января,
Распятый при жизни он остался собой,
Совести рыцарь, гонимый толпой.
Избранник судьбы, он отдал себя боли,
Он выполнил долг тем, что просто не лгал,
И взял от жизни горбушку и соли,
Хранил, сколько мог, а потом все раздал.
Ученый, поэт, не к месту пришедший,
Разбился о злобу обычных людей,
Но если б сто лет назад он явился,
Он стал бы учителем их же детей.
Он шел к своей смерти, он видел ее,
Он знал этот день, как имя свое,
Сказав мне, что корни не могут держать,
Когда будет снята вторая печать.
Все вышло, как вышло, осталась печаль,
Поземкой бегущая в грустную даль,
Зачатая жизнью, обвенчана сном,
К нам мудрость вернется с погостным крестом.
А смерть это только начало пути
Из вечности вечность, от плоти земли.
Он верил и знал, и делал, что мог,
И тут его мудрость, а с ним его Бог.
Мой добрый учитель, мой строгий судья,
Унес свой огонь в хрусталь января,
Сказал мне «ищи» и оставил мне свет
на вечный вопрос, не сказав свой ответ.
Он тихо ушел, не прощаясь с Миром,
Храни его, Бог, и прими его с миром.
«Для меня каждый день, как последний»
Для меня каждый день, как последний,
Каждый шаг, как начало пути.
Я с утра мечтаю о звездах,
А в ночи ищу солнца лучи.
Хоть не вижу, но чувствую сердцем,
Пусть не слышу, но звуки во мне,
И рисую невидимой кистью,
И играю на рваной струне
«Вчера еще мороз искрился»
Вчера еще мороз искрился,
И новогодний бал шумел,
Сегодня лето веселится,
А завтра осени предел.
Был мал и времени не ведал,
Взрослею- все наоборот.
Все ровно стало и обычно,
Вот только год, как день мелькнет.
Стихотворение для Маши
Я пишу о тебе, я пою для тебя,
Я рисую твой мир на холстах.
Я ищу твоих губ, я прошу твоих рук,
Растворяясь в бездонных глазах.
Твое тело как книга, твоя кожа как снег,
И миндальный туман среди кос твоих рек,
Твои руки, как ветви, нежно и плавно
Ищут в зеркале пруда томлений желанных,
Твоя кровь пряность вешних, оторванных вод,
Твои брови, как арок узорчатый свод
Над печальной рекой жаждущих глаз,
Уводящих в невинность и вводящих в соблазн.
И твой голос, как тихий лесной ручеек,
И улыбка как резвый шалун мотылек.
Твои губы колодец для утренних рос,
В твоем имени горьком зерно родилось.
Маятник
Маятник
Все раскрутилось панцирем улитки
И прячется в него же от себя
Причудливые тени маргаритки ласкают стены,
то дрожит свеча
И маятник часов, безвольный исполнитель,
Резное дерево твоя всегда обитель,
Отстукиваешь время, трагедия неведома тебе.
Что для тебя печаль о вновь ушедшем дне?..
Кто-то сказал, что завтра будут те же
И утро, и дела, и верная печаль,
Все это будет, но все реже, реже,