Опята. Роман - Смирнов Алексей Константинович

Опята

Роман

Алексей Константинович Смирнов

Иллюстратор Константин Варламов

© Алексей Константинович Смирнов, 2017

© Константин Варламов, иллюстрации, 2017

Книга первая

Многочлены с земляничной поляны

Пролог о замечательном аппетите

Официант подошел к метрдотелю скользящей и быстрой походкой. Приблизившись к телу и будучи допущен, он выстрелил взглядом в удаленный столик, заставленный яствами.

 В чем же дело?  равнодушно спросил мэтр.

 У клиента жор,  донес на посетителя официант.

 В самом деле? С чего ты решил? И слава Богу, в конце концов.

 Пойдите и полюбуйтесь сами. Он заказал два первых блюда, горячее  рыбу, мясо и птицу; шашлык из осетрины; салат оливье, две порции; закуску  нарезочку, икру, грибной паштет. Котлеты по-киевски. Селедку под шубой. Суфле. Винегрет. Полулитровый графин водки, литр минеральной воды. Соусы и приправы. Мороженое, полкило. Фирменный торт.

Речь официанта тоже казалась фирменной, ибо здесь человека красило место.

Метрдотель, старомодно одетый по всей форме, вооружился моноклем и присмотрелся.

 Он один?  поинтересовался он недоверчиво.

 Пока что один. И все сжирает сам, персонально. Ложку  сюда, вилку  туда. Хлоп одну рюмку, хлоп другую. Хлоп четвертую. И запивает из бокала. Объедки сбрасывает в противуположный прибор, который был пуст. Извел полсолонки и перечницу. Одной горчицы и хрена смолотил ужасно сколько, с белым-то хлебом. А хлеба  каравай.

 Ну, пошли,  согласился покровитель.

По пути он все пристальнее изучал едока:

 Вроде худенький мужичок. М-да. Видок затрапезный. Ты рассчитал его?

 В том-то все и дело, что нет.

 Гамлет! (это было паспортное имя официанта). Ты видишь, во что он одет?

 Не по уровню заведения, каюсь и казнюсь. Не из места ли заключения, прямо к нам?

 Тогда какого же черта ты приволок ему столько еды?

 Простите, господин Бургомистров, доверчивый я сельская молодежь Если он из места заключения, то деньги у него, возможно, имеются

Оба остановились у столика и напряженно уставились на мужчину, который жадно уписывал, беря то от одного блюда, то от другого. Клиент был одет в поношенный костюм с полосатым и неуловимо волосатым галстуком. Штиблет не разглядеть, хотя и притоптывает. Крупные залысины, острый нос не без бородавки с волосом, истертый ворот рубашки. Питается неопрятно, пьет от души. И на душе этой  праздник. Неприятное положение. Что, если на душе  грех, и смертный? Грех неплатежеспособности?

 Все в порядке, почтеннейший?  осведомился метрдотель.

 Лучше не придумаешь,  сказал тот с набитым ртом.

 А вы что-то придумали?

 По правде говоря, ничего. Мне лучше думается под музыку, а во время еды приходят не мысли, но аппетит. Отменная рыба, господа повара!

Метрдотеля перекорежило. На нем же монокль!  тот сразу и вывалился. Никто и никогда не принимал Бургомистрова за повара.

 Изволите рассчитаться сейчас же или когда?

 Когда  что?

 Рассчитаться.

 А, вы о деньгах,  клиент посмотрел на дешевенькие часы, отстававшие на полчаса.  Через десять минут вас устроит?

 Гамлет, выпиши почтенному гостю счет. Вполне устроит. Простите за вторжение в процесс, но, сами понимаете, что всех встречают

 По одежке,  подхватил посетитель.  А провожают

Гамлет расплылся в подобострастной улыбке.

 По счетам,  изрек он елейно.

Едок, в свою очередь, внимательно присмотрелся к явлению персонала.

 По осени,  пошутил он.

 По осени считают,  подсказал ему Гамлет.

 Совершенно верно. Курят и цыплят. Я желаю еще курятины, принесите.

Метрдотель тем временем следил за стрелками личных, карманных часов.

 Сверим время?  предложил он сидящему.

Ответа не последовало.

Метрдотель поднял глаза. Отвечать было некому; сиденье пустовало, стол  разорен. Молчал и Гамлет  искал, наверное, ответ на вечный вопрос.

Глава первая. Ботаническая мистика

1. Прикладная ботаника

Артур Амбигуус-младший не вышел к гостям: его никто не пригласил, да и не то, что не пригласил  ему даже запретили к ним выходить с полуоторванными, распухшими ушами. Не больно-то он и рвался.

Перед приходом гостей  людей скромных и простодушных  состоялась жестокая семейная сцена подросткового воспитания.

Артурова мать Анюта, когда супруг ее, по странному капризу  тоже Артур, врач-нарколог, явился с приема домой, немедленно рассказала ему о поступке Артура-Амбигууса-младшего.

Сей поступок показался наркологу ужасным вдвойне: сынуля его, будущий химик и фармацевт, а то и доктор наук, производитель антидотов и рвотов, поедал с такими же, как пища, уродливыми товарищами заведомо поганые и несъедобные грибы, желая вызвать у себя галлюцинации. На какой-то поляне, уподобляясь свинье с ее желудями он подрывал семейное древо, семейный генеалогический дуб, достойный гордости и славы..

 У нас же квота!  орал ему малый Артур, раздираемый за уши надвое храпящими рысаками. Так делали и делают в старину  Я, батя, квоту отстегиваю

Здесь он до первой крови прикусил язык, понимая, что сейчас сболтнет нечто лишнее. А выражаясь точнее, уже сболтнул.

 Это на что же «у вас там квота»?  задал вопрос папаша-лекарь, отлично знавший, как на него ответить. Он всего лишь нуждался в признаниях и мольбах о прощении. В нем пробудилась от многолетней спячки безжалостная святая инквизиция, странным образом перемешавшаяся с показными процессами сталинской эпохи. Уши попались первыми; не было ни карцера, ни испанского сапога.

 У них там рвота, а не квота,  вмешалась Анюта.  Его полчаса рвало какой-то дрянью.

Отец захрипел: казалось, что это хрипят взмыленные отцовские кони-ладони-огони.

 Какие же тебе, гаденышу, понадобились галлюцинации?

Выяснилось, что все равно, какие. Хотелось увидеть себя жуком, цветком и птицей колибри; многоразовым кораблем из летучей Голландии, где можно все; мечталось раскрасить автобус и поезд спреем, а мир весь усыпать блестками, побольше; запустить воздушные шары и прыгнуть с вышки: всеми частями тела по очереди, которые тоже обернутся воздушными шарами помельче, и лопнут, рассыпавшись в конфетти

Хотелось нарисовать на стенке гриб зонтичного вида, со спицами вместо пластин.

Хотелось всех обнять, и уснуть, и вылететь в форточку. И вообще  либо к звездам, через тернии  говорят, что из него тоже, из терна, гонят что-то полезное и вкусное,  либо в пропасти, где артефакты и подземелья.

Все это выкрикивалось беспорядочно, сквозь подростковые слезы, исполненные горькой обиды. Да что там  сама обида сочилась сукровицей, отчасти фармацевтическая по составу.

 Ты мне про квоту скажи,  настаивал Артур Амбигуус-старший.  Неужели ты съел все двадцать пять?

 Чего двадцать пять?  ужаснулась Анюта, судорожно и без нужды вытирая руки о передник: фартук для передка, потому что она пекла и готовила в ожидании гостей.  Кусочков?

 Грибов,  мрачно и злобно отрезал муж.  У них наладился грибной рэкет, настоящая бандитская бригада. Грибная мафия. Он думает, отец не в курсе. Его бы доить  и достаточно!.. Доить и долбить!.. И добить!..

Анюта, любившая профессиональные откровения мужа-Артура, всякий раз, когда слышала нечто подобное, удивлялась и охала.

 Неужто нельзя их скосить, поганки эти? Вытравить их чем-нибудь, как сорняки? Вытоптать?

 Твоими-то ножищами  конечно нельзя,  пробормотал тот и выпустил из побелевших пальцев отбагровевшие сыновьи уши. Потом размахнулся и влепил наследнику наркологической службы, будущему фармацевту и химику, такую затрещину, что тот пролетел в свою детскую, как распростертая птица.

Итак, этот юный наследник был бит, его выбранили.

В детской он заперся, скорбно глядя на глобус и карту двух полушарий.

2. Прибытие, ничем не омраченное

Вскоре, заканчиваясь, начался трезвон  хорошее слово, которое означает не только звонки в прихожей, но и состояние психики,  один за другим появлялись милые и покамест умеренно трезвые гости, приглашенные по случаю уикенда.

Артуру Амбигуусу-старшему очень нравилось это слово; он причислял себя к классу чуть выше среднего, хотя и напрасно, ибо не имел ни машины, ни дачи, ни даже достойных упоминания сбережений. А всех своих гостей он загодя причислил к рангу пониже, хотя пожаловали все те же, надоевшие неизменные лица: окулист Извлекунов, сосед по лестнице Гастрыч (вот бы такое отчество, да нашему недавнему  впрочем, раз мы только что соизволили приступить к делу, будущему  метрдотелю; но это, по настоятельному утверждению носителя, была фамилия; нарочно рылись в святцах, искали имечко, не нашли); супруги Кушаньевы, детские врачи; терапевт Краснобрызжая, лечившая колбасно-сосудистые заболевания; Оранская: экзальтированная подруга жены со студенческих лет, а также друзья детства самого Артура Амбигууса-старшего: Крышин и Ключевой, всегда ходившие парно, а иногда и копытно, приглашенные по не вполне понятной причине. Детей не взяли, детям было бы скучно. У Крышина и Ключевого детей и не завелось.

Хозяин уже разгуливал по столовой в накрахмаленной рубашке и позвякивал ножом о бокалы двух разных калибров: малого  выпить, и большого  запить.

Так он выражал свое благожелательное нетерпение.

Анюта занималась последними приготовлениями: румянила щеки, наращивала ресницы, приводила в порядок оборки и складки. Она то и дело подергивала себя за гранатовые бусы, прикидывая, насколько удачно те сочетаются с давнишним подарком мужа, тоненькой золотой цепочкой. Сменила сережки на клипсы, потом одумалась и сделала, как было раньше. А пальцы с остро заточенными ногтями погрузила в разноцветные блестки, чтобы прилипли.

Из столовой слышались восхищенные возгласы: каждый прибывший не упускал несчастного случая похвалить недавний ремонт, который удался не во всем и не везде.

 Обои,  со знанием дела говорил Кушаньев.  Все дело в обоях.

 Да нет, в портьерах,  возражала ему жена.

 Портьеры  в спальне,  заметил окулист Извлекунов: маленький, упругий, чернявый, похожий на извлеченное из-под века инородное тело. Таким он и был  особенно когда напивался: соринкой в глазу.