Жемчужина моей души. Сборник стихов - Анна Николаенко 2 стр.

Не тревожьте мятежную душу,
Она быть не сумеет слугой:
Вся пылает в январскую стужу,
Леденеет в невиданный зной,
И в колючем шиповнике стоя,
Истерзавшись до крови, до слез,
Оттолкнет изможденной рукою
Даже роскошь искусственных роз.
Ну, а если уж вырвется в небо,
Тогда больше ее не зови:
Упадет в стоколосие хлеба,
Зашумит стоголосьем любви.
Нелюбовь ее ты не излечишь,
Не заставишь, не свяжешь ничем,
Она просто уйдет в этот вечер,
Не решая ненужных проблем.
Пусть же крылья устали от ветра,
Но остались две верных струны:
«Да» и «нет», остальные ответы
Тоже этой душе не нужны.
И, прекрасная в светлом порыве,
Рвется вдаль на терновых стезях,
Она чудно поет на обрыве,
Она кается в белых церквях.
Не пытайся ее поневолить:
Она за́мки твои разобьет,
И страдать, и метаться на воле
Ни о чем не жалея, уйдет.
И общительна, и нелюдима,
Пускай жизнь ее  миражи,
Тлеет красным цветком на руинах
Откровенье мятежной души.

Ты когда-нибудь видел весну без вуали?
И в несметных богатствах ее лепестков
Те прозрачные, светлые, тихие дали,
И красивую просинь, как отблески снов?

Ты когда-нибудь видел в огне поднебесья,
Как в разливах лучей, словно липовый мед,
Возрождается день необычный, воскресный
И как он по земле величаво идет?

Ты встречал ли когда-нибудь эти закаты,
И росистые, смуглые те вечера,
И те ночи, что так заповедано святы,
Где пасхальные звоны звучат до утра?

Не грусти, что весна  это только мгновенье,
Ты поверь, что она не уходит навек,
Если в легком, роскошном, прекрасном цветенье
Свою вечную юность найдет человек.

Свою вечную юность в объятиях света,
В славословии птиц и благой тишине
И поймет, что весна  предисловие лета,
И поверит Творцу, и любви, и весне!

Тот, кто не отречется от мамоны
Переступив порог, не внидет в храм.
В душе на истукан сменив иконы,
Он думает, что служит двум богам.

А Бог единый нелицеприятен 
Ты зря флиртуешь с «нужными» людьми.
Лишь преподобный Господу приятен
И друг, тобой оставленный в тени.

О святости радеют фарисеи,
Не замечают кары впереди.
Не знаю наказания страшнее,
Чем сердце, затвердевшее в груди.

Христос! Стоишь, стучишь, но очень тихо,
Ах, сколько шума здесь со всех сторон!
Серебреник отсчитывают лихо
И смех раскатом заглушает стон.

От Запада до самого Востока
Сбываться каждый день словам Твоим.
И будет избивать своих пророков
Камнями зависти любой Иерусалим.

Бег лошадей по утреннему полю
Я так хочу того, что есть в крови:
Как ветер, сладкой, безмятежной воли,
И, как волна летящая, любви.

Биенья сердца дикого, живого,
И радости, и боли  до конца!
И в каждом слова отзвука стального,
И смелого, и сильного лица.

Узнать о том, чего никто не ведал,
И это мне расскажет только он:
Под знаменем непокоренным неба
Непокоренной церкви перезвон.

И берега крутые к поднебесью,
И снег вишневый на моих губах,
И тот неповторимый привкус песни,
Когда-то затерявшейся в веках

Без страха, без мучительных сомнений,
Без сожаленья, жить тогда одним:
В таинственном бессмертье поколений
Завет свободы с верой неделим!

И, может быть, порой почти у края,
Безумно мчаться, быть всегда собой,
Так пусть же шелестит ковыль седая
О девушке, как зорьке, молодой!

Несокрушима ты, степная доля,
Пускай бесцветно нас учили жить,
Но если вдруг запахнет свежим полем,
То лошадей вам не остановить!

В ее глазах гуашью темноты
Коричневой, как ночь в шелках заката,
Обведены две пламенных звезды,
С небес на землю павшие когда-то.

Красивое и смелое лицо
На снежное похоже изваянье,
А черное цыганское кольцо
Ее волос трепещет от дыханья.

Уста сомкнула, что же говорить?
Давно уже решила все вопросы,
И только след от песен и молитв 
В изгибах губ остался пеплом розы

Вверх подняты ресницы-веера,
И молодость ее граничит с болью,
Ведь даже лето  странная пора:
Свет солнечный с морскою смешан солью.

И в резком лике каждая черта 
Прошедших дней свидетельство немое,
Ведь повесть жизни этой непроста,
Не черно-белой кистью, а цветною

Написаны такие письмена 
Души движенья, жизни приговоры,
И смотрит, молча, с мудростью, она
На ваши похвалы и на укоры.

«Спасибо всем и все свободны!»,
В театре снова гаснет свет,
И этой драмы всенародной
Не нами выдуман сюжет,
Мы только жалкие актеры,
Не режиссер ни ты, ни я,
А в зале нашем прокуроры
И Жизнь  строгая Судья.
Как часто ты под голос скрипки
На этот жуткий карнавал 
На сцену выходил с улыбкой,
А за кулисами рыдал
Как часто было невозможно
Словами свой исполнить долг,
Их, словно текст предельно сложный,
Ты долго выучить не мог
Как часто в тон словам жестоким
Ты изменить не смог лицо,
И отводил глаза ты сколько,
Тем нарушая мастерство.
Рвалась душа отбросить маску
И крикнуть людям: «Я  живой!»
Но ты лишь слушаешь подсказки,
Смеешься с раной ножевой,
А я иду тебе навстречу
В наряде, взятом из мечты,
И в этой театральной встрече
И я  не я, и ты  не ты.
У каждого свои движенья,
Свои ответы на вопрос,
Мешает дикое биенье
В моей груди и море слез.
Закрыв глаза, во сне глубоком,
Наедине с самим собой,
Поймем, что платим так жестоко
Мы за любовь и нелюбовь.
Судьба в любую роль возводит,
К решеньям жизненным зовет,
Потом руками все разводит 
Назад расписок не дает.
Но я боюсь! Пускай фальшивых
Не умолкают сотни фраз,
Пускай неискренних и лживых,
Но не увижу твоих глаз.
Боюсь, что на другую сцену
Судьба меня переведет,
Нечеловеческую цену
Платить ей, дням теряя счет.
Да, должен ты подать в бокале
Мне расставанья темный яд,
И, не дрожа, в холодном зале
Я буду пить, ты будешь рад.
А дальше Дальше по порядку,
Сценарий не переписать,
Как будто бы играя в прятки,
Безумный танец танцевать.
Сыграю я тебе чужую,
А ты  стального короля,
И все, кто рядом торжествуют,
Что ты  не ты, что я  не я.
Ну, а когда почти бессильной
Упала я у твоих ног,
Ты многим показался сильным:
Ты равнодушен стал и строг.

Все! Черный занавес опущен,
Стоишь, как статуя в кино,
Кто был из нас актером лучшим
Обоим просто все равно.
И ты немым ворвешься в память,
И я удерживаю стон,
Как приговор, сейчас над нами
Аплодисментов грянет гром.

«Спасибо всем и все свободны!»,
В театре снова гаснет свет,
И этой драмы всенародной
Не нами выдуман сюжет,
Мы только жалкие актеры,
Не режиссер ни ты, ни я,
А в зале нашем прокуроры
И Жизнь  строгая Судья.
Как часто ты под голос скрипки
На этот жуткий карнавал 
На сцену выходил с улыбкой,
А за кулисами рыдал
Как часто было невозможно
Словами свой исполнить долг,
Их, словно текст предельно сложный,
Ты долго выучить не мог
Как часто в тон словам жестоким
Ты изменить не смог лицо,
И отводил глаза ты сколько,
Тем нарушая мастерство.
Рвалась душа отбросить маску
И крикнуть людям: «Я  живой!»
Но ты лишь слушаешь подсказки,
Смеешься с раной ножевой,
А я иду тебе навстречу
В наряде, взятом из мечты,
И в этой театральной встрече
И я  не я, и ты  не ты.
У каждого свои движенья,
Свои ответы на вопрос,
Мешает дикое биенье
В моей груди и море слез.
Закрыв глаза, во сне глубоком,
Наедине с самим собой,
Поймем, что платим так жестоко
Мы за любовь и нелюбовь.
Судьба в любую роль возводит,
К решеньям жизненным зовет,
Потом руками все разводит 
Назад расписок не дает.
Но я боюсь! Пускай фальшивых
Не умолкают сотни фраз,
Пускай неискренних и лживых,
Но не увижу твоих глаз.
Боюсь, что на другую сцену
Судьба меня переведет,
Нечеловеческую цену
Платить ей, дням теряя счет.
Да, должен ты подать в бокале
Мне расставанья темный яд,
И, не дрожа, в холодном зале
Я буду пить, ты будешь рад.
А дальше Дальше по порядку,
Сценарий не переписать,
Как будто бы играя в прятки,
Безумный танец танцевать.
Сыграю я тебе чужую,
А ты  стального короля,
И все, кто рядом торжествуют,
Что ты  не ты, что я  не я.
Ну, а когда почти бессильной
Упала я у твоих ног,
Ты многим показался сильным:
Ты равнодушен стал и строг.

Все! Черный занавес опущен,
Стоишь, как статуя в кино,
Кто был из нас актером лучшим
Обоим просто все равно.
И ты немым ворвешься в память,
И я удерживаю стон,
Как приговор, сейчас над нами
Аплодисментов грянет гром.

Не могут краски быть немыми 
Они зовут меня с собой,
И путешествую я с ними
То в вечер призрачный седой,
То в город, светом обеленный,
К цветам у старого крыльца,
Сто красок скрыл в себе зеленый,
И синий  разный без конца
Больше всего люблю я встречи:
Стоит таинственный портрет,
А по бокам мерцают свечи,
Дрожит знакомый силуэт,
Слегка глазами улыбнется,
Многозначительно молчит
А сердце, словно струны, рвется,
И вальс звучит, звучит, звучит.

Рисуют тени тонкие узоры
Как занавес, упала темнота.
Я сожалею, что мы не актеры,
Что наша жизнь привычна и проста.

Мы утром в переполненном вагоне
Забудем сны, спеша в объятья стен,
И будем жить в отчаянной погоне
За тем, чего не хочется совсем.

О, если бы служили мы искусству,
Поверили, что нет в театре лжи,
Позволили пылающему чувству
Прогнать постылых будней миражи!

Я, знаешь ли, давно живу мечтами,
Я не хочу таиться и скрывать!
Хожу вокруг да около словами,
Не забываю маску одевать

Хочу на сцену выбежать, дерзая,
Не класть свои сомненья на весы,
Стоять перед тобою, замирая,
Прекрасной Катериной из «Грозы».

И вот, ты взял в ладони мои руки
Да что мне зал! Ведь я как будто сплю
И на губах, как в каждом сердца стуке,
Затрепетало вечное «Люблю!»

Аплодисменты, «Браво!», «Бис!» до визга,
Похоже на безумствующий пир,
А ты шепнешь (уста твои так близко!):
«Мы обманули правдою весь мир».

Беломраморный дом. Над водой восходящее солнце
Обнимал виноград стройный стан серебристых колонн,
Где-то чайка кричит, но казалось  ребенок смеется
Это было в душе, это был моей юности сон.

Накатилась волна, все укрыла кипящею пеной,
Падал чудный фасад, падал, как основанье мечты,
И закончился сон пробужденьем, а значит  изменой,
Но утрачу не все, если рядом останешься ты.

Ты не спросишь, мой друг, почему я не в праздничном платье,
И ресницы, клонясь, взор скрывают, как черный покров,
Я от боли нема, не могу ничего рассказать я,
Но поймешь ты меня без неясных, мучительных слов.

Лишь коснешься руки и прошепчешь чуть слышно: «Не надо,
Пусть сияющий взгляд, как и прежде, надеждой горит,
Не разрушен твой дом, оглянись и взгляни же, неправда,
На руинах седых белый лотос звездою горит».

«У меня мало сил Он умрет, как и замок воздушный,
Этот яркий огонь, этот след неземной чистоты,
Мне непонятой жить, становиться смешной и ненужной,
Словно ста́туя здесь, я стою у печальной черты».

Но, сжимая, ладонь, ты поможешь к оврагу спуститься,
И поднимешь цветок, на колени его положив,
Я закрою глаза, сон ушедший опять мне приснится,
Лотос плачет росой, он, как сердце, по-прежнему жив.

Дар Господень  друзья, те, что ближе сестры или брата,
Что укажут в ночи непроглядной невидимый свет,
Вы совсем не бедны, нет, Вы счастьем безмерно богаты,
Если есть с кем встречать на руинах багровый рассвет.