Блюзы памяти
Рассказы, эссе, миниатюры
Галина Сафонова-Пирус
© Галина Сафонова-Пирус, 2017
Рассказы
Зачем звонит колокол
Эту странную женщину иногда зову Мадам Энзим. А странная потому, что не хочет или не умеет жить спокойно, да и тех, кто рядом будоражит своим чувствованием жизни и как-то сказала ей об этом, назвав катализатором, на что она, усмехнувшись, ответила:
Тогда уж лучше зови меня не этим громоздким и длинным словом, а из терминологии моей профессии: энзим. Удивлённым взглядом дала понять, что слышу этот слово впервые, и тогда она пояснила: Энзимы ферменты, ускоряющие химические реакции в живых системах.
Ну что ж, тогда, для пущей изящности буду звать тебя Мадам Энзим.
На том и порешили.
А познакомилась с ней недавно, при турпоездке в Минск, и теперь она иногда приезжает ко мне в гости с мужем художником. Бродим в соседнем сквере или ездим в более дальнюю, еще не столь «причёсанную» рощу, где можно побродить по еще не закатанным асфальтом тропинкам, прислониться к березке, посидеть на нашем любимом валуне, оглядывая дали, раскинувшиеся за рекой. И почти каждый раз Дина выкладывает мне нечто, будоражащее и моё воображение, после чего думаю, думаю А, может, странная и я, раз цепляюсь за её сюжетики? Но зачастую есть, есть в них нечто, ведь иначе не потянуло бы выткать из её «витальных историй», как она их называет, вот этот небольшой рассказ. Конечно, кое-что в нём не так, как у неё, что-то опустила, что-то додумала, сплетая из её коротких реплик нить потолще, но так ведь как без этого, если собираешься что-то поведать?
Она сварила утреннюю кашу, стала выкладывать на тарелочку и ложка зазвенела о стенки кастрюльки. «Словно трезвоню, подумала. И Фима слышит этот трезвон, а завтракать не идет».
Чего завтракать не идешь? почти крикнула, чтобы долетело в его комнату.
Ты же не приглашала, услышала.
А ты не слышишь, что ль по ком звонит колокол? вдруг вспыхнуло название романа Хемингуэя1.
И пришел:
Но он же не по мне звонит?.. надеюсь.
Может, и не по тебе а по нас.
А зачем? усмехнулся.
А ты как думаешь? Может, подскажешь? А то я не
А не хочу я думать, прерывает, и буду просто есть кашу.
Присели. Едят. Она:
Ну ладно, не думай зачем звонит колокол, я сама А что скажешь насчет того, что дети собираются зимой на лыжах кататься в Польшу, а я не советую.
Почему?
Они же недавно там были, пускай съездят еще куда-либо.
Но в Польшу дешевле.
Пусть подсобирают денег и махнут в Испанию или во Францию.
Пусть и во Францию.
А тебе уже все равно, куда им махать, усмехнулась. Был бы только телевизор.
В общем-то, да.
А вот мне еще не всё всё равно.
Ну и поезжай куда хочешь.
Поехала б да денег нет, тренькнула ложкой по тарелке. Да и не приглашают.
И он понимает намек, но молчит какое-то время, а потом:
Ну и нашла бы в свое время себе богатого, чтоб приглашал, а то вышла за художника с неясной перспективой.
Но ты же был талантлив, писал отличные картины, сорвалась на упрек. Я же не знала, что погасишь свой талант так скоро и что потом
Нет, не скажет она ему о «потом», тем более, что он, ничего не ответив, доест кашу, поставит тарелку в раковину и выйдет.
А сегодня, изменив городскому скверу и роще, пригласила я мадам Энзим и Фиму съездить на участок поля, недавно купленный моим сыном и на обратном пути навестить моего знакомого, который живёт один в старой хате и пишет роман.
Моросит. Пасмурно, словно опускаются сумерки Да, не лучшую погоду выбрал сын для знакомства со своим приобретением, но в выходные дни погоды не выбирают, да и надеялись, что через какое-то время тучи развеются, а они лишь осели и плотненько занавесили небо.
Вот уже с полчаса дворник налево, направо, смахивает дождинки, заставляя их сбиваться в ручеек и стекать на капот, за вспотевшим стеклом изредка мелькают отяжелевшие лапы елей, а потом опять, не прерываясь, серовато-коричневой полосой тянутся полегшие жухлые травы, измокшие кусты, иногда рассекаемые яркой белизной отмытых стволов берез.
Мои приглашенные посматривают в окно, расспрашивая сына, зачем, мол, купил, что собирается делать с этим полем, и беспокойная подруга всё предлагает варианты, а её муж каждый раз подсовывает сомнения: да нет, ничего из этого не получится да нет, для этого надо многое добывать да еще и неудачным затея окажется. И Дина всё пытается разбить эти сомнения, настаивая, что если даже и возникнут неудачи, то всегда при желании и упорстве можно найти «лекарство», чтобы провести «реакцию нейтрализации», но муж по-прежнему бубнит своё и, наконец, она вспыхивает, отворачивается к окну и закрывает глаза, всё, мол, устала!
Но вот сын свернул направо, остановил машину.
Приехали. И взмахнул рукой: Справа мое поле. А когда все вышли, пошутил, улыбнувшись: Во-он там, возле березняка, можно строить дом и жить.
Сырой, холодный ветерок сразу пополз под капюшон, начал холодить спину, но Дина с мужем захотели пройти к недалёкому березняку в конце участка, и сын повёл их туда, а я не решилась, ветерок наглел, пробирался уже и под легкую куртку, и начала трусцой бегать вокруг машины, чтобы согреться и хотя бы «взором окинуть» приобретение сына. Полевая дорога тянулась вдоль сжатого поля, на котором дождик высветлил примятое колесами машин жнивье, а справа и слева темнел березняк. Отличное место! Люблю вот такое: поля, поля, а на взгорьях стайками берёзки. Наверное, как же красиво здесь летом! Но сейчас, под моросью и настырным ветром, хотелось побыстрее нырнуть в машину и уехать, а сын всё вёл моих знакомых туда, к березняку, изредка останавливаясь и взмахивая руками.
Возвратились они минут через пятнадцать, но захотели подъехать еще и к лесочку справа.
«Зачем?» подумалось, но села в машину. И проехали сколько-то, вышли. Возле стайки берез потоптались по ежику сжатой ржи и, наконец, вернулись к машине, сели в неё а она и забуксовала. Стали толкать. Нет, ни-икак!
Может, сходить поискать трактор в соседнем поселке, чтоб вытащил? посоветовал Ефим, вытирая грязные туфли о жнивьё: А то и надорваться можем.
Дина коротко взглянула на него, усмехнулась, но ничего не ответив, снова подошла к машине, руками упёрлась в задок. Подошли и мы, толкнули раз, еще, еще!.. Ну, слава Богу, по-оехала! Значит, через час будем дома. Но прежде хотя бы на полчаса к Алексею.
И снова рябоватой полосой замелькали размытые контуры перелесков, скошенные поля с редкими стожками и, наконец, отсыревшие, но ставшие яркими домики пригородной деревни.
Остановились у потемневшего от дождя серовато-бурого домика с подслеповатым взглядом окон и стыдливо укрытого кроной разросшейся рябины, из которой, обмытые дождём, весело и удивлённо выглядывали красные гроздья ягод. Через приоткрытую и сбитую из обрезков досок и палок калитку протиснулись во двор, остановились возле трех покосившихся ступенек, и я постучалась в дощатую дверь. Нет, не отзывается хозяин. Постучалась громче, еще громче и услышала: идет, открывает щеколду и уже стоит, опершись на палку:
А-а, это ты! обрадованно улыбнулся и взглянул на гостей: Ба, да ты не одна!
По тропинке коридора, заставленного разным скарбом, пробрались к двери в хату.
Подождите, сейчас свет вам включу, открыл дверь Алексей и опять же, по тропинке, окаймлённой бордюром из разной утвари, потянулись за ним в соседнюю комнату. Слева, возле давно немытого окна приткнулся стол с небрежно раскинутыми книгами, стопкой чистой бумаги, листами копирки и банкой супа, возле него низкое кресло с распростёртой на нём старой шубой, перед ним пишущая машинка с абзацем отпечатанного текста, а справа кровать со сбитым одеялом и овчинным тулупом, на котором серым комочком свернулась кошка.
Да вот, прибилась, заметил мой взгляд Алексей: Есть и еще одна с двумя котятами, приходится кормить
Пройду, закрою ящик, в котором хозяин хранит свои пищевые запасы, накину на него подвернувшийся клочок какого-то меха, присяду, позову Дину:
Проходи, садись на кровать, пока мы тут с Алексеем
И она, взглянув на словно застывшую кошку, присядет, поправив одеяло, соскальзывающее на пол, а сын с её мужем так и останутся стоять в проёме двери, оглядывая «интерьер» хаты и иногда похихикивая: и для чего, мол, ему всё это барахло?.. а паутина-то ха-ха!.. и на потолке висит, и по углам!.. на что Алексей, коротко взглянув на них, усмехнётся:
Да так с барахлом и паутиной теплей.
И услышит от Ефима:
Вы бы лучше со стороны улицы дыру над окном заколотили, чтоб не дуло.
Да надо б заколотить, тихо скажет Алексей, но всё как-то некогда, роман время отнимает каждый день до четырех часов утра над ним сижу.
Ну и зря, опять прозвучит категоричный совет: Писать надо днём, а ночью спать.
Но на это ответа не последует, а Дина взглянет на меня, и в этом её взгляде уловлю: ну, зачем, мол, Ефим со своими советами? Да, зачем?.. подумаю и я, ведь понять Алексея ему, живущему в уютной квартире под неустанной заботой жены невозможно. И, чтобы заштриховать вдруг повисшую неудобную паузу, фальшиво оживлюсь:
Ой, я же не представила тебе моих друзей
И, назвав их, выну из пакета суконные ботинки и комбинезон, купленные по телефонной просьбе Алексея:
А вот и заказ твой, писатель, принимай.
И он засветится радостью:
Ну спасибо! Ну, угодила! сразу станет примерять обувь. А то те, что на мне, слегка поизносились, и приходится дырки клочками затыкать, засмеется.
Сходили б да купили новые, опять не сдержится Ефим.
И Алексей, взглянув на меня, да ладно, мол, не огорчайся из-за него, ответит:
А пойти купить новые уже не могу возраст ноги плохо подчиняются.
И опять с улыбкой начнёт разглядывать комбинезон.
Алекс, назову его сокращенным именем, если комбез покажется не очень теплым, то позвони приеду, заберу, утеплю синтепоном и зимой, в твоей продуваемой всеми ветрами хате, мороз тебе будет нипочём.
Минут через десять сын и Ефим, поторопив нас с отъездом, ушли в машину, а я, спеша договорить то, что хотелось, взглянула на Дину:
Если хочешь, иди и ты я еще пару минут тут, с Алексеем
Но она останется и, взглянув на кошку, всё тем же комочком сереющую в уголке, протянет руку, чтобы погладить её, но почему-то отдернет, а потом молча будет вглядываться в Алексея, бродить взглядом по столу с листами отпечатанного текста, по полке с книгами, по непонятному скарбу в углу, но каждый раз снова и снова возвращаться к иконе Спасителя, висящей в углу и чуть заметному огоньку лампады.
Вскоре сядем в машину и мы. Сын постоит рядом с Алексеем, приобнимет его, шепнёт что-то на ухо, а когда сядет за руль, и машина развернётся, то через забрызганное окно увижу: Алексей будет стоять, опираясь на костыль и крестить нас вослед.
Вначале ехали и молчали, а потом со своего первого сидень я услышала: