Чувствуются ли запахи? Такие, которые наличествуют в Парижском аэропорту и которые действуют на сознание вопросом: что это? На них французы отвечают просто:
Ааа. Это аромат чистящих средств!
Нет, нет. Что-то еще, помимо Что-то это вроде Точно! Запах мочи, возражает проницательный.
На что французы тоже возражают:
Ооу, ню, ню! Что вю! Это запах аммиака. Он наличествует в чистящих ароматных средствах.
Милые, лоснящие слух звуки французского языка подкупают так, что хочется отказаться от правдивых слов и сказать, что это шутка. Язык неповторим. Даже когда французы ругаются, говорят грубости или матерятся, кажется, что они говорят о любви. Но, тем не менее, похоже, что именно в чистящие средства с большим содержанием аммиака добавили аромат, а не наоборот. Это легкий, но роднимый запах загаженных подворотен и проулков. Если вы забыли о нем, то он напомнит о себе сразу, если вы отдалитесь на несколько километров от центра Парижа. Не только по духу, но и по виду будет казаться, что вы в африканском селенье.
Чувствуются ли запахи? Такие, которые наличествуют в Парижском аэропорту и которые действуют на сознание вопросом: что это? На них французы отвечают просто:
Ааа. Это аромат чистящих средств!
Нет, нет. Что-то еще, помимо Что-то это вроде Точно! Запах мочи, возражает проницательный.
На что французы тоже возражают:
Ооу, ню, ню! Что вю! Это запах аммиака. Он наличествует в чистящих ароматных средствах.
Милые, лоснящие слух звуки французского языка подкупают так, что хочется отказаться от правдивых слов и сказать, что это шутка. Язык неповторим. Даже когда французы ругаются, говорят грубости или матерятся, кажется, что они говорят о любви. Но, тем не менее, похоже, что именно в чистящие средства с большим содержанием аммиака добавили аромат, а не наоборот. Это легкий, но роднимый запах загаженных подворотен и проулков. Если вы забыли о нем, то он напомнит о себе сразу, если вы отдалитесь на несколько километров от центра Парижа. Не только по духу, но и по виду будет казаться, что вы в африканском селенье.
Схожие впечатления оставляет Амстердам. Стоит пройтись по улице Красных Фонарей и начинает казаться, что вы где угодно, но не наяву и не в этом измерении. Красные Фонари это даже не улица, а район законного блядства. Вы даете ей евро, а она она вам просто дает. Битком набитые бары, бильярдные и кафе. В них нет места. С наступлением темноты, при ярких цветных фосфорных витринах люди вываливаются из мест кучкования, чтобы помочиться в водный канал. Встречаются даже пары судьбы. Это когда с одной стороны канала один сливает и видит, что с другой стороны канала, в его сторону, поливает другой и орет ему:
Ееее!
Оооо хоо! другой тарзанит ему в ответ.
Они братья по недугу и братья по «прухе». Но это абсолютно нормально и не вызывает у прохожих вообще никаких возмущений. Только улыбки. Это абсолютно нормально, потому что амстердамские туалеты улицы Красных Фонарей используются по другому назначению. В них пудрят пудрой носы, прочищают порошком зубы и просто виснут.
Не только к утру, но и к полудню остаются следы цивилизационных времяпровождений. Вы можете увидеть испражнения в самых приметных местах. А также в малоприметных, возле дверей полуподвальных помещений. Для вновь прибывшего туриста это срабатывает памятным билбордом: «Здесь! Если вам отказали в кафе или баре, либо попросили несколько евро, чтобы пустить вас в туалет, то здесь вы можете ы-ы-ы-ы-ы, именно так, оставив Амстердаму свое сокровенное».
Раз уж мы заговорили о Голландии, то необходимо отметить, что международный аэропорт в Роттердаме обладает своим уникальным запахом. В воздухе витают едва уловимые запахи моря и еще менее уловимые запахи примыкающей к аэропорту железки. Итак, наличествуют ли в нашем месте упомянутые флюиды, определяющие Францию и Голландию? Нет. Раз нет, значит, метод исключения толкает нас далее. Далее, направо, на восток. На восток, значит в Россию? И мы тянем носом, чтобы исключить или подтвердить такую допустимость.
Любой, прилетающий в Россию в качестве гостя или россиянин, возвращающийся домой из-за рубежа, ощущает в аэропорту наличие в воздухе неких примесей и одновременно отсутствие в нем необходимых дыханию элементов. Воздух заряжен и одновременно разряжен. Если говорить, что разряжен, то необходимо отметить, не так, как на высокогорных Чембулаке или Медео, а так, как на высокогорных степных просторах. Несмотря на кажущуюся парадоксальность, такое определение сносно, потому что Россия страна парадоксов; по крайней мере, плохо понимаемая западным обывателем. Если говорить о наличии в воздухе аэропорта примесей, то надо говорить открыто. Это наличие горючих, легковоспламеняющихся паров. Легковоспламеняющихся в косвенном и непременно прямом смысле.
Складывается впечатление, что авиационное топливо сливается вороватыми мужиками и распродается ими как бензин. Возможно из-за этого российские «Жигули», «Волги» и «Москвичи» летают иногда, как «Мессершмитты», обгоняя «мерсы» и «ферри». Закрадывается также впечатление, что на посадочную полосу приземлился военный воздушный заправщик и расплескал излишки топлива и что после этого полосу облетели реактивные военные СУшки, Тешки, МИГи, ТУшки, Стрижи и проч. и выжгли своими двигателями поднимающиеся пары.
Впервые прилетающие в Россию люди запада, особенно если они это делают самостоятельно, минуя организованные туры, рассматривают стекла аэропорта с подозрением и опаской. Определенно это вход, думают они, но будет ли выход? Отблески Шереметьево это блеск оскала пасти в бездну.
Не судите западных людей строго. Они напуганы. Не шутите с ними грубо. Не произносите слово КГБ. Для человека в возрасте, воспитанного холодными войнами запада, звуки Кэ Джи Би могут нести значение начала невиданных, неописуемых мучений и, одновременно, конца надежд. Турист может бледнеть, молча пялиться на вас во все шары и пытаться натянуть хоть какую-то улыбку. Взглядом он будет вымаливать подтверждение, что это шутка. Поторопитесь это сказать, иначе его хватит удар. Поторопитесь сказать громко: Joke!1 Чтобы он поверил, что это шутка и разразился смехом как дурак. Это вовсе не будет означать, что он дурак, а только то, что он рад до одури, что это шутка. Проверено! Может возникнуть совсем не смешная неловкость.
Народ запада напуган. Он улавливает запахи опасности, даже если их нет. Каждый новый или неопределенный запах это возможная западня, думают они. Пары и одиночки, узнающие, что на российских сезонных курортах можно хорошо отдохнуть, комфортно и интересно провести время, выставляют нелепое: «Но ведь небезопасно». На вопрос почему небезопасно, они либо пересказывают услышанные истории 50-летней или 25-летней давности, либо вообще не могут ответить. Россияне, встречая за рубежом таких людей, определяют их как отсталых во времени и живущих в прошлом столетии. Хотя дело тут в сформированном сознании. Если человек запада понимает, чего именно боится в России, то это не беда, так как он осознает причины. Если же нет, то это тяжелый случай. Это реакция подсознания как реакция на опасный стимул. Россия и их кожа становится гусиной, и волоски встают дыбом. Россия и подкатывает неприятное чувство вроде тошноты либо напирает озлобленность. Это обработка их медиа. Это реакция на стимул «опасность». Россия это стимул. Россия это опасность.
Люди запада с подобным сознанием и реакциями заслуживают сочувствия, снисходительности и любви. Непременно любви. Они есть, хотя с каждым годом их меньше. В этом направлении работают противоположные западу медиа и свободный доступ к информации в сети.
Но все же наличествуют ли в воздухе упомянутые запахи? Нет. Раз нет, следовательно, мы не в России. Но где? Запахи веют справа. Справа значит, с востока. Но если идти на восток, то на протяжении 11 тысяч километров только Россия. Россия заканчивается континентом и упирается в запад, то есть в Америку. И мы тянем носом ниже. На восток и ниже. На Ближний Восток?
Обладают ли страны Ближнего Востока неповторимыми запахами? Несомненно. Аэропорты арабских стран насыщенны запахами песков. Впервые прилетающий в одну из стран Аравийского полуострова не ощущает запахи. Это иллюзия. Так же как в пустыне возникают миражи наличия объектов, то так же выжженные на солнце пески и камни создают иллюзию, что они ничем не пахнут.
Чтобы понять свойство выгорающего на солнце запаха песков, недостаточно просто нюхать. Необходимо совершить действия. Выехав в пустыню к полуночи, приезжий сможет ощутить поднимающийся из остывающих песков в прохладный воздух пустынных селений особенный и неповторимый запах. Это запах песчаной земли. Но лучший способ понять свойство песков, определить структуру запахов это встретить в пустыне рассвет либо приехать туда ранним утром. В это время пески меняют свое свойство. Они становятся сыроватыми и менее сыпучими. А запахи представляют тогда плотный концентрат. Становится ясно, что пески живут, они дышат. Стоит солнечным лучам начать прогревать остывшие песчинки и камни, и земля начинает прятать от солнца пресмыкающихся и насекомых, а вместе с тем развеивать по ветру легкую, едва уловимую дымку. Туман, если, конечно, можно назвать его туманом, прекрасно просматривается, если смотреть вдаль. Может даже сложиться впечатление, что очевидец плохо протер стекла своего бинокля, очков или просто глаза. Может также сложиться впечатление, что пески пахнут даже слишком насыщенно. Это и есть запах пустынь. После такого опыта, даже если оказаться в выжженном солнцем аэропорту или на пике километровой башни, флюиды песчаных земель ускользнуть будут не в силах. Они возродятся в памяти неповторимыми ассоциациями.
Наличествуют ли в воздухе аэропорта запахи песков? Нет? Совсем нет? Проклятье. Черт подери
Простите. Я сам стал надеяться на исход оказаться в пустыне или мегаполисе небоскребов. Знаете, сойти с трапа и сразу осознать, что сколько бы зданий не построили на песках, сколько бы не наложили на них асфальта или бетона, они живут, дышат и манят.
Наличествуют ли в воздухе аэропорта запахи песков? Нет? Совсем нет? Проклятье. Черт подери
Простите. Я сам стал надеяться на исход оказаться в пустыне или мегаполисе небоскребов. Знаете, сойти с трапа и сразу осознать, что сколько бы зданий не построили на песках, сколько бы не наложили на них асфальта или бетона, они живут, дышат и манят.