Первая опасность подстерегала в прихожей. Отразившись на зеркальной поверхности, медленным и неуверенным шагом к ней подошёл незнакомый ей человек с поблёкшим взглядом, синевой под глазами, с сухими, потрескавшимися губами. Ане снова стало не хватать воздуха, и она заставила себя закрыть глаза. «Валерий Иванович об этом говорил Нужно успокоиться».
С ещё закрытыми глазами она вошла в комнату и медленно, постепенно подняла ресницы. На столе, задвинутая в угол, по-прежнему стояла копия Ренуара. Ане показалось, что полянка на мгновение высветилась, что белое платье сверкнуло особой белизной, что лёгкий зонтик слегка качнулся Видение продолжалось недолго; миниатюрная фигурка снова застыла.
Она перевела взгляд на подоконник, и ноги сами понесли её на кухню, где руки, тоже сами, достали большие пластиковые мешки, в которые эти же руки начали сгребать с подоконника остатки погибших растений.
Ритуальное действие было прервано звонком, резким и неуместным. Незнакомый женский голос не тратил времени на любезности:
Алло! Ну наконец-то. Можно Алексея?
Аня попыталась ответить, но слова с трудом выталкивались из горла.
Его нет.
Простите, я уже почти пять месяцев названиваю. Когда он будет?
Его уже не будет.
Женщина помолчала, явно сбитая с толку.
Ничего не понимаю. Я заказала ему работу и должна была её забрать, но никак не могла до него дозвониться.
Аня медленно вздохнула, медленно выдохнула:
Работа готова.
Правда? Чудесно! Я могу за ней заехать?
Можете.
А можно прямо сейчас?
Можно.
Я мигом.
Аня положила трубку, завязала мешок и села рядом с ним на пол.
Наталья Евгеньевна оказалась женщиной около пятидесяти, ещё привлекательной, хотя и пострадавшей от морщин и отёчных нижних век. Когда Аня открыла дверь, заказчица застыла на пороге, растерянно и немного испуганно глядя на неё. Аня опустила глаза и отошла в сторону, пропуская Наталью Евгеньевну в квартиру.
Как только гостья вошла в комнату и увидела Ренуара, выражение её лица изменилось.
Это она! Боже, это она!
Наталья Евгеньевна стремительно подошла к столу:
Можно?
Аня кивнула, и заказчица осторожно взяла в руки картину.
Что за чудо!
Вдоволь налюбовавшись работой и одарив обоих авторов всеми возможными комплиментами, Наталья Евгеньевна засунула картину в специальную плоскую сумку и огляделась:
А где же Лёша?
Аня молчала, отвернувшись к окну. Наталья Евгеньевна осторожно поставила сумку на пол и подошла к Ане:
Что-то случилось?
Аня не ответила. Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться, но помнила: плакать нельзя, после этого будет сильно болеть голова и придётся пить большие белые таблетки а от них потом новые мучения.
Наталья Евгеньевна подошла к двери и, замешкавшись, обернулась:
Простите, я не знаю, как вас
Аня прошептала своё имя.
Аня, вы не согласитесь помочь мне повесить картину? А потом мы вместе попили бы чайку.
Не оборачиваясь, Аня кивнула.
Глава 4
Большой джип плавно скользил по шоссе. Аня сидела рядом с Натальей Евгеньевной, чуть повернув голову к окну и безучастно глядя на пейзаж. Пригородные рощи и перелески мелькали перед её глазами, успокаивая, убаюкивая.
На мгновение она провалилась в странное, но приятное видение: перед ней был тенистый бор, сквозь который проглядывала полоска моря.
Машина остановилась у большого одноэтажного дома, облицованного пятнистым камнем и стоящего в плотном окружении сосен. Между деревьями ещё лежал снег, и оттого земля казалась написанной неряшливыми грязно-серыми мазками.
Наталья Евгеньевна провела Аню в просторную обставленную современной мебелью гостиную и исчезла.
Сразу за гостиной виднелась большая веранда, превращённая в зимний сад. Сквозь полупрозрачные раздвижные двери угадывались крупные, раскидистые ветви каких-то растений.
Аня, вам какого чая чёрного или зелёного? Наталья Евгеньевна появилась в проёме кухни, облачённая в цветастый передник.
От неожиданности Аня вздрогнула, но тут же взяла себя в руки:
Чёрного, спасибо.
Пока я завариваю, посмотрите мой садик. В общем, чувствуйте себя как дома.
Хозяйка снова ушла.
Аня пересекла гостиную и вышла на веранду, выполненную одним, густым зелёным цветом: в огромных горшках здесь росли фикусы и пальмы, а между ними на всевозможных подставках, этажерках и полочках грудились горшки и горшочки на фоне поднимавшихся вдоль стен вьюнов. Посреди этого зелёного царства стоял изящный плетёный столик, покрытое подушками плетёное канапе и несколько плетёных кресел. В углу журчал небольшой фонтан.
Почти все растения поникли, некоторые засохли на корню. Аня переходила от одного цветка к другому, и безучастное выражение на её лице сменилось гримасой страдания.
Аня не заметила, как на веранде появилась хозяйка.
Чай готов.
Сидя перед чашкой крепко заваренного чая, Аня никак не могла поднять глаз. «Смотри в глаза, повторял ей Валерий Иванович. Обязательно смотри в глаза. В них твоя опора». Но это было так трудно, особенно если молчать. А говорить это было труднее всего. Именно из-за мутизма, патологического молчания, Валерий Иванович продержал её в больнице лишний месяц, пока Аня наконец не начала разговаривать. Хотя односложные, вымученные ответы едва ли можно было назвать настоящим разговором.
Им плохо.
Наталья Евгеньевна осторожно опустила чашку:
Кому?
Вашим цветам.
Теперь уже замолчала хозяйка. Помешивая ложкой сахар, она начала говорить, спотыкаясь и глядя куда-то в сторону:
Да, я знаю. Я плохая хозяйка. После после смерти моей дочери мне не до цветов.
Аня медленно подняла голову. Наталья Евгеньевна продолжала помешивать давно растаявший сахар:
Три года назад в один день я потеряла мужа и дочь. А вскоре ушёл из дома сын. Так что считайте, овдовела и осиротела. А у вас Алексей?
Аня ответила одними губами:
Да машина.
Наталья Евгеньевна отодвинула чашку:
Анечка простите, что я так сразу Оставайтесь у меня, а?
Не отрывая глаз, Аня продолжала смотреть на Наталью Евгеньевну. Та же по-прежнему смотрела куда-то в сторону.
Вы бы отдохнули поухаживали за цветами Ладно?
Аня медленно кивнула:
Спасибо.
Да нет, это вам спасибо. Ведь такая роскошь погибает.
У Ани никогда не было своей комнаты. В детстве, когда ещё были живы родители, она делила с братом комнатушку, где, разделённые узким проходом, стояли две одинаковые кровати с высоким металлическим изголовьем и сетками по бортам. Одним из ранних детских воспоминаний было дёрганье этой сетки, которая пружинила с коротким упругим звуком.
Когда родители погибли и детей забрали родственники, Аня оказалась у двоюродной бабки, с которой приходилось делить скрипучий раскладной диван. Помимо того, что бабка нещадно храпела, она ещё и норовила распластаться по всему дивану, так что Ане приходилось спать на самом краю, вытянувшись по струнке.
Большую, но на удивление уютную комнату, куда Наталья Евгеньевна определила Аню, устилал толстый шерстяной ковёр, в котором приятно утопали ноги. На стенах висели копии известных мастеров; квадратное окно было занавешено плотным тюлем. Посреди комнаты изголовьем к стене стояла высокая полуторная кровать с толстым матрасом. «Теперь я буду принцессой на горошине, подумала Аня. Она ведь тоже плохо спала».
Большую, но на удивление уютную комнату, куда Наталья Евгеньевна определила Аню, устилал толстый шерстяной ковёр, в котором приятно утопали ноги. На стенах висели копии известных мастеров; квадратное окно было занавешено плотным тюлем. Посреди комнаты изголовьем к стене стояла высокая полуторная кровать с толстым матрасом. «Теперь я буду принцессой на горошине, подумала Аня. Она ведь тоже плохо спала».
Сон был ещё одной проблемой, с которой столкнулись врачи. Уже несколько месяцев Аня засыпала только под мощным снотворным, но перед выпиской Валерий Иванович решил сменить лекарство на новое, менее сильное, и теперь пачка розовых таблеток в прозрачной упаковке лежала на самом дне её большого пластикового пакета.