Мне хотелось бы не верить, Алексей стал смотреть на огоньки свечей. Больше всего на свете мне хотелось бы думать, что я ошибаюсь и что пославший меня тоже ошибается.
Понятно, сказал Мечислав. Мне охота расспросить тебя подробно, но лучше ты всё расскажешь кесарю. Я буду при разговоре.
Коридоры глазной больницы были тёмны и узки. Днём, наверное, работали все эти кабинеты но сейчас оставался только один дежурный, и перед дверью, из-под которой сочился стерильный обесцвеченный свет, сидели три человека. Докторша на минуту заглянула в кабинет, о чём-то там поговорила и, сказав: ждите, позовут, неровно зацокала к выходу. Видимо, на одном сапоге её была металлическая набойка, а от второго набойка отвалилась.
Вышла медсестра, записала Саню в журнал, потом капнула ей в глаз холодные капли.
У меня проходит вдруг удивилась Саня.
И действительно: пламя уже не бушевало, и лиловая запятая всё так же висела чуть сбоку, сияла но в этом сиянии люди и предметы не терялись, не пропадали. Страх разжал свои тонкие холодные пальцы
Это хорошо, сказал кесарь, глядя на Алексея исподлобья. Хоть кто-то в чём-то берётся быть уверенным
Государь, Алексей старался говорить ровно. Мне отвести глаза трудно. Очень трудно. Старец Филадельф учил меня долго и всерьёз. Но он никогда не говорил, что есть на свете хоть один человек, которому невозможно отвести глаза. Поэтому я и говорю: да, я видел эти бесчисленные остовы кораблей. Но есть ли они там на самом деле
Тривимий утверждает, что есть, негромко произнёс кесарь. Ты видел их. Наконец, наш друг, он положил руку на шёлковый платок, испещрённый крошечными значками, даёт знать, что в Степи поднимается новая волна Ты знаком с посланием, Пактовий?
Я выучил его наизусть, сказал Алексей. На случай на всякий случай. Но я не знаю языка гиппонов.
Гиппонами, всадниками, звали одно небольшое племя степняков, не признающих над собой царской власти и продолжающих жить по обычаю предков. Из них получались хорошие шпионы.
Думаю, тебе можно узнать, о чём идёт здесь речь Шесть лет назад, как ты знаешь, степняки избрали себе нового царя. Авенезера Четвёртого. И вот недавно будто бы выяснилось, что окаянный Авенезер Третий не умер от «болезни царей», а тайно бежал в дальние кочевья в сопровождении нескольких верных жрецов. Теперь он объявил себя и идёт возвращать себе двор и корону. Кто такой Авенезер Третий, мы все ещё помним
Самозванец, сказал с дальнего конца стола Мечислав.
Не уверен, покачал головой кесарь. Во всяком случае, наш друг утверждает, что жрецы, которые с ним, те же самые, что и шесть лет назад Но всё это было бы не так уж страшно. Похоже, однако, что в помощь себе они разбудили Мардонотавра
Это невозможно, выдохнул Алексей. Филадельф запечатал его гробы
Разбудили, повторил кесарь. И ты не слушаешь меня, Пактовий. Сам Мардонотавр не важен. Но важно то, что жрецы сумели его разбудить. Значит, они смогут и другое
Нет, я слушаю, сказала Саня. Две недели не читать, телевизор не смотреть, шампанского не пить, тяжестей не поднимать короче, не жить. Капли да. И на уколы. Я всё слышала.
Нет, я слушаю, сказала Саня. Две недели не читать, телевизор не смотреть, шампанского не пить, тяжестей не поднимать короче, не жить. Капли да. И на уколы. Я всё слышала.
Девочка, это глаза, сказал окулист. Они одни на всю жизнь, других у тебя не будет.
Не будет, согласилась Саня. Я потому так и перепугалась сегодня. Только вот пока ждала почти всё прошло.
Дай-то Бог, серьёзно сказал окулист. Он был молодой, с тонкими чёрными усиками, как злодей из американских фильмов. Как ты описывала, это могло быть кровоизлияние в сетчатку или даже отслойка. Но вот не видно почти ничего. Сосудистый спазм, должно быть. Поэтому от скополамина сразу стало лучше. Так бывает. Короче: если что-то подобное произойдёт опять, бегом ко мне. Я принимаю в шестом кабинете с десяти до двух.
И тогда ложиться?
Не исключено.
Это платно?
Ну частично.
Не получится. У меня совсем нет денег.
Придумаем что-нибудь
Что тут можно придумать? Алексей поймал себя на том, что сплетает и расплетает пальцы, и сжал кулаки. Филадельф мог бы помочь
Он всё-таки был уже глубокий старик, сказал кесарь. Для таких дел нужна не только мудрость, нужна и выносливость Даже будь он жив я бы не решился взваливать такой груз на него одного.
А кто ещё сможет?
Кесарь чуть опустил голову, улыбнулся:
Домнин Истукарий. Что скажешь, отважник?
Алексей откинулся в изумлении. Нет, кесарь не шутил
После всего?
Да. Именно после всего.
Удивляюсь тебе, государь Но, если Домнин согласится это будет хорошо. Да, это будет хорошо
А уговаривать его поедешь ты, Пактовий. Утром. Да смотри, езжай по дорогам, а не по оврагам а то и костей не найдём
Ты велишь, государь, кивнул Алексей.
Иди спи. Аурика тебя разбудит.
В дверь громко стукнули и тут же, не дожидаясь ответа, вошли двое: мальчик в коротеньком, как поварская куртка, белом халате придерживал за плечо огромного мужчину в разодранной кожаной куртке. Пол-лица мужчины были замотаны марлей, будто бы залитой арбузным соком.
Семён Семёнович, огнестрельное, сказал мальчик женским голосом и при ближайшем рассмотрении действительно оказался женщиной. Из «Айсберга», мелкой дробью
Ф-ф через уголок рта выдохнул окулист. Ну, солнышко, где ж ты их находишь-то всё время?
А я виновата? Счастье мне такое: как ни вызов, так глаз. Я бы и рада аппендициты в первую городскую возить: милое дело приговаривая, докторша-мальчик быстро разоблачала мужика. Диспетчера с меня и то смеются
Да уж, окулист повернулся к медсестре: Клава, труби рентген он отогнул край повязки, заглянул. И операционную тоже труби.
Я поехала? докторша уже приплясывала у двери.
И не возвращайся! Да, солнышко, вот девочку захвати с собой, окулист кивнул на Саню. Если по дороге, конечно.
До центра довезу, сказала пляшущая докторша.
Ой, конечно. Спасибо вам, Саня кивнула окулисту.
Шампанского не пить, напомнил он вслед.
В переходе навстречу Алексею прошли двое: стратиг Рогдай Анемподист, маленький лысый толстячок, всегда шагающий пузом вперёд и с мечами врастопырку; на тех, кто его не знал, он производил комическое впечатление, но был опытен, умён, смел и беспощаден, и потаинник Юно Януар, с которым Алексей беседовал только однажды, и та беседа до сих пор горчила в памяти. Кажется, Януар хотел что-то сказать Алексею, на миг приостановился, но передумал.
Ну, как? спросил Кузьма Васильевич, вставая навстречу. Отпустили?
Отпустили, улыбнулась Саня. Да вот от этих капель всё прошло только свет теперь такой яркий
Светобоязнь ещё день-другой продержится, сказала, оборачиваясь, докторша со скорой. Пойдёмте-пойдёмте скорее, у нас сегодня только шесть машин, а вызовов
Девушка, а какого-нибудь валидола у вас не найдётся? с неловкостью в голосе попросил Кузьма Васильевич. Что-то я переволновался, наверное
Найдётся! радостно отозвалась докторша. Разве что валидол и найдётся! Нич-чего больше не осталось. Святая вода да валидол. Так и лечим. А?
Не слишком прислушиваясь к разговору, Саня прикрыла глаза. Да, было уже почти хорошо. Огненная запятая поблёкла, и было ясно, что скоро она исчезнет совсем. Но там, где заканчивался её длинный хвостик, тусклым золотом светилось крошечное пятнышко: будто бы монетка, увиденная метров с пяти. Саня, чуть усмехаясь над собой, попыталась посмотреть на пятнышко, и пятнышко, разумеется, тут же отпрыгнуло в сторону. После всего, что произошло, ей было весело. А вот военрук
Кузьма Васильевич, вам очень плохо?
Нет обыкновенное дело. Пройдёт. Который раз уже. Пройдёт. Само пройдёт. Дебекку не позову, нет
Кто такая Дебекка, Саня не знала.
Эта машина была совсем новенькая, «Газель», и пахло в ней ещё как в новенькой машине: обивкой. Но в углу салона свалены были комом окровавленные простыни, и пятна на полу ещё не подсохли.
Работёнка у врачей, сказал Кузьма Васильевич, усаживаясь на откидной стульчик и расстегивая воротник. Что твой фронт
Вы разве на фронте были? удивилась Саня.
В Венгрии я был, сказал Кузьма Васильевич. А там, которые фронтовики, говорили: пострашнее Да ладно: было и быльем поросло. Не стоит это
Может, теперь в другую больницу? предложила Саня. Если болит
После праздников в госпиталь схожу, сказал Кузьма Васильевич, у меня там племянница работает. Да уже всё, отпустило он глубоко вздохнул. Да, отпустило. Легко мы с тобой сегодня отделываемся. Тьфу-тьфу, не сглазить
В казарме стражи было тепло, но не жарко. Кастелян провёл Алексея в келью, показал койку, сказал: твоя. Алексей сел, нагнулся, чтобы стянуть сапоги и понял, что распрямиться не успеет Он почувствовал, что кто-то помогает ему, поворачивает, укрывает но сам он уже спал. Какие-то гнусные морды предстали перед его сонным взором, он отвернулся и ушёл.
«Скорая» высадила их на автобусной остановке и умчалась дальше по своим делам. Мороз был под тридцать. Минут через пять подкатило маршрутное такси: маленький «Паз».
Поехали, сказал Кузьма Васильевич.
Может, подождём? замялась Саня.
Лезь, лезь. Жизнь дороже.
В маршрутке нужно было всем платить за проезд; простой же городской автобус студентов возил по дешёвым проездным, а пенсионеров и вообще бесплатно.
Многие места были свободны: видимо, в такой мороз мало кто отправлялся путешествовать. Саня сидела, склонившись головой к заиндевевшему стеклу. Кто-то нацарапал на инее: «Скоро лето!» Цветные пятна из глаза пропали совсем, а золотая точка вела себя тихо и скромно.
Было около девяти часов вечера двадцать седьмого декабря тысяча девятьсот девяносто шестого года.
Часть первая
Глава первая
На море всегда холодней, чем на суше. Эту истину Алексей знал с детства, но так и не смог научиться не удивляться той пронзительной сырости, той мокрой всепроницающей студёности, которая всегда сопровождает зимние морские путешествия: будь то на рыбацкой ли лодке, на кесарской ли яхте Сейчас, когда он спрыгнул со сходни на обледенелую гальку пляжа, когда ноги коснулись пусть промороженной, но земли, что-то внутри него облегчённо вздохнуло. Сейчас согреемся
Хотя он и грёб вместе со всеми те восемнадцать вёрст, что отделяют пристань селения Мариан от острова Еликонида, ноги насквозь пропитались гиблой морской солёной стужей, и выгнать её можно было только ходьбой, только быстрой пешей ходьбой.