Ты, Леночка, хрипловато говорил Турбин, не волнуйся и поджидай меня, я съезжу, запишусь и вернусь домой. Касательно военных действий не беспокойся, будем мы сидеть в городе и отражать этого миленького президента сволочь такую.
Не послали бы вас куда-нибудь?
Карась успокоительно махнул рукой.
Не беспокойтесь, Елена Васильевна. Во-первых, должен вам сказать, что раньше двух недель дивизион ни в коем случае и готов не будет, лошадей еще нет и снарядов. А когда и будет готов, то, без всяких сомнений, останемся мы в Городе. Вся армия, которая сейчас формируется, несомненно, будет гарнизоном Города. Разве в дальнейшем, в случае похода на Москву
Ну, это когда еще там Эгм
Это с Деникиным нужно будет соединиться раньше
Да вы напрасно, господа, меня утешаете, я ничего ровно не боюсь, напротив, одобряю.
Елена говорила действительно бодро, и в глазах ее уже была деловая будничная забота. «Довлеет дневи злоба его».
Анюта, кричала она, миленькая, там на веранде белье Виктора Викторовича. Возьми его, детка, щеткой хорошенько, а потом сейчас же стирай.
Успокоительнее всего на Елену действовал укладистый маленький голубоглазый Карась. Уверенный Карась в рыженьком френче был хладнокровен, курил и щурился.
В передней прощались.
Ну, да хранит вас господь, сказала Елена строго и перекрестила Турбина. Также перекрестила она и Карася и Мышлаевского. Мышлаевский обнял ее, а Карась, туго перепоясанный по широкой талии шинели, покраснев, нежно поцеловал ее обе руки.
Господин полковник, мягко щелкнув шпорами и приложив руку к козырьку, сказал Карась, разрешите доложить?
Господин полковник сидел в низеньком зеленоватом будуарном креслице на возвышении вроде эстрады в правой части магазина за маленьким письменным столиком. Груды голубоватых картонок с надписью «Мадам Анжу. Дамские шляпы» возвышались за его спиной, несколько темня свет из пыльного окна, завешенного узористым тюлем. Господин полковник держал в руке перо и был на самом деле не полковником, а подполковником в широких золотых погонах, с двумя просветами и тремя звездами, и со скрещенными золотыми пушечками. Господин полковник был немногим старше самого Турбина было ему лет тридцать, самое большое тридцать два. Его лицо, выкормленное и гладко выбритое, украшалось черными, подстриженными по-американски усиками. В высшей степени живые и смышленые глаза смотрели явно устало, но внимательно.
Вокруг полковника царил хаос мироздания. В двух шагах от него в маленькой черной печечке трещал огонь, с узловатых черных труб, тянущихся за перегородку и пропадавших там в глубине магазина, изредка капала черная жижа. Пол, как на эстраде, так и в остальной части магазина переходивший в какие-то углубления, был усеян обрывками бумаги и красными и зелеными лоскутками материи. На высоте, над самой головой полковника трещала, как беспокойная птица, пишущая машинка, и когда Турбин поднял голову, увидал, что пела она за перилами, висящими под самым потолком магазина. За этими перилами торчали чьи-то ноги и зад в синих рейтузах, а головы не было, потому что ее срезал потолок. Вторая машинка стрекотала в левой части магазина, в неизвестной яме, из которой виднелись яркие погоны вольноопределяющегося и белая голова, но не было ни рук, ни ног.
Много лиц мелькало вокруг полковника, мелькали золотые пушечные погоны, громоздился желтый ящик с телефонными трубками и проволоками, а рядом с картонками грудами лежали, похожие на банки с консервами, ручные бомбы с деревянными рукоятками и несколько кругов пулеметных лент. Ножная швейная машина стояла под левым локтем г-на полковника, а у правой ноги высовывал свое рыльце пулемет. В глубине и полутьме, за занавесом на блестящем пруте, чей-то голос надрывался, очевидно, в телефон: «Да да говорю. Говорю: да, да. Да, я говорю». Бррынь-ынь проделал звоночек Пи-у, спела мягкая птичка где-то в яме, и оттуда молодой басок забормотал:
Много лиц мелькало вокруг полковника, мелькали золотые пушечные погоны, громоздился желтый ящик с телефонными трубками и проволоками, а рядом с картонками грудами лежали, похожие на банки с консервами, ручные бомбы с деревянными рукоятками и несколько кругов пулеметных лент. Ножная швейная машина стояла под левым локтем г-на полковника, а у правой ноги высовывал свое рыльце пулемет. В глубине и полутьме, за занавесом на блестящем пруте, чей-то голос надрывался, очевидно, в телефон: «Да да говорю. Говорю: да, да. Да, я говорю». Бррынь-ынь проделал звоночек Пи-у, спела мягкая птичка где-то в яме, и оттуда молодой басок забормотал:
Дивизион слушаю да да.
Я слушаю вас, сказал полковник Карасю.
Разрешите представить вам, господин полковник, поручика Виктора Мышлаевского и доктора Турбина. Поручик Мышлаевский находится сейчас во второй пехотной дружине, в качестве рядового, и желал бы перевестись во вверенный вам дивизион по специальности. Доктор Турбин просит о назначении его в качестве врача дивизиона.
Проговорив все это, Карась отнял руку от козырька, а Мышлаевский козырнул. «Черт надо будет форму скорее одеть», досадливо подумал Турбин, чувствуя себя неприятно без шапки, в качестве какого-то оболтуса в черном пальто с барашковым воротником. Глаза полковника бегло скользнули по доктору и переехали на шинель и лицо Мышлаевского.
Так, сказал он, это даже хорошо. Вы где, поручик, служили?
В тяжелом дивизионе, господин полковник, ответил Мышлаевский, указывая таким образом свое положение во время германской войны.
В тяжелом? Это совсем хорошо. Черт их знает: артиллерийских офицеров запихнули чего-то в пехоту. Путаница.
Никак нет, господин полковник, ответил Мышлаевский, прочищая легоньким кашлем непокорный голос, это я сам добровольно попросился ввиду того, что спешно требовалось выступить под Пост-Волынский. Но теперь, когда дружина укомплектована в достаточной мере
В высшей степени одобряю хорошо, сказал полковник и, действительно, в высшей степени одобрительно посмотрел в глаза Мышлаевскому. Рад познакомиться Итак ах, да, доктор? И вы желаете к нам? Гм
Турбин молча склонил голову, чтобы не отвечать «так точно» в своем барашковом воротнике.
Гм полковник глянул в окно, знаете, это мысль, конечно, хорошая. Тем более, что на днях возможно Тэк-с он вдруг приостановился, чуть прищурил глазки и заговорил, понизив голос: Только как бы это выразиться Тут, видите ли, доктор, один вопрос Социальные теории и гм вы социалист? Не правда ли? Как все интеллигентные люди? Глазки полковника скользнули в сторону, а вся его фигура, губы и сладкий голос выразили живейшее желание, чтобы доктор Турбин оказался именно социалистом, а не кем-нибудь иным. Дивизион у нас так и называется студенческий, полковник задушевно улыбнулся, не показывая глаз. Конечно, несколько сентиментально, но я сам, знаете ли, университетский.
Турбин крайне разочаровался и удивился. «Черт Как же Карась говорил?..» Карася он почувствовал в этот момент где-то у правого своего плеча и, не глядя, понял, что тот напряженно желает что-то дать ему понять, но что именно узнать нельзя.
Я, вдруг бухнул Турбин, дернув щекой, к сожалению, не социалист, а монархист. И даже, должен сказать, не могу выносить самого слова «социалист». А из всех социалистов больше всех ненавижу Александра Федоровича Керенского.
Какой-то звук вылетел изо рта у Карася сзади, за правым плечом Турбина. «Обидно расставаться с Карасем и Витей, подумал Турбин, но шут его возьми, этот социальный дивизион».
Глазки полковника мгновенно вынырнули на лице, и в них мелькнула какая-то искра и блеск. Рукой он взмахнул, как будто желая вежливенько закрыть рот Турбину, и заговорил:
Это печально. Гм очень печально Завоевания революции и прочее У меня приказ сверху: избегать укомплектования монархическими элементами, ввиду того, что население необходима, видите ли, сдержанность. Кроме того, гетман, с которым мы в непосредственной и теснейшей связи, как вам известно печально печально
Голос полковника при этом не только не выражал никакой печали, но, наоборот, звучал очень радостно, и глазки находились в совершеннейшем противоречии с тем, что он говорил.
«Ага-а? многозначительно подумал Турбин, дурак я а полковник этот не глуп. Вероятно, карьерист, судя по физиономии, но это ничего».
Это печально. Гм очень печально Завоевания революции и прочее У меня приказ сверху: избегать укомплектования монархическими элементами, ввиду того, что население необходима, видите ли, сдержанность. Кроме того, гетман, с которым мы в непосредственной и теснейшей связи, как вам известно печально печально
Голос полковника при этом не только не выражал никакой печали, но, наоборот, звучал очень радостно, и глазки находились в совершеннейшем противоречии с тем, что он говорил.
«Ага-а? многозначительно подумал Турбин, дурак я а полковник этот не глуп. Вероятно, карьерист, судя по физиономии, но это ничего».
Не знаю уж, как и быть ведь в настоящий момент, полковник жирно подчеркнул слово «настоящий», так, в настоящий момент, я говорю, непосредственной нашей задачей является защита Города и гетмана от банд Петлюры, и, возможно, большевиков. А там, там видно будет Позвольте узнать, где вы служили, доктор, до сего времени?
В тысяча девятьсот пятнадцатом году, по окончании университета экстерном, в венерологической клинике, затем младшим врачом в Белградском гусарском полку, а затем ординатором тяжелого трехсводного госпиталя. В настоящее время демобилизован и занимаюсь частной практикой.
Юнкер! воскликнул полковник, попросите ко мне старшего офицера.
Чья-то голова провалилась в яме, а затем перед полковником оказался молодой офицер, черный, живой и настойчивый. Он был в круглой барашковой шапке, с малиновым верхом, перекрещенным галуном, в серой, длинной a La Мышлаевский шинели, с туго перетянутым поясом, с револьвером. Его помятые золотые погоны показывали, что он штабс-капитан.
Капитан Студзинский, обратился к нему полковник, будьте добры отправить в штаб командующего отношение о срочном переводе ко мне поручика э
Мышлаевский, сказал, козырнув, Мышлаевский.
Мышлаевского, по специальности, из второй дружины. И туда же отношение, что лекарь э?
Турбин
Турбин мне крайне необходим в качестве врача дивизиона. Просим о срочном его назначении.
Слушаю, господин полковник, с неправильными ударениями ответил офицер и козырнул. «Поляк», подумал Турбин.