Люди продолжали спорить, а волк раздумывал. Он проделал слишком долгий путь, чтобы уйти ни с чем. С другой стороны, старики внушали ему лишь отвращение. Как быть? Голод скручивал внутренности с неодолимой силой.
Лёжа на песке, зверь беззвучно ворчал. До тех пор, пока одно из зеркалец, которыми была украшена одежда странника, не вспыхнуло прямо у него в глазу короткой молнией, как игла, волк вскочил и хлопнул себя лапой по носу, инстинктивно, будто отгоняя насекомое. И тогда люди заметили его.
Волк. Тихо сказал один из старцев, разворачиваясь всем корпусом.
Седобородый сглотнул слюну и ничего не сказал, а рыжий, в зеркальной одежде, не растерялся: бросился к костру, от которого его отделяло около десятка шагов.
Волк замешкался: блёстки слепили его. Он сунулся в сторону, наугад, и неудачно: люди подумали, что волк собирается напасть на них.
Тогда рыжебородый запустил в него горящей головнёй.
Сухая крепкая ветка, схваченная пламенем, скользнула по шкуре и подпалила шерсть. Волк взвыл от боли и заметался. Он дёрнулся вправо, влево, отовсюду ему мерещился огонь, в морду пахнуло густым дымом и что-то твёрдое попалось под лапы та самая головня, упавшая на землю. Бешено взвизгнув, волк неуклюже перекувырнулся на песке и бросился бежать, взрывая лапами тяжёлый плотный песок, плача от страха и бессилия.
Он бежал так очень долго, не чувствуя усталости, чувствуя одну только боль и невыразимый ужас, пока обоняние не подсказало ему: пора остановиться. Волк рухнул на землю у самой городской стены. Ещё никогда в жизни он не подходил так близко к городу.
Ему хотелось заскулить, лечь на бок, повернуть голову, языком исследовать рану и долго-долго лежать так, пока не утишится боль. Но испытаниям не суждено было кончиться: волк был не просто у города, он оказался у самых городских ворот, которые в этот момент медленно открылись. Происходила обычная полуночная смена стражи: из города выходили бодрые, заблаговременно выспавшиеся охранители, а дозорные, обходившие город с начала сумерек, позёвывая, спешили вернуться домой.
Волк услышал их голоса совсем рядом, в двух прыжках от себя: молодые вооружённые мужчины шли втроём, возбуждённо переговариваясь и смеясь. Не дожидаясь уже знакомого крика «Волк!», зверь вынужден был вскочить и броситься в единственную поблизости щель между створками ворот, в город, к домам, к тысячам людей.
Волк был уже немолод, но ещё никогда в жизни он не совершал таких глупых поступков. Зверь понял это, едва под его лапами, привыкшими к рыхлой почве, появилась утоптанная улица, пропитанная сотнями разнообразных запахов. За его спиной раздались сердитые и удивлённые крики: конечно, стража видела его, но, должно быть, приняла за собаку, потому что голоса быстро смолкли. Волк в панике обернулся по сторонам: он был в ловушке.
Со всех сторон высились огромные как горы дома с тёмными окнами, откуда-то доносилось конское ржание, мычание коровы и печальные крики осла. Запахов же было так много, что волк совершенно утратил нюх: он не мог понять, откуда мычит корова и где квохчут куры. Кажется, совсем близко, но где?
Сжавшись в юркую, неприметную тень, волк заскользил по улице, прижимаясь здоровым боком к стене каменного дома. В его голове наступил полный хаос: волк не знал, куда он идёт, зачем идёт, почему не спрячется куда-нибудь. Ему совсем не хотелось умирать. Жизнь была нерадостна, это правда, но смерть замерцала вблизи какой-то ужасной тайной, чёрной дырой, зловонной пропастью, где будет только страх, боль и ещё раз страх, а ручьёв и овец не будет. Нет, со смертью нужно воевать, нужно вырывать у неё жизнь до последней секунды, до последнего мига. Волк не знал, почему это так, но знал, что так и есть, это закон, спорить с которым бессмысленно. И теперь, усталый, голодный, больной, едва не падающий от одиночества и страха, волк упрямо шёл вперёд, как шёл всю свою жизнь, подгоняемый отчаянием и злостью.
Рассвет долго лежал за стеной грудами светлого небесного хлопка, но вот прорези бойниц загорелись зеленью, и город медленно, едва заметно начал оживать. Волк добрёл до маленького дощатого сооружения, похожего на большой деревянный короб, но с дырой, достаточной, чтобы в неё втиснуться. Волк так и сделал. В коробе ему удалось разместиться целиком. Там была жестяная миска для еды пустая. И огрызок цепи.
Высунув голову наружу, волк увидел всё то же чёрное небо с звёздами, многие из которых уже начинали бледнеть и растворяться, предсказывая начало утра. В конце улицы появился немолодой мужчина среднего роста, очень усталый и очень куда-то торопящийся. Подойдя к дому, возле которого спрятался волк, мужчина принялся стучать в дверь, сперва робко, потом всё настойчивее и настойчивее.
В маленьком окошечке зажёгся свет, и ему отворили, но не пустили внутрь.
Что вам ещё? Послышался сердитый женский голос, густой, будто смазанный маслом, я же сказала, что все места заняты!
Моя жена вчера родила, быстро заговорил мужчина, стараясь быть и вежливым, и убедительным одновременно, хотя голос его дрожал от усталости, вы должны пустить нас. Есть у вас сердце? Подумайте сами: женщина, с новорожденным, без всякого крова в хлеву
И куда я вас размещу? Без особого сочувствия поинтересовались за дверью, не хотите жить в хлеву устраивайтесь под лестницей! Другого места нет, и не просите!
Вы говорили, что один из ваших постояльцев уезжает с рассветом, тихо сказал мужчина, берясь за ручку двери с самым решительным видом, вы же не солгали?
Последовала пауза.
Есть каморка наверху, сказал женский голос недружелюбно, уж не знаю, как вы там разместитесь втроём.
Благодарю вас! Мужчина выпрямился, его лицо разгладилось и посветлело, Я сейчас приведу жену. Не не запирайте дверь.
Плата вперёд! Буркнула хозяйка, удаляясь.
Волк положил голову на лапы. Его убежище было тесным, но давало возможность рассмотреть рану: рана, к счастью, была невелика. Шерсть опалена до самой кожи, но кожа почти нетронута, лопнула только в одном месте, и кровь уже начинала запекаться. Волк вздохнул и задремал.
Плата вперёд! Буркнула хозяйка, удаляясь.
Волк положил голову на лапы. Его убежище было тесным, но давало возможность рассмотреть рану: рана, к счастью, была невелика. Шерсть опалена до самой кожи, но кожа почти нетронута, лопнула только в одном месте, и кровь уже начинала запекаться. Волк вздохнул и задремал.
Сквозь дремоту он видел, как к двери гостиницы подошёл давешний мужчина, бережно придерживающий молодую женщину в длинном тёмном покрывале, с ребёнком на руках. Волк заворочался: ему вдруг начали сниться его волчата, и особенно тот, лысобрюхий, которого он отдал людям, смешной бестолковый кутёнок, лижущий руки своих врагов. Приснилась рыжая волчица, хватавшая малышей за загривок, чтобы отнести их куда-нибудь, и то беспомощное нежное тявканье, которое когда-то было частью его жизни. Волк приоткрыл подёрнутые плёнкой глаза и увидел, что женщина с младенцем смотрит прямо на него. Что-то такое было в её лице, чего волк не мог вынести: он сжался, заскулил и забился в угол.
Когда окончательно рассвело и на красную землю возле конуры легло солнечное пятно, волк опять услышал толстый голос хозяйки гостиницы:
Что это вы такое несёте? Куда вы?
Я хотел спросить вас, где вы держите свою собаку, мягко ответил ей мужской голос, жена вчера заметила, что у вашего пса очень голодный вид, и мы подумали
У нас нет собаки. Резко отозвался женский голос. Сбежала. Вашей жене что-то привиделось.
Потом солнечное пятно перечеркнули две длинные неширокие тени: мужчина остановился у самой конуры и, с трудом нагнувшись, заглянул внутрь.
Волк прижал уши к голове и сидел, не шелохнувшись.
Гм, в самом деле, собака, с ноткой удивления в голосе сказал мужчина, ты вернулся, дружок? Давай обрадуем твою хозяйку?
Волк смотрел на него, не мигая.
Странная порода, вполголоса добавил мужчина, и совсем не ручной сразу видно, что кормят тебя не вдосталь. Вот, поешь!
И поставил на пол перед волком большую миску, полную костей.
Волк втянул носом воздух и заворчал. Принимать еду из рук человека Но желудок тут же свело судорогой: волк накинулся на кости с хрипом, едва не ломая зубы, побеждаемый голодом.
Бедняга, бедняга, жалостно пробормотал мужчина, и сделал невозможную вещь: протянул руку и потрепал волка по загривку.
Если бы волк мог плакать, из его глаз должны были бы хлынуть слёзы: от счастья, от презрения к самому себе. Но плакать, будучи зверем, он не умел. В одну минуту он сгрыз все кости, обглодал их своими крепкими зубами и рухнул мордой на землю, сопя.
Мужчины рядом уже не было, он ушёл. Волк дышал тяжело и поминутно жмурился, будто отгоняя какое-то навязчивое воспоминание.
Дождавшись темноты, волк выскользнул из конуры и пошёл прочь, искать выход. Сверху, из маленького окошка, расположенного в углу чердака, на волка смотрела сквозь слюдяную пластину задумчивая молодая женщина, но волк не имел привычки часто задирать голову и не увидел её. Город был пустынен. Повинуясь неведомому зову, волк нашёл городские ворота и сумел спрятаться неподалёку, и сумел проскользнуть в щель, когда сменялась стража. Он снова услышал крики, но не обратил на них никакого внимания.
Отбежав на порядочное расстояние, волк взобрался на пологий песчаный холм и завыл. Как нарочно, прямо над ним в это время остановилась луна, плоская и далёкая, а тишина вокруг стала казаться мохнатой и сонной. И ни одного пятнышка света не было в сгустившейся под луной черноте, и ни один шорох над этим воем не нарушал тишину, и ни одной живой души не было рядом.
Позади него, над одной из обычных городских крыш, над окном, в котором теплился тихий оранжевый свет, появилась в полночь звезда, будто вынырнула из бездны, и три старика в восточных одеяниях, заметив её из пустыни, убрали шатёр и двинулись в путь.
Кукла, висящая вниз головой
(добрая сказка)
Вы, конечно, спросите, зачем мы всё это затеяли, Моз и я. Видит Бог, хотел бы я вам ответить. Прикидываться праведниками в нашем положении как-то и не к лицу, однако совсем без оправданий начинать такой рассказ нельзя, иначе вы не почувствуете к нам ни сочувствия, ни симпатии. Если верить той статейке в Сан, люди редко дочитывают до конца истории, главные герои которых им несимпатичны. Если вы, как большинство современных людей, страдаете нехваткой времени, лучше бы вам, пожалуй, и не браться за этот рассказ, так как вы не найдёте в нём ничего полезного для своего читательского кругозора. «Фи, скажете вы, перевернув последнюю страницу, всё это так скучно, и к тому же такая чушь!» Можете не верить мне, но всё, что я вам рассказываю чистейшая правда, и приключилась эта история не далее как в рождественский Сочельник. Не верите мне спросите у Моза.