«Но почему?» чуть не вырвалось у Яшки, для которого привлекательность Люси, была сопутствующим его желаниям фактором и просто грех не использовать его в личных целях. Впрочем, здесь это не приветствуется открыто и поэтому приходиться сдерживаться на виду, а уж не на виду, то это совсем другое дело.
Хочешь, наверное, спросить, почему? второй господин своей проницательностью, заставляет Яшку вздрогнуть.
Да нет, найдя в себе силы, Яшка идёт в отказ.
Нет или да? А то что-то не совсем понятно, второй господин, явно хочет довести Яшку и лезет со своими вопросами.
Нет, снова твёрд тот.
А я говорю, да, издевательствам этого второго господина уже нет предела.
А ну, замолчали оба, устав от этих препирательств, а может, просто оттого, что поперхнулся от этих незамолканий, ключевой представитель, решил вмешаться. Значит, так. Слушай меня внимательно, ключевой представитель грозно посмотрел на Яшку, который, вжав голову в плечи, принялся внимать. Мы не поощряем всякий кривотолк в сторону наших рекомендаций, а это значит одно: непонятливым здесь не место. Так вот, я тебе сейчас задам несколько вопросов и если не увижу должного понимания, то тогда, можно сказать, нам не по пути, ключевой представитель внимательно посмотрел на всё так же стоящего по стойке смирно в середине кабинета Яшку, после чего, не дожидаясь ответа, начал задавать вопросы.
Вашим гидом по Парижу будет француженка Люси, первый же вопрос не вопрос (А что тогда?), произнесённый ключевым представителем, смёл в Яшке все остатки самоуверенности, и перед его глазами встала любимая кинокартина детства, которая метафорически получила своё развитие в его воображении:
«Карабас Барабас и Дуремар подкреплялись жареным поросёночком. Хозяин подливал вина в стаканы.
Карабас Барабас, обсасывая поросячью ногу, сказал хозяину:
Дрянь у тебя вино, налей-ка мне вон из того кувшина! и указал костью на кувшин, где сидел Буратино.
Синьор, этот кувшин пуст, ответил хозяин.
Врёшь, покажи.
Тогда хозяин поднял кувшин и перевернул его. Буратино изо всей силы упёрся локтями в бока кувшина, чтобы не вывалиться.
«Карабас Барабас и Дуремар подкреплялись жареным поросёночком. Хозяин подливал вина в стаканы.
Карабас Барабас, обсасывая поросячью ногу, сказал хозяину:
Дрянь у тебя вино, налей-ка мне вон из того кувшина! и указал костью на кувшин, где сидел Буратино.
Синьор, этот кувшин пуст, ответил хозяин.
Врёшь, покажи.
Тогда хозяин поднял кувшин и перевернул его. Буратино изо всей силы упёрся локтями в бока кувшина, чтобы не вывалиться.
Там что-то чернеется, прохрипел Карабас Барабас.
Там что-то белеется, подтвердил Дуремар.
Синьоры, чирей мне на язык, прострел мне в поясницу кувшин пуст!
В таком случае, ставь его на стол мы будем кидать туда кости.
И вот, можно сказать, Барабасом брошена первая кость в его кувшин мудрости, который, как верно заметил хозяин харчевни, в данный момент оказался совершенно пустым».
Яшка, смутившись своим положением и незнанием того, что нужно отвечать, решил идти универсальным путем, предлагающим на всё соглашаться.
Да, ответил Яшка, что, судя по виду ключевого представителя, этого Барабаса, удовлетворило его.
Ещё раз напоминаю, француженка Люси изучает русский язык, в связи с чем, она не раз была по студенческому обмену в России, от которой она без ума и поэтому очень рада, в таком качестве поработать с русскими туристами. Такое общение поможет ей подтянуть разговорную речь, Барабас замолчал и ожидающе уставился на Яшку, который всё ещё впитывал выдаваемую информацию. Ну, чего молчишь? вновь влез в разговор этот Дуремар.
Ну, мне кажется, всё понятно, Яшка, уловив суть этого теста на понятливость, снова определённо расхрабрился и начал дерзить.
А вот мне, ещё не совсем насчёт тебя понятно, лезет в свою бутылку этот Дуремар.
Общая увлечённость, всегда сближает. Ну а когда она при этом вызывает симпатию, то ещё и убеждает, Яшка сверкнул глазами в сторону этого Дуремара, которого он, скорее всего, уделал своим ответом.
Я вижу, ты уловил суть, ухмыльнулся Барабас и, хлебнув на Яшкину дорожку, отправил того восвояси. И когда Яшка уже оказался за дверьми этого офисного кабинета, то он не слишком поспешил удаляться от них, слыша, как ему показалось, доносящийся из-за дверей следующий разговор:
Положу Буратино на ладонь, хвастливо говорил Барабас, другой ладонью прихлопну, мокрое место от него останется.
Этот негодяй, вполне этого заслуживает, подтверждал Дуремар, но сначала к нему хорошо бы приставить пиявок, чтобы они высосали всю кровь
Но так ли это было на самом деле, или же это плод разыгравшейся фантазии Яшки, трудно даже ему сказать, ведь как только, для лучшей слышимости, он собрался приставить ухо к щелке двери, то в этот же момент, согласно закону подлости, в коридоре появилась не менее любопытная, какая-то серая личность, которая, испытывая неудовлетворение своей серостью, за счёт любопытства и компенсирует свой недостаток. Так что Яшке, заметившему упёртость глаз на себе этой появившейся серости, не захотелось испытывать на себе этот взгляд и он, подняв высоко голову, отправился на выход из этого здания, так и не узнав, что же на самом деле говорили меж собой Барабас с Дуремаром.
А между тем послушать было о чём.
Богдан, заходи, стоило только Яшке скрыться за дверью, как Барабас поднялся с места и, пройдя к другой внутренней двери, открыл её и позвал скучавшего там, в отдельном кресле, мышцевого вида господина, очень сильно смахивающего на одного неторопливого пассажира. После чего Барабас вернулся на своё место, ну а Богдан занял свободный стул у стенки.
Ну, Богдан, у нас к тебе есть дело требующего твоего индивидуального подхода. Ай, прости, как ты там любишь говорить? Своего отдельного разговора, начал Барабас.
Я слушаю, жёсткость холодного взгляда Богдана, которым он обдал собеседников, заставивших его заниматься несвойственным ему делу: слушать, очень красноречиво говорила о том, что могло грозить тем, кто его не слушает и, более того, не слушается.
Глава 5
Париж, Париж, а местами и «де Пари»
Париж хорош тем, что в нём меня всегда кто-то ждёт, даже если у меня там никого нет. (Е. Кос.).
Ты чего остановился-то? получив свой багаж, Яшка было направился к выходу, но, заметив у дверей, застывшего в нерешительности Фому, ведущих в это, так сказать фигурально, окно в Париж, решил подбодрить его в первом лицезрении этого города. Хотя он, не слишком виден с аэропорта, так что, выйдя в двери, перед тобой предстанет такой же аэровид, которым может похвастаться любой среднестатистический аэропорт.
Ты чего остановился-то? получив свой багаж, Яшка было направился к выходу, но, заметив у дверей, застывшего в нерешительности Фому, ведущих в это, так сказать фигурально, окно в Париж, решил подбодрить его в первом лицезрении этого города. Хотя он, не слишком виден с аэропорта, так что, выйдя в двери, перед тобой предстанет такой же аэровид, которым может похвастаться любой среднестатистический аэропорт.
Чё-то волнуюсь, эта детская непосредственность, с которой выразился Фома, хоть и слегка, но всё же защемила сердце Яшки, забывшего и уже не знающего этого удивительного чувства придавать значение новизне, открывающей сердце для этой встречи. Это было им в корне вырвано, оставив лишь воспоминание, которое совестливо и защекотало его сердечный отдел.
Не дрейфь, пройдёт, Яшка, дабы не мучить себя рассусоливаниями, хлопнул Фому по плечу и, направив того, выдвинулся вперёд к выходу. Там же, пока они тут мялись на месте, уже столпилась эта фанатская группа, которая за время полёта растеряла самоуверенность и запал, и в некотором осадке, во главе с тем мускулистым парнем, пыталась собрать себя воедино и должным образом представить через свою частность лицо страны.
Когда же эта представительная часть, кое-как, всё-таки смогла преодолеть этот дверной барьер, разделяющий, кажется, один мир, в который почему-то входят разные миры. И, как оказывается, не просто миры, а по прихоти некоторых весьма глубокомыслящих умов, имеющие свою категорийную классификацию. Ну а так как ими, так же было принято правило, не выражаться и вести себя политкорректно, то давайте лучше промолчим и проследуем через таможенный контроль, где лучше не только молчать, но и на все их, такие каверзные вопросы, которые так и наводят на философствование, лучше отвечать своё твёрдое «нет». Ведь их намётанный глаз, не только всё зорко видит, но и предусматривает ваш осмотр-досмотр в отдельной комнате, где они могут вам заглянуть туда, куда вам уж точно не заглянуть и отчего вам станет не до всякого философского смеха.
Но Фоме, ввиду его малого знания иностранных языков, не пришло на ум завести с таможенной службой философских бесед, на что, впрочем, и они не испытывали большого желания на его безбородый счёт. Так что он, быстро пройдя эту часть пути к своему Парижу, наконец-то, оказался у стеклянной витрины, ограждающей помещение аэропорта от улицы. А ведь для него, это была как раз та витрина, через которую он мог видеть предложения этого нового мира. И хотя транспортная развязка и всё, что было с ней связано и завязано на ней, как вся эта автосуета на дороге и людская суета вокруг транспортных средств, широко и приглашающее раскрывших свои двери для любого из вновь прибывших гостей и необязательно гостей, не слишком привлекала глаз и даже ничем особенным (Проектировщики и архитекторы, помолчите, не до вас.) не выделялась. Всё же для Фомы, как для первооткрывателя, всё было интересно и очень наблюдательно приметливо.
А особенно вон та молодая особа, которая шла выдержанной, в нужном темпе и настрое походкой, опиравшейся для своей неотразимости на вышесреднего шпильки. Они, хоть, и придавали уверенности и полноценности этой девушке, но она, решив не останавливаться на этом, и, видимо, посчитав, что для того, чтобы что-то подчеркнуть, так же нужно, это что-то и выделить. Для этого ею и были предприняты соответствующие её фигуре и лицу косметические меры, умеющие очень чётко подчеркнуть то, что необходимо, для того чтобы вы никогда не прошли мимо и тут же на месте были готовы обо всём забыть. Ну а стоит ей поманить пальчиком, то вы сразу же направите шаг вслед за ней. Но она никому не манит пальчиком, хотя её взгляд так и манит свернуть всем мимо проходящим шею, а никуда не сворачивая, идёт прямо по направлению Фомы и присоединившихся к нему Каца и Яшки.