Он вдруг остро позавидовал им. Новая жизнь, которую собрался с завтрашнего дня начать, показалась серой и нудной. Ну, и что Нинка? Хорошая баба, семейная и постельная, никто не спорит. А дальше что? Сиди дома, колупайся в огороде, считай рубли до получки?.. А для просветления жизни в кино, глядеть на крашеную свинарку?.. А где же воля?..
В сей миг голос вокзального диктора объявил о поезде на Хабаровск, том самом скором, с которого почти сняла его Феня. Верно, сама Левина судьба заставила поезд в тот день опоздать на два часа. Ах ты, Феня, добрая душа! Как же ты утешишь любимую племянницу, как справишься со свадебным конфузом!..
Лева стремительно ринулся к кассе. Со словами: «Командировка по брони» растолкал очередь, пробрался к окошку, протянул деньги, предназначенные на свадебный костюм, и сказал:
Плацкартный
Свадебный обруч
1
Отслужив срочную в железнодорожных войсках, Иван Сверяба решил внести свою лепту в строительство светлого будущего. В рембате, где он служил, старшина-сверхсрочник обнаружил у него золотые руки и смекалистые мозги, столь необходимые при ремонте механизмов, когда не хватает запчастей. Так что кадром на больших и малых стройках он был нужным. Но долго на одном месте не засиживался. Имущество его не обременяло: рюкзак с бельишком да гитара о семи струнах. Бельишко он время от времени выбрасывал из-за трудностей с отстиркой, а гитару берег и холил она была ему помощницей в любой компании и, конечно же, в амурных делах. Однако связывать себя брачными узами он не собирался.
В Казахстане Иван оказался из-за красноречия вербовщика, а больше по своей бродяжьей натуре. Вербовщик наговорил сказок: никакого уютного общежития на новой стройке не было. Да Иван и не надеялся на это, наученный прежним опытом. Иван Сверяба снял угол у разбитной старушенции, превратившей свою хибару в постоялый двор. Но запирать себя в этом углу еженощно намерен не был.
Начиная ухаживать за какой-нибудь красотулей, он с места в карьер объяснял ей, что жениться не собирается, во всяком случае, в текущем году. Он так и говорил: в текущем. И попадал сразу в двух зайцев: не кривил душой (все равно же разбегаться придется!) и в то же время напускал туману, вроде бы намекал на будущее, когда текущий год пронесет мимо.
А женское сердце инструмент особенный, со скрытым источником питания. Сразу и не предугадаешь, в какую сторону стрелку качнет. На прямые мужские слова стрелка чаще всего не реагирует. Ей бродячие токи нужны, что возникают вокруг слов, от второго или третьего их смысла, которого и нет вовсе. Обещает парень жениться врет! Говорит: не женюсь вдруг проверяет на выдержку в текущем году?..
Так получилось и с Томкой.
Была в пыльном городке аллейка вокруг замусоренного пруда с названием «Брод». Молодежь по вечерам выползала туда на погляделки. Иван подчалил к девчачьей парочке, устроившейся на вросшей в землю скамейке. Спросил ту, которая была поблондинестее и с грудями торчком:
А где ваша скрипочка?
Какая скрипочка? та даже растерялась.
А разве не вы вчера в доме культуры играли на скрипке? Ну, прямо копия: волосы, шея, плечи
Пока выясняли, кто играл на скрипке и играл ли вообще, успели познакомиться. А потом и подругу спровадили. Стояло душное лето. Даже вечер не освободил землю от зноя. Жила Томка на Сиреневой улице, хотя ни одного куста сирени во всей округе Иван и в глаза не видел. Провожал он свою новую знакомую между какими-то поставленными вразброс бараками. Во дворе, куда они зашли, было темно и сладковато пахло гнилью. Подле высокого крыльца он обнял ее. Она пискнула: «Наглеть не надо!»
Между поцелуями выяснил, что живет она с матерью, но у нее своя комната, что работает медсестрой в больнице и что замуж пока тоже не хочет. У нее были красивые глаза, серые, большие, ресничные, под темными дугами бровей. Такие лица рисуют на парфюмерных этикетках. Только губы чуть подкачали, верхняя заметно перекрывала нижнюю. Впрочем, это не портило портрет, даже придавало некое своеобразие.
А как насчет чаю? спросил Иван, вдоволь натоптавшись у крыльца.
Поздно. Маму разбудим
Чай был через встречу. И уговаривать не пришлось, гитара уговорила. И мать спала праведницей, не мешая дочернему счастью. Она вообще предоставила Томке полную самостоятельность, и блуд воспринимала, как житейскую потребность.
Мать делала вид, что не слышит, когда он с рассветом выползал из сеней в носках, чтоб не топать, и, усевшись на крылечную ступеньку, надевал башмаки. Однажды, обувшись, задержался на крыльце, глядя, как отходит ночная синь от жухлых акаций, чудом пробившихся к свету. Посидел так минут пять-шесть и услыхал шаркающие шаги за дверью: мать встала, чтобы задвинуть за ночным гостем засов.
Иван взял себе за правило: не задерживаться долго в одной постели. Как учует, что руки подружки начинают сжиматься в свадебный обруч, так и ходу. По-честному, в открытую, чтобы избыть всякую надежду с ее стороны.
И с Томкой подошла пора расставаться. Он это почуял кожей. Пирожки с требухой, на которые ее мать была отменной мастерицей, стали застревать в горле. Совсем уж решился на последний разговор, но Томка опередила:
Вань, зашептала в одну из ночей сказать тебе хочу, только не сердись Понесла я, Вань. Второй месяц уже.
Он поначалу не понял, что такое она «понесла». А когда вдумался во «второй месяц», сообразил. И задосадовал на себя и на Томку. Даже отодвинулся от нее, вгляделся в бледное от лунного света лицо. Луна сияла в окно, как плохо вычищенная бронзовая тарелка. Лицо у Томки было вопросительно-испуганным, и верхняя губка с малой родинкой страдальчески оттопырилась.
Как же ты, а? не скрыл он огорчения. Чего не береглась-то?
Я береглась. Все равно попалась. Как решишь, так и будет.
А чего решать-то? В больнице работаешь.
Он погладил ее по плечу. Она обиженно натянула до подбородка одеяло, отделив себя от его руки. Отвернувшись, произнесла:
Ладно, сделаю
Так обозначилась отсрочка прощального вечера. Пока она договаривалась с какой-то Маргаритой Станиславной, врачихой, он продолжал ходить к ней. Мать по-прежнему пекла пирожки, плавала по комнате утицей. Она напоминала Ивану утицу не только переваливающейся походкой, но и слегка сплюснутым на конце носом. У Томки нос был видно отцов, аккуратненький, с курносинкой. Потчевала бабка Ивана, как близкую родню и не скрывала, что мыслит его любимым зятем.
Через пару дней после того, как он узнал, что Томка забеременела, старая попросила:
Ты бы, Иван, помог гардероб привезти. Сторговала я у одного бобыля по дешевке. Как-никак механиком в гараже трудишься, дадут, чай, машину
Он и не просил машину. Уговорил одного из шоферов сделать после смены левую ходку, загрузил вместе с ним допотопный гроб с фанерными завитушками и перевез на пыльную Сиреневую улицу.
Полагалось соблюсти традицию обмыть покупку. Мамаша сама водрузила на стол казенную белую головку. Выпили по одной и по другой, и тут в дверь громко застучали. Томка вздрогнула. Мать осторожно подплыла к сенным дверям, наклонилась к замочной скважине, прислушалась. Опять затарабанили.
Кто там? спросила она.
Пусть Томка спустится, послышался мужской, с сипотцой голос. Поговорить надо.
Багратка пришел, испуганно повернулась мать к дочери.
Та вжалась в стул, потом распрямилась, гордо так вскинула голову. Сказала Ивану с извиняющейся улыбкой:
Я сейчас.
Откинула в сенях засов. Оставив дверь открытой, сошла с крыльца.
Ты что ходишь? услышал Иван ее приглушенный голос. Сгинь с глаз!
Тамарочка, засипел в ответ Багратка. Мышка моя
Сгинь, паразит! удерживая голос, прошипела Томка.
Эт-та как эт-та «сгинь»? Зачем сгинь?.. Ах, ты, сученка клыкастая! Значит, я сгинь, да? А как дрова или уголь надо «в гости приходи»?..
Сверяба поднялся из-за стола. Мать хотела было остановить его, но опустила руки на колени и замерла.
Ты мне кто, муж? перешла на крик Томка. Паразит ты сусатый и спекулянт! Топай отсюда, чтобы мои глаза тебя не видали!
Тамарочка, засипел в ответ Багратка. Мышка моя
Сгинь, паразит! удерживая голос, прошипела Томка.
Эт-та как эт-та «сгинь»? Зачем сгинь?.. Ах, ты, сученка клыкастая! Значит, я сгинь, да? А как дрова или уголь надо «в гости приходи»?..
Сверяба поднялся из-за стола. Мать хотела было остановить его, но опустила руки на колени и замерла.
Ты мне кто, муж? перешла на крик Томка. Паразит ты сусатый и спекулянт! Топай отсюда, чтобы мои глаза тебя не видали!
Я тебе покажу «не видали»! Я тебя приколочу, подошва!
Появившийся на крыльце Сверяба увидел, как Томка со всего размаху залепила ухажору пощечину. А тот был маленький и тощий. Только грозно топорщились шикарные усы. Выйдя из столбняка после оплеухи, усатик схватил Томку за ворот кофточки, рванул, располосовав до пояса. Иван спрыгнул с крыльца, вмиг оттеснил Томку, успел сказать ей: «Иди домой!», легко крутанул усачу руки:
Г-гаденыш, язви тебя в бочку! Брысь отседова, покуда не завинтил по шляпку!
Тот вырывался, норовя пустить в ход зубы, время от времени вскрикивая:
Я твою мать Я весь твой род
Иван треснул его по шее, от души так треснул. И еще раз в подглазье. Тут Багратка изловчился, хватанул зубами его палец, вырвался и уже на бегу продолжал сыпать проклятия всем Ивановым предкам и потомкам.
После бегства усатого кавалера все почувствовали душевную неловкость. Томка кинулась смазывать йодом Иванов палец, бинтовать надумала, но он отмахнулся.
Давай, Иван, еще по одной для успокоения, предложила мать.
Но успокоиться не пришлось. Во дворе опять раздался Баграткин голос:
Кучерявый! Если ты мужчина, выйди!
Иван тронулся было к дверям, но дочь с матерью усадили его.
Буйный он. Ножиком чикнуть может. Не связывайся, Вань.
Мать проворно вынесла в сени табурет, забралась на него, выглянула в оконце под самой крышей и ахнула.
Господи спаси! пробормотала. С косарем пришел.
Вообще-то Ивану не хотелось выходить под косарь. Но мужское достоинство не позволяло сидеть взаперти. Потому он дважды порывался к дверям и, не особо сопротивляясь, давал женщинам снова усадить себя за стол.
Через полчаса усатик утих. И все обошлось бы, все покатилось бы по привычному кругу, но вскоре в дверь снова постучали.
Откройте милиция!
Мать даже перекрестилась от неожиданности. Вошли старшина и сержант. За их спинами объявился Багратка, без косаря, зато с синяком под глазом.