Если б в горку я бежал,
Только б пот по телу,
От напряга весь дрожал
По такому делу.
Вдруг под ногу камень мне,
Миг, и я в полёте.
Ров с крапивой, мир в огне,
Зря девчонки ждёте.
Если б в гору и упал,
Только отряхнулся.
А теперь весь пыл пропал,
Во как наебнулся!
Ужас чего в голову сдуру лезет!
Карусель летит по кругу,
Крик народа с перепугу,
Ничего себе подарки,
После двух стаканов «старки».
Просто жуткая картина,
Я ж поэт, а не скотина,
Всё извергну, дуба дам,
В животе стучит там-там.
Выпить водки модным стало,
Под яишенку и сало,
И проверить на разрыв
Примитивный секспорыв!
Но, какой же идиот
К карусели после прёт?
Слава Богу, кони встали,
Я в кусты, долой детали!
По следам Свифта!
Ужас чего в голову сдуру лезет!
Карусель летит по кругу,
Крик народа с перепугу,
Ничего себе подарки,
После двух стаканов «старки».
Просто жуткая картина,
Я ж поэт, а не скотина,
Всё извергну, дуба дам,
В животе стучит там-там.
Выпить водки модным стало,
Под яишенку и сало,
И проверить на разрыв
Примитивный секспорыв!
Но, какой же идиот
К карусели после прёт?
Слава Богу, кони встали,
Я в кусты, долой детали!
По следам Свифта!
У гуингмов всплеск работы,
От субботы до субботы
Бьют копытами йеху,
Помираючи со смеху!
А йеху стаей всей
Так и рвут от палачей!
Гулливер на раз влюбился,
В лилипутку углубился,
И исчез, пропал, хана,
Нет у лилипуток дна.
Внешность в сущности обман,
Свифт, пиши другой роман!
Здоровенный обезьян
Был, по-жизни, вечно пьян.
И одна имелась мера
Для него и Гулливера.
Обезьяну что? Уснул!
Гулливер же утонул!
Вон сюжетных сколько линий,
Дрожь по коже, просто иней.
Масса сущностей, идей,
Не роман, а суп-кондей!
Весне навстречу
Идёт весна навстречу
Как воин по татами,
Я ей дорогу мечу
Собачьими следами.
Дрожит моя бульдожка,
Весна, а шкурка тонка.
Промокшая дорожка,
Капель колотит звонко.
У Бульки дела много,
Гораздо выше крыши,
Следов рисунок строго
Она носишком слышит.
Вот здесь прошла гуляя
Соседка с пуделями,
Афганская борзая
Бодалась с тополями.
Овчарки и болонки,
Ротвеллер с водолазом,
Следы остры и звонки,
Невидимые глазом.
Весна конец покою,
На щепку щепки с хода.
По солнечному крою
Щенков творит природа!
Древесные лягушки
Вы слыхали как поют лягушки,
Нет, совсем не те, что на болоте,
Напружинив головы и тушки
В беззаветной певческой работе?
Среди веток, листьев и заката
Полностью сливаясь с интерьером,
Эти музыкальные ребята
Всем хорам могли бы стать примером.
Нет, что б вечерочком перерваться,
Поискать чего-нибудь по вкусу.
Намертво держась, что б не сорваться,
Поддалися певчества искусу!
И поют, окрестность оглашая
Истинно своими голосами.
Видом проходимцев устрашая,
Кто «фанерит», а поют не сами!
Сон
А я «небо, цвета крем,»
Аж, столовой ложкой ем!
Разошёлся поутру,
И к обеду всё сожру!
Распрекрасные дела,
Окоём как ширь стола,
В целом, надо поспешать,
Люди могут набежать!
Жрать моё на шермака
Массой станут, а пока
Мне раздолье в сна тиши,
Машка! Пятку почеши!
Польские гусары
Чёрные мундиры
На траве,
С саблей командиры
Во главе.
Был приказ к атаке
И «На пшут»!
Всех почти во мраке
Ангелы несут!
Не считает жизни
Пулемёт,
За любовь к Отчизне
В Рай намёт.
Маки Монферино
И луга Полесья
Не затянет тина,
И заплачет песня!
Смерть козла
Какие могут быть дела
У трясогузки и козла?
Вопрос ребром,
Ответа нет,
Коза колом,
И гаснет свет.
Так вот, теперь,
Как результат,
Вот морга дверь,
И в жизни мат.
Распалась дружная семья,
Коза в тюрьме, и нет козла.
Открытость полная была,
Ведь флирт у птички не со зла.
Природа вертит здесь хвостом,
А все инстинкты на потом!
Сундуки
Как у нашего Нафани
Был со сказками сундук.
А во граде Епифани
На дубу огромном сук.
На суку висел, качался
С колдовским яйцом сундук,
И Кащей сюда примчался
Нудный, словно ультразвук.
Колданул он, было мненье,
Проявляя ловкость рук.
Поменял места храненья
Без каких-то там докук.
И теперь Нафаня прячет
Смерть Кащееву в яйце,
Детвора без сказок плачет,
Сказки в сундуке в ларце!
Что в далёкой Епифани
На цепях и на суку,
Плачьте Тани, Мани, Вани.
Нечем вам прогнать тоску!
Парад 7 ноября 1941
«Ах, зачем, ах, зачем?»,
Голосили трубы.
Среди всех прочих тем,
Примерзали губы.
Был парад и на фронт,
Всяко недалёко.
Вон гремит горизонт,
Ясно видит око!
Шли России сыны
Прямо в бой с парада.
Площадь сердце страны,
Сам парад награда!
В Подмосковье снега,
Города сгорели,
Но, разбили врага,
В зимние метели.
И пошли на Закат,
Батальоны, роты.
Шли в атаки под мат,
В рост на пулемёты.
Много лет кровь рекой,
Беды и невзгоды.
Многим смертный покой,
Бой не дни, а годы.
Тот парад не забыть
До скончанья века!
И тоску не избыть,
Слёзы из-под века!
Воровская зона
Парад 7 ноября 1941
«Ах, зачем, ах, зачем?»,
Голосили трубы.
Среди всех прочих тем,
Примерзали губы.
Был парад и на фронт,
Всяко недалёко.
Вон гремит горизонт,
Ясно видит око!
Шли России сыны
Прямо в бой с парада.
Площадь сердце страны,
Сам парад награда!
В Подмосковье снега,
Города сгорели,
Но, разбили врага,
В зимние метели.
И пошли на Закат,
Батальоны, роты.
Шли в атаки под мат,
В рост на пулемёты.
Много лет кровь рекой,
Беды и невзгоды.
Многим смертный покой,
Бой не дни, а годы.
Тот парад не забыть
До скончанья века!
И тоску не избыть,
Слёзы из-под века!
Воровская зона
Мелкие солёные
Льдинки режут бритвами,
Здесь приговорённые,
С матом, не с молитвами!.
Сопки, ширь озёрная,
За лесами, горами,
Зона не просторная,
С лагерными ворами.
Чисто отрицаловка,
Толки по-понятиям,
Вольная Нахаловка,
Но в стальных объятиях.
В вечера хреновые,
Шли этапы дальные,
В зону урки новые
И, притом, кандальные.
Борзота известная,
И к побегам склонная.
Пред ворами честная,
В жизни непоклонная!
Лишь одно без ясности,
В гимнастёрках новые.
Тут Закон в опасности,
И дела хреновые.
Кто на службе ссучился,
И блатным нет продыха,
Режь, что бы не мучился,
Мы не в доме отдыха!
Понеслося кочками,
Только не предвидели,
Новые с заточками,
Так что зря обидели.
По стране великой
«Сучья» шла война.
В битве многоликой
Правда не видна.
В выгоде с парносом
Только МВД.
Хрен прикинут с носом,
Чисто, и т. д.
Поэт
Давно в прошедшем время оно,
Ушло в небытие и годы,
Когда без шума и трезвона
Поэты задавали моды!
Поэт в России, ну, конечно,
Не просто выше всяких прочих,
Его творенья служат вечно,
И вдохновляют нас, убогих!
Ура, вперёд, на баррикады,
Сыны Отечества, порядно,
Все умирать в сраженьях рады,
И се, для Родины, отрадно!
Иль, бурный парус напрягая,
Среди разверзнутой пучины,
Свободы для себя алкая,
Утопнем смело, как мужчины!
А то бежать, задрав штаны,
В приплясе, под гармошку, рьяно!
Звенеть в надрыве бас-струны,
Героем бурного романа!
Но, вот настали времена,
Всё изменилось в одночасье.
Поэтам ноне грош цена,
Пучок пятак, не лупят счастье!
Вы, где, российские витии,
Народа совесть, клич народа?
«Жан Жак» внутри перипетии,
На вас «при отдыхе» природа!
И где ты, русский литератор,
Блеснувший свежестью идей?
Есть только записной оратор
Весь либеральный, до мудей!
Я вижу, тяга есть в народе
К стихам, так пробуждайтесь смело!
Пусть время явно к непогоде,
Но ведь страна покуда цела!
В эскадроне
Мы с тобою, милый мой,
Вместе эскадронили,
А сегодня ты домой,
Счастье проворонили!
На далёкой стороне
Жёнка ждёт и деточки,
Ты ускачешь на коне,
Тут оставив меточки.
Мой любимый капитан,
Мир в войне с Германией.
Только где мой тонкий стан,
С узенькою талией?
Ничего я не скажу,
Пусть горько прощание.
И ему не покажу,
Фронта завещание.
Я бок о бок с ним в бою,
Шашкою повенчана,
Вместе шла в одном строю,
Как солдат и женщина.
Счастье было в дни войны,
Горе ныне грянуло.
Я засну и вижу сны,
О любви, что канула.
Из ненаписанного!
Раззудись-ка ты плечо,
Размахнитесь руки,
Пот струится горячо,
Творческие муки!
Буду куры строить я,
Бить к подругам клинья.
Петь, навроде, соловья,
Из страны « Былинья!»
И, возможно, огребу
По башке мешалкою.
Ох, свербит в моём зобу,
Чую, долю жалкую!
Мы, поэты, люди сна,
Ясности, неясности!
Явность перенесена
В сон из-за опасности!
Не любят
Не любят на свете Ивана,
Поскольку отбился от рук,
С колен поднимается рьяно,
И прочен на лесть и испуг!
Коль выхода нет, так торгуют,
В валюте имея доход
Но очень легко обоснуют,
На Ваньку крестовый поход.
Сидел бы себе утирался,
Ну, может, гундосил чего.
А он, понимаете, дрался,
Во имя святого всего!
Святые с Востоком невместны,
Лишь Папа в грехах не погряз,
Европы намеренья честны,
Нам русский Иван не указ.
Бессмысленны все заклинанья,
Уж если Ивана несёт,
Оставьте любые старанья,
Вас больше ничто не спасёт.
Шансоньет
Не любят
Не любят на свете Ивана,
Поскольку отбился от рук,
С колен поднимается рьяно,
И прочен на лесть и испуг!
Коль выхода нет, так торгуют,
В валюте имея доход
Но очень легко обоснуют,
На Ваньку крестовый поход.
Сидел бы себе утирался,
Ну, может, гундосил чего.
А он, понимаете, дрался,
Во имя святого всего!
Святые с Востоком невместны,
Лишь Папа в грехах не погряз,
Европы намеренья честны,
Нам русский Иван не указ.
Бессмысленны все заклинанья,
Уж если Ивана несёт,
Оставьте любые старанья,
Вас больше ничто не спасёт.
Шансоньет
Есть дороги шелопутные,
И шоссе анизотропные,
В никуда ведут беспутные,
А следы там больше гопные.
Пацана голубоглазого,
Ангелочка, как с картиночки,
Или чёртика чумазого,
Ловят урки в паутиночки.
Мир шансона мир окалины,
Плач гитары, удаль водочки.
Журавли, в тайге проталины,
Лагеря, несчастья ходочки!
Муза плачет, ветер северный,
О братве печаль глубокая,
Новых урок путь конвеерный,
Дом и зона недалёкая.
И поют певцы российские,
Под шампанское с селёдочкой,
Про глухие тракты бийские,
Да мандраж, закрытый водочкой!
Приблатнённые, всё с жестами,
У певичек пальцы веером,
Вот бы их проверить тестами,
Строгим лагерным конвеером.
Той дорогой Мендельштамовой,
Власти с Бабелем расправою.
Да горбушкой пайки тамовой,
И нарядчика управою.
Ох, и губоньки у Любоньки,
И чего-то ниже талии,
Посчитали бы ей зубоньки,
В мире воровской реалии.
Да с такими вот губищами,
Ей в бараке место ясное.
Ведь желающих там тыщами,
Благо, дело не опасное!
Шафутинский с Макаревичем,
И другие скальды с бардами,
Вовсе не Иван-царевичем,
А босоты авангардами.
На хрена нам те романтики,
«Деловых» на щит поднявшие?
Нет конфеты в этом фантике,
Только судьбы, в жизни павшие!
Беженцы
Ни одной не острой кромки,
Я сухарики сушу.
Рвём Агасфера потомки,
Тормозните, коль брешу!