Миронович угрюмо смотрел в широкое окно, сжимая обильно потеющие ладони до судорог в кистях. Он отрицательно качнул головой и моргнул, смахнув непроизвольно выкатившуюся из глаза слезу. И вдруг ясно почувствовал, что на самом деле обречен, и ему остается быстро сделать одну простую вещь. Но при этой мысли ноги вмиг сделались ледяными и инстинкт самосохранения, такой яркий и всепоглощающий, подчинил его разум, приковав к месту. Парень с тоской констатировал, что выбирает самым вероятным исходом своей жизни самоубийство, и в то же время так же тоскливо желал предоставить право быть главным героем в данном сценарии кому-либо другому. Но он должен использовать единственный оставшийся выход попытаться выбросится в окно до того, как его смогут остановить.
Ну что же, чужой безразлично пожал плечами. Мы подвергнем ваш мозг полному зондированию. К сожалению, это последнее, что вы почувствуете в этом мире.
В эти несколько минут, оставшейся ему жизни, в памяти Мироновича возникла вчерашняя встреча в доме, затерявшемся где-то в пригороде Минска. Аста привела его туда, соблюдая все мыслимые и немыслимые предосторожности.
Вы курьер, с удовлетворением сказал тогда пожилой человек, приподнявшись из кресла и протянув руку. Сопротивлению требуется ваша помощь. Вы сможете доставить нашим друзьям в городе посылку.
Но
Нейрочип, мужчина побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Полицейские сканеры отслеживают в городе их все, а ваш не вызовет никакого подозрения у агентов службы безопасности. Любой патруль будет уверен, что вы выполняете свою работу.
Если нейрочип перейдет в режим передачи данных, то меня сразу задержат.
Мужчина усмехнулся, но светлые глаза, совершенно лишенные улыбки, просверлили Мироновича насквозь:
Несколько недель назад мы заблокировали вашу психоматрицу.
Вот именно, Миронович неожиданно обрел уверенность, под жестким взглядом. Во мне не будет страха.
Отключенная психоматрица позволяет вам испытывать всю полноту эмоций, недоступных остальным людям, но не позволяет перестать бояться самому. Только этот страх естественный, не культивируемый строками кода нейропрограммистов, но от этого не менее реальный. Для сканера он абсолютно идентичен искусственному.
Вы не учитываете, что с недавних пор, Миронович тепло посмотрел на девушку, я стал серьезно опасаться за свою жизнь и настолько страшусь за нее, что не согласен взять на себя никакое поручение, особенно такое.
У вас максимальные шансы безопасно для всех нас справится с этим заданием.
Нет.
Но благодаря сопротивлению вы получили возможность наслаждаться любовью, мужчина указал на Асту. У вас появилась цель в жизни. И взамен мы просим оказать нам маленькую услугу. Единственную. И больше никогда не побеспокоим вас.
В комнате воцарилась гнетущая тишина.
Присаживайтесь, прервал затянувшееся молчание мужчина. Позвольте, я напомню вам маленький кусочек истории? Пять минут, чтобы ввести в курс сложившейся обстановки?
Миронович не нашелся, что ответить. Он осторожно присел на диван напротив и беспомощно оглянулся на Асту. Девушка устроилась рядом, грустно улыбнулась ему и ободряюще взяла за руку.
Миронович не нашелся, что ответить. Он осторожно присел на диван напротив и беспомощно оглянулся на Асту. Девушка устроилась рядом, грустно улыбнулась ему и ободряюще взяла за руку.
Мужчина поерзал в кресле, принял более удобную позу для разговора, потер переносицу и устало начал:
Никто не сможет сейчас сказать, когда в наш мир пришли чужие. Когда они захватили ключевые посты во всех государствах. Сто лет назад или тридцать? он пожал плечами. У нас ушли десятки лет, чтобы хоть немного понять их. Их раса несопоставимо древнее нашей. Но на пути к вершине эволюции, в погоне за чистыми знаниями, они стерилизовали себя от эмоций, оставив разуму лишь стремление понять Вселенную. И когда они осознали ошибку, было уже поздно что-либо изменить. Казалось бы, что такая высокоразвитая цивилизация с безграничными знаниями должна обладать и бесконечным гуманизмом, но они эгоисты до мозга костей. До встречи с нами их раса вымирала. Наткнувшись на человечество, они нашли способ сделать нас своими эмоциональными донорами. Чужие забрали у нас то, чего лишили себя по доброй воле. Теперь вымираем мы. Медленно, почти незаметно. Равнодушные к любви, желанию продолжить собственный род, занятиям спортом, учебе, стремлению к звездам.
Пожилой мужчина бросил испытующий взгляд на Мироновича и тихо продолжил:
Мы сами помогли чужим, используя нейрочипы. Эффект от них был несомненный: любые болезни диагностировалась на ранней стадии, местонахождение каждого человека можно было определить мгновенно, исчезла преступность, войны стали редкостью. Но чужие создали психоматрицу и изменили код нейрочипа. Теперь они контролируют не только наши эмоции, но и помыслы. Наши действия доведены до автоматизма, а мысли односложные и короткие, как и наши имена. Единственные чувства, доступные нам равнодушие к себе и неподконтрольный страх перед ними. И все это представляет собой тщательно выверенные строки кода, записанные в психоматрице, внедренной в нейрочип. Мы машинально глотаем что-то у стоек кафе, выпиваем чашку безвкусного напитка, равнодушно смотрим друг на друга. Нам все равно, что мы едим не для того, чтобы доставить себе удовольствие: пища поддерживает силы, а главное в нашей жизни иметь достаточно сил, чтобы бояться. Я мог бы продолжать бесконечно, но, надеюсь, вам и так ясна постигшая человечество катастрофа.
Что конкретно вы хотите от меня, хрипло спросил Миронович, не поднимая взгляда от пола.
Мы просим вас доставить в Минск контейнер с картой памяти. Вам просто следует завтра идти по проспекту Независимости до встречи со связником. Он найдет вас сам и у него будет блокирующее устройство для следящего сканера. Вам ничего не грозит. Обычная курьерская доставка.
Что на карте памяти? Миронович поднял глаза.
Мужчина помялся, снова забарабанил пальцами по подлокотнику кресла, но ответил:
Она не содержит паролей, списков и инструкций для сопротивления.
Миронович снова посмотрел в пол, сжал кулаки и задумался. Храбрость, абсолютно глупая и совершенно неуместная, прорвалась наружу. Он решительно кивнул головой.
Ничего не бойся, милый, Аста крепко прижалась к нему.
Сканируйте его, донесся откуда-то издалека нетерпеливый голос.
Он уже не надеялся ни на что. Неимоверным усилием Миронович заставил свое тело прыгнуть к парапету, ухватился руками за теплый камень ограждения, но так и не увидел внизу спасительный бетон брусчатки. Ослепительная вспышка перед глазами, удар по затылку и он растянулся на полу, не добравшись до желанной пустоты свободного падения нескольких сантиметров.
В течение десяти минут Миронович был сломлен десять раз подряд. Его измученный, изжеванный, полуживой разум давно перестал сопротивляться психическому воздействию, стараясь сосредоточиться на единственной, чрезвычайно важной для него мысли: «Ничего не бойся, милый». Только, когда его, наконец, оставили в покое и бросили на пол тряпичной куклой, он понял угасающим сознанием, что эти слова и есть ключ к информации на карте памяти.
Это вирус. Блокируйте систему, истошный вопль резкой болью отозвался в умирающем мозгу.
Невозможно, донеслось едва слышно. Включен режим автономности.
***
Небольшая группа чужих собралась возле парапета смотровой площадки «Серебряного Шпиля».
Сколько вам потребуется времени для перезапуска системы? мужчина с квадратной челюстью посмотрел на нейропрограммиста.
Сколько вам потребуется времени для перезапуска системы? мужчина с квадратной челюстью посмотрел на нейропрограммиста.
Тот не ответил, оглядел панораму Минска и засветившиеся панели, смонтированные в сплошной экран на национальной библиотеке, кажущейся с высоты последнего этажа крупным алмазом. Гигантский логотип белорусской государственной телекомпании, вспыхнул плазменным разрядом на всех гранях здания, плавно повернулся и сменился цифрой «десять». До начала трансляции новостей осталось меньше десяти секунд.
Девять, все-таки ответил нейропрограммист.
Сколько? переспросили его.
Полчаса: отключить автономность системы, локализовать и уничтожить вирус, перезапустить. Полчаса по времени этой планеты.
Так чего вы ждете.
Конца, он отвернулся, отошел вглубь помещения. У нас нет больше времени. Позовем остальных? Они еще успеют подняться.
Что это? хмурая девушка перегнулась через каменную стену и указала остальным на странные строки символов, бегущих сплошной полосой по стенам библиотеки внизу.
Государственные новости в этой стране транслируются прямо в мозг людей. Через несколько секунд все все перезагрузятся с новой программой, где нет места нашей психоматрице.
Так позовем остальных? девушка поддержала вопрос нейропрограммиста.
Зачем? спросил широкоплечий мужчина и подмигнул остальным.
Умирать вместе не так страшно.
Теперь все смотрели на специалиста по нейрочипам.
Там, он кивнул куда-то за окно, программируется ненависть. Мы станем для них хуже клопов в постелях, тараканов в пище, саранчи на посевах. Они выжгут нас со своей планеты быстрее, чем я доберусь до аварийного источника питания системы контроля. Они уже ненавидят нас больше, чем боялись. И они возвращают наш дар обратно.
Хмурая девушка с красивым лицом перевернула скорчившееся на полу тело ногой, пристально посмотрела в широко открытые глаза Мироновича и усмехнулась:
Когда-то, в самом начале создания психоматрицы, я изучала литературу этой расы. Пыталась разобраться, почему в одних жизненных ситуациях они испытывают неприкрытый ужас, а к другим жутким обстоятельствам в жизни они совершенно равнодушны. Один из их писателей, Толстой, кажется, сказал о книгах Андреева: «Он пугает, а мне совсем не страшно». Вот этого человека он бы испугался. Даже мертвого.
Мужчина с квадратной челюстью взглянул на темные мониторы системы контроля:
Перефразирую вопрос. Сколько осталось нам?
Хмурая девушка безразлично пожала плечами и шагнула к каменному ограждению, вслушиваясь в нарастающий гул в воздухе.
Не все ли равно? весело ответил второй мужчина и подмигнул растущим черным точкам в небе.
***
Первое звено истребителей, поднявшихся с аэродрома в Мачулищах, разорвало безмятежную тишину над Минском ревом реактивных двигателей. Тройка красно-белых самолетов заложила вираж вокруг «Серебряного Шпиля» и, развернувшись, выпустила по зданию целый рой ракет, а стекла в городе уже дрожали от тяжелого гула идущих на цель бомбардировщиков.
Неужели он должен был умереть? девушка оторвала покрасневшие глаза от огненного смерча, бушующего на месте бывшей колонии чужих.