Ничего, заверил я, круто закладывая руль и проходя по краю переполненной талыми водами мутноватой лужи, танки грязи не боятся, проедем.
Ты хорошо водишь, похвалила меня Ангел.
Лучше, чем езжу верхом?
Пожалуй да, ты тяжеловат для лошади.
Это верно. Постой, ты говоришь, что на велосипеде, но как же тогда?
А он у Наташи остался, в конюшне, потом заберу, всё равно мне завтра на работу не надо направо сейчас.
Мы уже ехали по поселку: старые штакетные заборы тянулись вдоль единственной центральной улицы, а вправо и влево от неё отходили скорее тропинки, чем дороги.
Я сбросил скорость чтобы не передавить кур или кошек, которые шмыгали перед машиной. Какая-то лохматая, неопределённого цвета собака, кубарем выкатилась из подворотни, начала с остервенением лаять на «Cruiser» и делать вид, что цапнет колесо.
Это Джулька, он не злой, только дурак, не обращай внимания. Джульбарс, пошел вон! без всякого перехода громко крикнула Ангел, я от неожиданности взял влево и едва не задел чью-то тачку, оставленную на обочине. Тёти Дашино молоко чуть не пролили, засмеялась Ангел и это был второй раз, когда я услышал её смех.
Обычная картина проплывала за заборами: захламленные дворы, покосившиеся дома с запущенными палисадниками, крытые рубероидом времянки. Кое-где эта унылая монотонность прерывалась высокой, метра в два с половиной кирпичной стеной, за которой поднимался красно-кирпичный или серый дом несообразной архитектуры, с башнями и стрельчатыми окнами, некоторые дома только строились, другие уже красовались новенькой металлочерепицей.
Приехали, сообщила Ангел, я затормозил перед крашеными в зелёный цвет железными воротами, обтянутыми сеткой, таким же был и забор. В ближайшей к воротам секции калитка.
Мы вышли из машины. За забором в глубине двора, в зарослях жасмина и сирени прятался приземистый одноэтажный дом. Фасадом в четыре окна дом выходил на улицу. Участок показался мне большим, соток в двадцать и был совершенно запущен. Кроме дома я увидел беседку, колодец и односкатный дровяной сарай, к которому лепилась разобранная на две трети поленница, частично защищенная навесом. У беседки росла огромная ель, несколько кормушек для птиц было подвешено на уровне человеческого роста к нижним подсохшим у ствола ветвям. В верхних ветвях расположилось настоящее птичье царство. К сараю, колодцу и крыльцу дома от калитки шли тропинки, а воротами, вероятно, пользовались редко, влажная земля перед ними и за ними внутри двора даже не была примята.
Сейчас я открою, сказала Ангел и потянула на себя тяжёлую створку, петли завизжали. Смазать надо. Иди за руль, лучше во двор заехать, а то у нас здесь шпана местная озорует, машину попортить могут.
Сейчас я открою, сказала Ангел и потянула на себя тяжёлую створку, петли завизжали. Смазать надо. Иди за руль, лучше во двор заехать, а то у нас здесь шпана местная озорует, машину попортить могут.
Давай я сам открою, они тяжелые, перехватил я железный каркас, ворота подались с трудом. А я думал, ты пошутила про чай.
Это почему? Мне что, воды жалко? обиделась Ангел. Слушай, а тебя как зовут?
Алекс.
Иностранец?
Я умолчал до времени о своей работе и сказал только:
Нет, русский, просто все меня так называют. А по паспорту я Александр Сергеевич.
А как Пушкин. Ладно, я тебя Сашей буду звать, мне так больше нравится.
И, не дожидаясь ответа, Ангел повернулась и пошла к деревянному крылечку дома.
Я завёл «Cruiser» во двор, колёса просели в мягкую землю. Машины не заезжали сюда очень давно, если вообще когда-нибудь заезжали.
Из смежных дворов через ветхие штакетины на внедорожник уже глазели соседи Ангела. Преимущественно пожилые женщины, ну и, конечно, ребятня гроздьями висла на заборах.
Я вышел из машины, прикрыл ворота, Ангел показалась на крыльце с блестящим оцинкованным ведром и направилась к колодцу. Походка у нее была лёгкая, а сама она такая тоненькая и стройная, шла, будто не по земле, а по воздуху ступала.
Сейчас я замок повешу, вот только воды принесу. Вообще-то я не запираю, но машина
Я тоже подошел к колодцу, взял у Ангела ведро, чтобы набрать воду.
Вот же гостя привела, всё сам делает, улыбнулась Ангел и опять ушла в дом.
Колодец был не с воротом с журавлём, я таких и не видал, только на картинках. Журавль мелодично скрипел. Пока я поднимал колодезное ведро, вода звонкими каплями стекала вниз, а когда, наконец, вышла на свет, заплескалась солнечным отражением в прозрачном круге, ограниченном стальным бортом ведра. Ангел шла к воротам, и я снова засмотрелся на ее кудряшки. Ведро качнулось, вода широкой струёй плеснула через край и прямо мне на ногу! Такая холодная, что я чуть ведро не выронил. Мне стало смешно, Ангел обернулась.
Ты что смеешься?
Облился и беспомощно развел руками. А нельзя у вас воды попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде
Она только головой покачала безнадежно:
То падает, то обливается. Идем уже в дом
И тут я вспомнил, что в шестнадцать тридцать записан на приём к советнику по международным связям и должен явится в Бельгийское консульство. Мои наручные часы показывали 16:25, альтернативы не было.
Подчиняясь обстоятельствам, я со спокойной совестью подхватил ведро и последовал за Ангелом в дом.
Часть третья
Чайник на электроплитке закипал медленно. Я оглядывал жилище Ангела. Собственно, и смотреть-то было особенно не на что. Старый, давно требующий капитального ремонта домик состоял из двух комнат: маленькая отделена от остального пространства лёгкой перегородкой и имела настоящую дверь, с врезным английским замком, но и здесь, вероятно, ничего не запиралось Дверь стояла распахнутая настежь, и было видно, что комната в одно окно.
Большая комната проходная, в два окна, с печью посередине, разгороженная ситцевыми занавесками, соединяла в себе и кухню, и гостиную. Из большой комнаты дверь выходила прямо в прихожую, у того окна, что напротив печи стоял стол, покрытый вышитой мережками белой скатертью, возле него венский стул с вышитой подушкой на сиденье и два простых деревянных табурета. У другой стены, рядом с входной дверью, небольшой буфет с посудой. Внутри буфета на нижней полке банки с вареньем, такие же банки и глиняные горшки громоздились сверху. Горлышки вместо крышек обёрнуты промасленной бумагой и завязаны бечёвками, на все банки наклеены аккуратно подписанные этикетки.
С другой стороны от входной двери примостились тумбочка с электрической плиткой на две конфорки и рукомойник над небольшой раковиной. За одной из занавесок виднелся угол кровати, журнальный столик со старым радиоприёмником и плюшевое кресло, покрытое зелёным клетчатым пледом.
Однако при всей скудности обстановки дом не производил впечатления унылости, в нём не было затхлого запаха тряпья и сырости, обычного для таких старых человеческих жилищ. Воздух был сухим лёгким и подвижным, аккуратно подшитые занавески чуть-чуть колыхались на сквозняке. Рыжий абажур с кистями, низко спускавшийся с потолка, и большой медный самовар на столе придавали комнате весёлый и уютный вид.
На подоконниках пышно цвела герань, её терпкий аромат смешивался с запахом сухих трав, пучками развешанных на стене и ещё каким-то другим знакомым запахом, который я не мог определить. Свежевыкрашенный дощатый пол покрывали плетёные циновки и матерчатые полосатые половики.
Надо было самовар раздуть, быстрее бы закипел, сказала не то мне, не то себе Ангел, доставая из буфета чашки и чайные ложки, по выходным в посёлке напряжение слабое. А ты садись, что стоишь?
Я послушно сел.
Ты и не спросишь, как меня зовут? Между делом поинтересовалась Ангел, собирая на стол.
Я не знал, что ответить, не признаваться же, что про себя окрестил незнакомую девушку ангелом. В самом деле, она была похожа. Таких вот золотоволосых, голубоглазых, очень юных, рисуют на рождественских и пасхальных открытках. Только ангелы не живут в таких старых домах и не работают на конюшне.
Извини как тебя зовут? всё-таки спросил я, глупо улыбаясь.
Майя, отвечала она.
Красивое имя.
Все так говорят.
Она пожала плечами, тряхнула кудряшками, потом привстала на цыпочки, потянулась наверх за банкой с вареньем.
Давай достану, я встал и подошел к ней.
Собственно, мне достаточно было сделать всего один шаг от стола к буфету, чтобы оказаться рядом.
Вон ту, справа, вторую, указала Майя, Вишнёвое, ты любишь?
Да, очень люблю ответил я и не из вежливости, а так оно и было.
Моя бабушка всегда заготавливала вишнёвое варенье, я хорошо помнил, как она в белом фартуке, забрызганном вишнёвым соком, и со специальной машинкой для выдавливания косточек в руках сидела перед большим тазом. Машинка была похожа на шприц с пружинкой и не вызывала у меня никакой симпатии, другое дело таз полный спелых вишен. Очищенные от косточек ягоды бабушка раскладывала в тазы и миски поменьше, пересыпала сахаром. Это было так давно, словно в другой жизни. Тогда мы летом тоже жили на даче в деревянном доме
Ну, что же ты? Вторая справа, повторила Майя. Я достал банку и поставил на стол. Вот и чайник закипел, сказала девушка, сейчас заварю, и будем пить.
И всё-таки, когда Майя улыбалась, я мысленно называл её «Ангел».
Она достала из буфета расписанный незабудками фарфоровый заварной чайник и две розетки для варенья.
У меня редко гости бывают, смущенно улыбнулась Майя и обвела взглядом комнату-кухню. Кого в такое убожество пригласишь? Раньше всё по-другому выглядело, и дом, и двор, а теперь
Она махнула рукой и начала заливать кипяток в фарфоровый чайник, подождала пока он нагреется и выплеснула воду в рукомойник.
Ты здесь одна живёшь?
Теперь да. Раньше с родителями. Потом брат приезжал, это его комната, она кивнула на раскрытую дверь, он погиб.
Майя опустила глаза и стала развязывать мешочек с сухой травой. Я понял, что она ничего больше не скажет.
Извини, я не хотел, пробормотал я.
Ничего, бывает. Может, ты голодный, хочешь, картошки сварим? У меня грибы солёные есть, капуста квашеная.
Нет, спасибо, я перед сменой обедал.
Кто же ест перед верховой ездой? Ты, и правда, как новичок.
Чай у Майи заварился изумительный, с ароматом мяты и ещё каких-то трав, которых я не знал. Он кружил голову и так хотелось спать А может я и правда стукнулся третьего дня об землю головой сильнее, чем мне тогда показалось.