Ольга Репина
Жабьи дети
Глава 1
Мадам Женевьева Лаке открыла окно и глубоко, до покалывания в легких, вдохнула свежий морской воздух. Рядом с домом лениво шевелили своими мощными зелеными ветвями деревья, посаженные еще родителями ее покойного мужа. Было по-утреннему тихо. Лишь птицы нарушали эту тишину. Семья скворцов возилась в своем домике на дереве, стрижи носились в воздухе, издавая узнаваемый свистящий звук, горлицы гортанно ворковали под окном.
Да, у мадам Женевьевы здесь чудесно, об этом говорили все, кто приезжал к ней из города. Птицы поют, как в раю. Воздух не надышишься. Если добавить к этому парное молоко от собственных коров, да пышные нормандские омлеты с зеленью «о фин ёрб» по утрам, то понятно, почему приезжие так неохотно покидали дом мадам Женевьевы.
Она вообще любит чистоту и порядок. Аккуратность свойственна нормандским женщинам, но мадам Женевьева превзошла всех своих знакомых в радиусе двадцати километров. В соседнем городке Понтабери и близлежащих виллах о ее педантичности ходили легенды. Например, дорожки в саду и перед домом выкладывали только белыми камнями, которые специальный работник собирал на побережье. Столовые скатерти и постельное белье менялось через день, и тщательно стиралось прачкой вручную, так как мадам Женевьева не признавала механической стирки с помощью машин. Она считала, что так портится чудесное льняное полотно, из которого были сделаны постельные принадлежности, полотенца и скатерти, все это она получила в приданое, выходя замуж за мсье Пьера Лаке. «Такой ткани сейчас уже не делают, бурчала она, наблюдая за прачкой. Поэтому, милочка, поосторожней!». Затем все белье сушилось на толстых, почти корабельных канатах, на свежем благоухающем морском ветру, гладилось специальным утюгом и убиралось на храниние в комоды. Перекладывалось все это великолепие специальными матерчатыми мешочками с благоухающей сухой травой, тайны состава которых, мадам Женевьева никому не выдавала. Зато, когда это белье извлекалось из глубин комода и стелилось на старинные пышные перины, то гостям не хотелось вставать по утрам из-за блаженства, которое они испытывали, проведя ночь в этом чуде. Тот же порядок был и на кухне, и в буфетной, и в столовой, и в подвале среди припасов, и в мансарде среди ненужных вещей, и во всех многочисленных закоулках ее небольшого имения.
Несмотря на свои шестьдесят пять, мадам Женевьева еще очень деятельна. Сегодня, например, она ждет своего любимого племянника Франсуа, сына покойной сестры Аннеты. Поэтому с раннего утра в хлопотах по дому.
Служанка, молоденькая Дениз, дочка ее бывшей горничной, что-то запаздывает сегодня, хотя мадам Женевьева не любит необязательности и неаккуратности своей прислуги. У неё не так много средств, чтобы после смерти мужа, таможенного служащего, позволить себе оплачивать нерадивых домашних помощников. Поэтому приходится экономить, многое делать самой, а эти служанки нынче совсем не те, что раньше. Меньше, чем за пятьдесят франков в месяц не соизволят что-то сделать без напоминания.
А силы уходят. Если не присматривать за домом и садом, все придет в запустение. Но мадам Женевьева не сдается. Многое ей пришлось перенести в жизни, поэтому спокойная старость с хорошей пенсией, которую оставил ей муж, не самое плохое время, которое она проживает.
Она цепким хозяйским взором осмотрела будущую комнату племянника. Франсуа непривередлив, да и средства ее скудны, чтобы специально делать в комнате ремонт к его приезду. Но ударить в грязь лицом мадам Женевьева не может, поэтому в комнате она навела блеск. Белые с шитьём крахмальные занавески на окнах все те, еще из её приданого, старый, но удобный диван, обитый черной клеёнкой. Он, правда, поистрепался и даже кое-где протёрся, но вида комнаты он не портит. Наоборот, на вкус мадам Женевьева, он придает комнате удивительно уютный и домашний вид. Особенно, если прикрыть его этим самодельным пледом в стиле лоскутной техники. Странно, мадам Женевьева помнит каждое свое платье, из которых нарезались квадраты разной величины для изготовления этого пледа. Даже помнит, как она блеснула на морской прогулке и пикнике в честь повышения мужа в сером кашемировом костюме с розовой блузкой и такой же шляпкой, украшенной перьями чайки. И мадам Женевьева с нежностью провела своей грубеющей от работы и старости рукой по довольно большому куску серой ткани на пледе.
Итак, к встрече Франсуа все готово. Надо только приготовить его любимый пирог с сардинами и подать графин кальвадоса местной крепкой яблочной водки. В Нормандии всегда обожали сытно поесть нормандцы веселый и трудолюбивый народ, не признающий никаких диет. Веселиться, так веселиться. А обедать, так обедать. Застолья здесь всегда сытные и обильные. Хозяйка считается неважной, если гость не увидит у нее на столе знаменитого рыбного супа, который заправляют орехами и запивают кальвадосом. Выдумывать здесь не любят, предпочитая простые рецепты, но мадам Женевьева уже предвкушала, как она будет баловать своего любимого племянника жарким из утки «канар а ля руанезе», маленькими аппетитными колбасками «андуй», улитками в вине, ароматными омлетами и знаменитыми бисквитами, внешне очень похожими на морскую гальку. «Обязательно будем обедать по-старинке, дважды, подумала мадам Женевьева. Перед первым обедом, не торопясь, выпьем по рюмочке кальвадоса на террасе, а в перерыве между трапезами или, как называют в здешних местах, в «тру норман» «дыре», племянник будет развлекать меня рассказами о Париже и своих научных друзьях!»
Мадам Женевьева очень гордилась тем, что они с мужем помогли Франсуа получить высшее медицинское образование, хоть его обучение в Сорбонне и стоило им немало. Все это было сделано в память о младшей сестре, соблазненной приезжим ловеласом-военным и умершей при родах. В наследство семье Лаке достался маленький орущий комочек, которого сейчас зовут мсье Франсуа Тарпи, и небольшая рента в банке все деньги умершей сестры.
К чести мадам Женевьевы и ее мужа, эти деньги остались в целости и сохранности, хотя в их семье были скудные времена. Снимались только проценты, и то, иногда, сама же сумма была неприкасаемой. Это были деньги Франсуа, и это не обсуждалось. «Мало ли на что могут понадобиться деньги мальчику?» вопрошала мужа мадам Женевьева.
С улицы раздался звонкий смех Дениз.
«Вот гадкая девчонка, подумала мадам Женевьева. Я с утра как белка в колесе, а она флиртует с кем-то!»
И она поспешила вниз по лестнице, насколько могли позволить ее больные ноги.
Действительно, мадам Лаке не ошиблась. На крыльце дома стояла хорошенькая, крепенькая девушка в аккуратном синем платье, пышном белом переднике, подвязанном немного выше талии и старомодных черных туфлях на босу ногу.
Рядом, присев на раму велосипеда, расположился молодой человек, одетый по-рабочему, в вязанном толстом свитере и старых брюках, заправленных в высокие рыбацкие сапоги. На голове его, покрывая пышные вьющиеся волосы, красовалась видавшая виды кепка. Увидев мадам Женевьеву, он приятельски улыбнулся.
Доброе утро, мадам, вежливо сказал он и снял кепку с головы. Какое чудесное утро, не правда ли?
Правда, утро чудесное, Шарль, ответила сердито мадам Женевьева.
Она повернулась лицом к Дениз и, немного скривив губы в недовольной гримасе, спросила:
А вы, милочка, когда собираетесь приступить к своим обязанностям? Я жду вас уже несколько часов, и самостоятельно навожу порядок в доме. Хотя, насколько я помню, это ваша обязанность. И за это вы получаете деньги, которые, видит Бог, достаются мне нелегко!
Дениз в ответ скривила милую гримаску и, не говоря ни слова, прошла в дом. Напоследок она оглянулась, послав Шарлю искрометный и много говорящий взгляд озорных карих глаз, который мадам Женевьева по своей старости и нерасторопности, конечно же, не заметила.
Как поживаешь, Шарль? спросила мадам Женевьева молодого человека, потому что необходимо было что-нибудь спросить. На этот случай у нее в запасе всегда было пара-тройка общепринятых вопросов, выражавших если не явный, то хотя бы формальный интерес к собеседнику.
Нормально, хитро щурясь, ответил Шарль, как видно, все понимавший. Если бы еще и рыба ловилась! Что-то позабыли наши моряки о хорошем улове.
Мадам Женевьева подняла к небу свои выцветшие, когда-то голубые глаза и пожевала губами.
Зря ты пошел в рыбаки, после нескольких секунд молчания изрекла она. Говорила я тебе, непутевому: нечего менять коней на перепутье. Выучился писарскому делу, вот и работай всю жизнь, как мой муж, как твой отец. А ты скачешь, как молодой воробей. То да се, а на кусок хлеба с маслом не можешь заработать. Вот брюки на тебе грязные, кепка мятая и свитер залатанный. Что хорошего?
А что плохого? засмеялся в ответ Шарль. Я, мадам, не вижу трагедии в том, что человек себя ищет. Ведь это свойственно каждому искать себя и свое предназначение. Ну, поработал я писцом в таможне при вашем муже. Хороший был человек, пусть земля ему будет пухом. И относился ко мне по-доброму, а все равно не нравилось мне у него работать. Сиди целый день, да знай, скрипя пером, бумаги переписывай. Работа скучная, оплачивается плохо.
А что плохого? засмеялся в ответ Шарль. Я, мадам, не вижу трагедии в том, что человек себя ищет. Ведь это свойственно каждому искать себя и свое предназначение. Ну, поработал я писцом в таможне при вашем муже. Хороший был человек, пусть земля ему будет пухом. И относился ко мне по-доброму, а все равно не нравилось мне у него работать. Сиди целый день, да знай, скрипя пером, бумаги переписывай. Работа скучная, оплачивается плохо.
Зато стабильно, вставила мадам Женевьева.
Стабильно, согласно кивнул Шарль. Да все равно мне на жизнь не хватало. Сейчас я сам себе хозяин. Хочу выйду в море, не хочу лодку чиню или в таверне, у мсье Жана, вино пью. Я вольный житель Вандеи. А в таможенной конторе я целыми днями только и делал, что бумажную пыль глотал и чуть в канцелярскую крысу не превратился.
Тут он прикусил язык и искоса глянул на мадам Женевьеву, ведь в городке ее покойного мужа за глаза называли именно так «канцелярская крыса».
Но Шарль зря опасался. Мадам Женевьева его совсем не слушала, ее мысли были где-то очень далеко.
Ну, так я поехал, сказал Шарль, садясь на велосипед и оглядываясь на свою собеседницу, застывшую на крыльце.
Он оттолкнулся ногой от земли и бодро закрутил педалями.
Только тут мадам Женевьева, задумавшаяся о своем племяннике, который был одного возраста с Шарлем, заметила, как тот уезжает.
Шарль, слабо прокричала она ему в след, а как твоя матушка, выздоравливает?
Шарль что-то прокричал в ответ, но так как он был уже довольно далеко, а мадам Женевьева была глуховата, то она ничего не разобрала, но подумала, что если бы мадам Орсэ чувствовала себя хуже, ей об этом бы сразу же донесла прачка, которая доводилась крестной Шарлю.