И вот я у Вероники Васильевны ремонтирую пластиковое окно на кухне!..
Влез на подоконник, вниз поглядываю с опаской (седьмой этаж, мама моя) Поковырял механизм. Сложновато. Окно тяжеленное, три стекла. Двух рук не хватает. Окно снял, чуть ни грохнулся вместе с ним. Весь взмок. Вероника по квартире носится, своими делами занимается, щебечет то с одной комнаты, то с другой. А я механизм отладил, грязюку вычистил, солидолом аккуратно смазал, проверил вроди должно работать А поставить сам не могу. И так пыжусь, и так Третьей руки не хватает, и всё!.. Окно навешиваю, растопырив руки в стороны, а сверху ещё и механизм надо накинуть на петлю. Полчаса пыжусь, не хватает руки, хоть убей!.. Раз десять пробовал
Вероника Васильевна!
Да-да!, мгновенно пропел рядом контральто, словно дверной звонок. Прибежала, снизу смотрит, Вам помочь, Лёша?
Да, тут Не получается одному, кряхтю с подоконника, Тяжёлое Вот тут, говорю, придержите, пожалуйста. Руки вытрите, говорю, чтобы не скользило. Да, вот тут. Угол придержите, а я сверху кронштейн накину
Конечно-конечно!.., кидается на помощь, с удовольствием помогает, Вот так?
Да-да, руки затекли, устал, Я сейчас его придвину, а вы угол придержите, и я Угу. Вот-вот Тут держите, и вместе мы его «воткнём»
Окно вымотало все мои силы, но баранья моя упрямость сильнее. Я делаю глубоки вдох, обнимаю раму, помогая коленом, и, собравшись, командую с отвёрткой в зубах:
Угу ДижИти!
Вероника Васильевна изо всех сил помогает, и вместо того, чтобы «дижать», поднимает угол рамы выше, чем надо, и я, с трудом сохраняя равновесие, балансирую на подоконнике, борясь с весом окна и Вероники Васильевны, и, выбившись из сил в очередной раз, выплёвываю отвёртку, тихо, но зло рычу через плечо:
Не толкайте, вы чё делаете з-зараза!..
Неимоверным усилием, удвоенным злостью, я поднимаю окно вместе с потрясённой Вероникой, врубаю кронштейн в гнездо:
Всё. Отпускайте
Несколько раз проверяю запорное устройство, отпускаю, наконец, проклятую фрамугу, сползаю с подоконника, сам себе удивляясь. «Заразу» я адресовал кронштейну разумеется, но получилось некрасиво и двусмысленно, и я не спешу смотреть на Веронику Васильевну, чтобы она не подумала, что это я её «заразой» назвал
Уф, говорю, не спуская глаз с окна, ещё раз снизу щёлкаю ручкой, несколько раз открываю и закрываю, убеждаюсь, что всё в порядке, Тяжёлое, блин Оказывается
Вероника Васильевна замерла полубоком, испуганно наблюдает. Молчит.
И тут я отчётливо вижу своим боковым зрением, как она медленно отходит к стене, закрывает ладонями лицо, и беззвучно плачет!..
Я остолбенел.
Товарищи! Я никогда не позволяю себе выражаться в присутствии женщин, а тем более оскорблять их! Клянусь вам!.. И даже в самой критической ситуации, отрубив себе ногу, я успею сначала зыркнуть по сторонам, чтобы мой невольный нецензурный вопль не услышал бы ваш ребёнок или какая-то женщина. Да вообще, даже просто незнакомый какой-нибудь человек! А тут Сам не понял, как это я
Тётка плечами подёргивает, носом шмыгает чуть-чуть
Я вздыхаю, не зная, как поступать в таком случае. Женщина старше меня лет на десять, если не больше, а я стою, такой, рядом, придурок. Обидел.
Вероника Васильевна Вы
Та руки опускает, всё лицо мокрое. Передничком носик вытерла, сглатывает:
Ни чего, Лёш Ни чё
Я перебиваю, потому что она пытается уйти с кухни:
Извините, Вероника Васильевна, я, даже за плечо аккуратно придерживаю, там этот как его не втыкался, и я
Ни чего, Лёш Ни чего Вот, возьмите.
Легко освободившись от меня, суёт мне пару бумажек, садится на стул, руки на колени складывает и смотрит в сторону.
Спасибо, собираю бесшумно инструмент, обуваюсь в коридоре.
Останавливаюсь перед тем, как выйти:
До свидания, Вероника Васильевна. Извините ещё раз.
Женщина смотрит в ту же точку, чуть помолчав, вздыхает:
Меня давно уже никто «заразой» не ругал, опять затряслись плечи, не в силах сдержать плач, закрывает передником лицо, и рыдает в полный голос, Так прия-ятно-о
Отвернулась, замахала мне рукой «уходите-уходите»
И я ушёл.
Снизу нашёл её окно. Помахал в ответ. Улыбается, головой качает, извиняясь, ругает себя, дурёху
Мастерство
Ты вот говоришь мастерство А чего это такое мастерство? Мастерство бывает разным. Ты вот написать умеешь, аж скулы сведёт. Это мастерство. Рассказать уметь нужно. Мы вот с тобой одно и то же рассказывать будем, а получится по-разному. А почему? Потому что ты владеешь этим даром рассказывать. Понимаешь?
Я покряхтел для приличия:
Ну, э
Серёга подождал, что я скажу, не дождался и налил в рюмки:
Да. Именно так и есть. Честно скажу читать не люблю. Читаю крайне редко. Я больше телек смотрю. Да и читать-то особо нечего. Раньше как-то люди читали. А сейчас и некогда и Кто сейчас читает? Да ни кто!
Ну, почему?.. Читают люди
Да ни фига!.. Век сейчас такой Скоростной. Всё нужно по-быстрому. И читать особо некогда. А ты пишешь неплохо. И самое главное коротко.
Я и не думаю краснеть. Серёга мужик простой и с ним говорить просто. Жгучий армянин с необычным для их народа именем разговаривает громко и с расстановкой. Поговорить любит, но с дураками беседовать не будет, и мне это льстит.
Ты вот пишешь-пишешь, а читатель это читает, и даже не подозревает, какую подлянку ему там подготовил, смеётся, Это называется власть!.. Ха-ха!, радуется своей находке, Что хочешь сделаешь с читателем. Захочешь плакать заставишь, а захочешь такой страх напустишь, что жутко станет. Ха-ха-ха!.. Давай!
Выпиваем, закусываем.
Армяне народ хлебосольный. А за столом их хлебом не корми дай пофилософствовать.
Сидим, разговоры разговариваем.
Я знаю, чего-то он мне притащил.
Из далека начинает.
Ты вот чего напиши, если хочешь. Как-то я был свидетелем одного происшествия. Дело давнее, и подзабыл уже, а У тебя получится, мне кажется. Может и не интересно кому Но Для меня напиши.
Я хотел было ответить дежурным, типа, «да ни вопрос», а Серёга давай рассказывать и я слушаю его.
Работал Серёга в одной конторе. Приехал после армии, устроился на какое-то производство, и приходилось ему трудиться на большой территории лесозаготовительной фабрики. График работы был мудрёный сутки, через двое, плюс ночной-отсыпной. Короче говоря, то пару дней работает по-обычному, то в вечернюю смену идёт до утра, то вообще на сутки пропадает. Интересно, но непривычно сначала. И приходится то из города ехать служебным автобусом, то самому добираться. И были такие дни, когда Серёга вместе с десятком таких же сослуживцев под ночь ехал с работы домой. А контора их далеко за городом. У чёрта на куличиках. Пустынная трасса уходит в темноту гирляндой фонарей. Не видно ни черта. В километре мерцают огоньки маленького посёлка. Остановка в ста метрах от забора. Темень и ветер. Тоска зелёная.
На остановку Серёга прибежал вовремя. Автобус ходит один раз в два часа. Опоздает бедолага возвращается на проходную, в нарды с охранником играть, как дурак.
И вот на остановке уже сидят человек пять. Пару женщин, паренёк какой-то и ещё кто-то.
Здрасти.
Здоров.
Не опоздал?
Да не, нервно смеются, на всякий случай на часы поглядывая, Ещё пять минут!
Какой «пять!», дед пугается, минут двадцать ишо!..
Здоров.
Не опоздал?
Да не, нервно смеются, на всякий случай на часы поглядывая, Ещё пять минут!
Какой «пять!», дед пугается, минут двадцать ишо!..
Посмеялись, согласились, сверив часы.
А ветерок усиливается, сгоняет людей в кучку. Коробка остановки поскрипывает жестью. Огни посёлка слезятся. Ни кого. Мимо натужно прорычал «Камаз» и опять ни зги.
Закурили.
Разговоры дежурные. Обязательные.
Прохладно
Да Прохладно
Подняли воротники.
И тут совершенно неожиданно из-за угла входят двое.
Женщина аж вздрогнула.
Откуда они? Полем шли, что ли? Вроди «не наши»
Два здоровенных мужика, явно «под мухой», зашли в «коробку» и сами удивились, что посреди ночи на таком пустыре и людей куча.
Ёханый бабай!, один остановился, рассматривая присутствующих, Да тут народу
Второй тоже озирается, рассматривает каждого. А на остановке Серёга, пару женщин, дядька старик, паренёк в углу и две пожилых мадамы. Ни чё интересного.
А мужики не простые. Нагло осматривают, чуть ни по карманам похлопывают. Видя, что тут «одни бабы», говорят меж собой громко, не стесняясь. Видно, что хотели мимо пройти. А теперь остановились, друг другу подмигивают, загадками перешучиваются.
А чё? Тосем-босем-двадцать восемь!, что помоложе брови весело задирает, старшему будто предлагает чего-то.
А тот руки растирает, весело рожей кривит, соображает:
Ну, а чё Мо-ожно
И молодой руки в карманы суёт, злобность напускает, прохаживается вдоль сидящих на лавочке.
Бабки замерли.
И Серёга начал унывать.
Пустырь, никого вокруг, темень. А мужики явно затеяли чего-то.
Молодой пару раз выглянул, огляделся. Ни кого. Сумку женщины присматривает. На Серёгу посмотрел изучающе. На паренька в углу. Губы облизал:
Давай, помогу
Огромной пятернёй взялся за сумочку. Старший женщине взгляд бросил, та аж оцепенела. Отдала. Все молчат. А старший чем-то в кармане поклацывает, прохаживается. К старику подошёл:
Займи, папаш, сколько не жалко
И прохаживаются так вот вдоль, от одного к другому. И все молчат. Мужики здоровенные!.. Страшно.
А Серёга самый последний. Паренёк это в уголке, а потом Серёга спиной к стеночке стоит, кумекает
Ты не дёргайся, шипит на бабку старший, аккуратно с её плеча снимая кошёлку, чё дергаешься-то?.. Посмотрю и отдам.
Вытащив кошелёк и ещё чего-то, возвращает сумочку.
И Серёга тоскует
Первый раз в жизни у меня такое, представляешь? Стою замер. Не знаю, чего делать Убежать могу шесть сек. А не могу. И стыдно бежать-то и А они всё борзеют Дедок взъерепенился, отдай, говорит, сукин сын!.. Тот старший деду легонько в бок ладонью бац! И старик сел и скулит. Встать не может. А я пацан, двадцать лет
И «очередь» доходит до паренька. Молодой к нему подходит вразвалочку, легонько по ботиночку пинает:
Слышь
И тут происходит совершенно небывалая вещь.
Худой, маленький паренёк, всё это наблюдавший из угла, кутаясь в пальто, затравленно зыркнул снизу и, вставая, как-то снизу также махнул тощей рукой, что-то проворчав, будто огрызнувшись. Отпрянувший на шаг бандюга удивлённо вытаращил глаза, а паренёк ящерицей прошмыгнул по стеночке и скрылся в темноте.