Мы рассмеялись. Я достал деньги и расплатился.
Приятно было познакомиться! Федор протянул мне на прощанье руку.
Дмитрий, представился я.
Такси-колог, а по совместительству врач, ну, или наоборот, за несколько минут общения каким-то чудесным образом прибавил мне сил и бодрости. Несколько слов, жестов и улыбок этого незнакомого человека около сорока лет с серьезным лицом и улыбающимися глазами в буквальном смысле слова вдохнули в меня какую-то живительную силу, словно я влил в себя еще сто грамм доброго проверенного коньяка. Я хотел еще что-то сказать ему на прощанье, но он опередил меня.
Дальше вдоль забора и потом направо. Там приемное отделение.
Спасибо!
Приемное отделение торчало небольшим выступом в виде квадратного подъезда в конце длинного высокого здания больницы из серого кирпича. Мне нужно было пройти метров сто, чтобы дойти до него. Как только я пересек покосившуюся калитку больничного забора из облезлой сетки-рабицы, я увидел вчерашнего жениха, а ныне уже вдовца Женю, спешно выходившего из приемного покоя. «Какой стойкий молодой человек! подумал я, Вчера потерял жену, а сегодня нашел силы для посещения больной».
Женя! Женя! крикнул я ему в след, но Евгений не откликнулся. Расстояние между нами было достаточно большим.
Немного сгорбившись, словно он нес какую-то тяжелую ношу, Женя быстро скрылся из виду. «Даже если бы я сейчас крикнул ему прямо в ухо, он наверняка ничего бы не расслышал. Так велико его горе», сделал я вывод.
В больнице было нестерпимо душно и жарко. Несмотря на то что на улице стояла несусветная жара, старые деревянные окна приемного покоя были закрыты наглухо и намертво заклеены широким малярным скотчем. Из всего, что могло дать приток свежего воздуха, была только настежь открытая дверь, которую, чтобы она не закрывалась под действием тугой пружины, заклинили обломком кирпича. Я подошел к списку больных и стал читать женские фамилии, поступивших вчера в больницу. Вскоре я понял всю бессмысленность этого занятия. Во-первых, больных поступивших за вчерашний день было слишком много, а во-вторых, я даже не догадывался в какое отделение могли положить свидетельницу.
«Как же мне узнать ее фамилию? думал я, вспоминая вчерашнюю свадьбу. Ведь я даже не помню как ее зовут. То ли Лена, то ли Лиза» Привычка «брать все на карандаш» подвела меня в этот раз. В самом начале свадьбы я записал фамилии и имена всех родственников, свидетелей, а также части гостей и даже не старался запомнить хоть кого-нибудь по имени, но во время банкета, кто-то вырвал этот листок из моего блокнота. Очевидно, в мое отсутствие проходил какой-то конкурс, и этот листок беспардонно пошел в дело. Еще одна причина недолюбливать черной ненавистью свадьбы, конкурсы и их разносторонне изощренных организаторов была налицо.
Вдруг в отрытую дверь приемного покоя ввалился видеооператор с камерой наперевес и штативом на плече. Нагретый воздух помещения наполнился смесью перегара и запаха мятной жевательной резинки. Сомнений быть не могло, это Иосиф, видеооператор, с которым мы когда то вместе снимали телевизионные сюжеты. Вслед за Иосифом в приемный покой потоком воздуха от тела бывалого видеооператора всосало хрупкую девушку с микрофоном в руках.
Какая встреча! обрадовался Иосиф и пожал мне руку. Ты слышал про вчерашний случай на свадьбе?
Нет, соврал я, а что случилось?
Свидетельница затащила невесту в подсобку и там задушила ее фатой. Дело в том, что фата обладает уникальным свойством не оставлять следов на шее.
С этим я полностью согласен, подтвердил я, на своей шее я никогда не наблюдал каких-либо следов, хотя воздуху явно не хватало.
Иосиф не заметил моей шутки и энергично продолжил:
После того, как невеста была задушена, свидетельница сама лишилась чувств. Она, видите ли, по своей натуре очень ранимая личность. Ей стало плохо после убийства и ее привезли сюда на «скорой». Интересно, ее приковали наручниками к кровати или нет?
С этим я полностью согласен, подтвердил я, на своей шее я никогда не наблюдал каких-либо следов, хотя воздуху явно не хватало.
Иосиф не заметил моей шутки и энергично продолжил:
После того, как невеста была задушена, свидетельница сама лишилась чувств. Она, видите ли, по своей натуре очень ранимая личность. Ей стало плохо после убийства и ее привезли сюда на «скорой». Интересно, ее приковали наручниками к кровати или нет?
Иосиф, ты уже опохмелился? спросил я прямо, будучи не в силах уже слушать его бред.
Это предложение? Иосиф перешел на шёпот.
Пока это только вопрос, ушел от ответа я.
Да. Каюсь. Я уже но намек все равно понял. Глаза Иосифа хищно заблестели, словно уставшая пантера с веток дерева увидела под собой хромого поросенка, и мне стало ясно, что Иосиф не просто опохмелился, а опохмелился хорошо.
Давай, я помогу тебе и возьму штатив, предложил я ему.
Вспомним старое! Давай!
Иосиф отдал мне штатив и по-отечески сказал журналистке:
Любашенька, это мой старый коллега по переноске штативов, он поможет мне. Хорошо?
Ладно, ответила Любашенька и решительно открыла дверь, ведущую внутрь приемного покоя.
Телекомпания «Удмуртия», сказала она куда-то внутрь, программа «Специальный репортаж». У нас была договоренность с главным врачом по поводу интервью с пациенткой, которую вчера доставили к вам со свадьбы.
Знаем, знаем, проходите, пробурчали в ответ, и мы вошли в тесный коридор.
По больнице нас сопровождала сестра-хозяйка. Маленькая женщина без возраста и талии шустро передвигалась по больничному пространству, ловко лавируя по хитросплетению лестничных маршей и переходов.
Шурша бахилами, мы с трудом успевали за ней.
Что за гонка в воскресное утро! негодовал пыхтящий изо всех сил Иосиф.
Думаю, что если бы мы шли в пивную, ты сказал бы, что мы тащимся, как черепахи, ответил я ему на ходу.
А то! Иосиф засмеялся. Эйнштейн. Теория относительности!
Вот эта палата, только недолго. Сестра-хозяйка остановилась перед дверью и распахнула ее.
Иосиф первым вошел в палату, и мы за дверью услышали:
Отличный естественный свет из окон! Фонари можно даже не доставать. А где же больная?
Вслед за Иосифом мы шагнули в палату. Она была пуста.
Может, вышла куда? Сейчас погляжу. Сестра-хозяйка метнулась по коридору к дежурной. Мы гуськом последовали за ней.
Ивановна, а где эта, со свадьбы, ну, что вчера привезли?
Ивановна высунула заспанное лицо из комнатки дежурной, недоверчиво оглядела нас с головы до ног, и невнятно прохрипела голосом законченного курильщика:
А шут ее знает, была тут.
Постойте здесь, я сбегаю, посмотрю в процедурной.
Сестра-хозяйка прибавила прыти и скрылась в глубине коридора.
Потихоньку до меня стало доходить, кого я видел из окна такси.
Ну что, съемки закончены, может по маленькой? предложил мне Иосиф.
В коридоре появилась сестра-хозяйка, бежавшая впереди высокого доктора в синем халате.
Я-то думала, что она тут. Дверь открываем, а там никого. Ничего не понимаю, куда она могла деться! верещала она.
Не сегодня, ответил я Иосифу на его предложение, шагнул навстречу к врачу и, пользуясь «прикрытием» съемочной группы, спросил:
Скажите, пожалуйста, как имя и фамилия этой пациентки и нельзя ли узнать ее адрес и номер телефона?
Любашенька, открыв рот, посмотрела на меня, словно я только что нагло и ловко утащил у нее последний кусок хлеба с ее и без того небогатого журналистского стола.
Извините, но таких справок мы не даем. Будет больная будет интервью, нет больной извините, никаких фамилий! врач с трудом скрывал свое раздражение и волнение.
Как нет больной?! вмешалась Любашенька. Куда она делась, что произошло? Иосиф, включай камеру!
Без комментариев! резко ответил доктор, развернулся и зашагал прочь.
Камера готова! Иосиф вскинул камеру на плечо и начал снимать уходящего доктора. Любашенька выскочила перед камерой и заголосила в микрофон:
Больная, доставленная вчера со свадьбы, на которой произошла эта страшная трагедия, на данный момент в своей палате отсутствует. Давать какие-либо объяснения по этому поводу в больнице отказались.
А вы знаете имя и фамилию этой больной? спросил я Любашеньку, как только Иосиф поставил камеру.
А мне-то это зачем? Есть интервью есть фамилия, нет значит, нет.
А мне-то это зачем? Есть интервью есть фамилия, нет значит, нет.
«Журналисты, подумал я, это те же доктора, только от них еще хуже». Я вспомнил майора Петрова, и мне впервые стало жаль, что об истории сгоревшего по его вине на шашлыках «уазика» узнала вся республика, а может, даже и вся страна. Правда, это раскаянье длилось не больше нескольких секунд. Коньяк с утра лучший эликсир от самых малейших угрызений совести.
Мы поехали, сказал мне Иосиф, и многозначительно шмыгнул носом, можем подвезти
Пить с Иосифом мне совсем не хотелось.
Спасибо, не надо, я на такси, ответил я и вспомнил сегодняшнего таксиста. Через секунду я уже звонил ему:
Федор, это ваш сегодняшний пассажир, ну тот, что до больницы, быстро заговорил я, как только таксист взял трубку.
Что-то забыли? Ничего в машине я не находил! шутя ответил Федор.
Да нет, вы мне еще визитку дали: «врач-токсиколог».
Вам что уже плохо? Быстро же вы, однако
Федор, я уже начинал жалеть, что принимал с утра коньяк, в общем, заберите меня отсюда, у меня к вам есть одно дело.
Дело?..
Да, и как к таксисту, и как к врачу.
Так бы сразу и сказали. Лечу! ответил мне Федор и положил трубку.
Через десять минут мы сидели в изрядно подержанной «Шевроле» Федора и беседовали.
Если Вы работаете в этой больнице, то наверняка вам не составит труда узнать имя и фамилию одной пациентки, а так же ее адрес и телефон, которую вчера сюда привезли, и которая сегодня уже здесь не лежит, выпалил я Федору.
Труда не составит, но с чего Вы решили, что я стану это делать?
Понимаете, начал я свое полувранье, мы с ней познакомились вчера на свадьбе. Она мне приглянулась, и я не знаю, как ее теперь отыскать. Вот приехал в больницу к ней, а она уже ушла.
Ты что, жениться на ней хочешь? как-то совсем по-мужски неожиданно спросил меня Федор, без лишних формальностей, но достаточно мягко переходя на «ты».
Не знаю. Наверно.
Так наверно, или не знаю?
Хочу, до такого несусветного вранья я еще никогда не опускался, и, видимо, это было заметно.