Нигдерево
Мария Фомальгаут
Иллюстратор Мария Фомальгаут
© Мария Фомальгаут, 2017
© Мария Фомальгаут, иллюстрации, 2017
Ю Ту
На одной стороне жаба.
А на другой заяц.
А третьей стороны нет.
Совсем.
Да вы сами подумайте, откуда у луны третья сторона?
Тух-тух-тух, тух-тух-тух
Нефритовая ступка.
Агатовый пестик в мягких лапках.
Тух-тух-тух снег падает с неба, укрывает Синь.
Земля такая Синь.
Была Хань.
Была Цинь.
Была Чу.
А вот Синь.
Еще будет Вэй.
И Шу будет.
И У.
Воет ветер, завывает за зябкими стенами фанзы, Вэ-э-э-эй, Шу-у-у-уу-у, У-у-у-у-у-уу!
Пророчествует ветер.
Где-то в императорском дворце старый прорицатель прислушивается к завыванию ветра, запоминает жуткие слова из далекого будущего.
Одинокая птица причитает в заснеженных зарослях Хань! Цинь! Синь!
Тух-тух-тух падает снег.
Тух-тух-тух толчет старый знахарь целебные травы.
Нет, ступка не нефритовая.
И пестик не агатовый.
У знахаря по простому всё.
Это для Ю снадобье.
Хворает Ю, кровью кашляет.
У Ю ресницы длинные, как тени по вечерам в месяц ю, и чёрные, как ночи в месяц ю.
Ю это месяц такой, второй по осени.
В этот месяц и родилась Ю семнадцать зим тому назад.
Знахарь поит Ю снадобьем, кланяется Ту, разводит руками, чем мог, тем помог.
Тревожно у Ту на душе, дрожит у Ту рука, когда бросает Ту в ладонь знахаря мелкие монеты. Вроде и на тигра хаживал Ту, и в реке тонул, повздорил с духом реки и то не было так страшно, как сейчас.
Завывает ветер за тонкими стенами, зовет Ю Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю!
Ю вздрагивает, мечется в бреду.
Ки берет лук со стрелами.
Прикасается губами к разгоряченной щеке Ю.
Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю!
Это ветер за окнами.
Ки выходит в снег, в метель, в холод, куда пошел, ну куда пошел, как будто можно найти в холодном лесу в месяц цзы.
Только невидимая птица причитает в зарослях Хань! Цинь! Синь!
Тух-тух-тух.
Это стучит агатовый пестик в нефритовой ступке.
Гуй-хуа, гуй-хуа, гуй-хуа.
Так шелестит кричное дерево.
Это оно может.
Шелестеть.
Тух-тух-тух.
Шелестит подол платья, Нюйва шагает мимо по редким облакам.
Ю Ту кланяется Нюйве, едва не роняет пестик, смущенно поводит длинными ушами.
Нюйва смеется.
Так его зовут Ю Ту.
Лунный заяц.
Лунный заяц.
Ту поднимает голову, отворачивается от бушующего ветра, смотрит на диск луны.
Складываются пятна в причудливый рисунок.
Па, а там чи-во?
Маленький Ту дергает отца за полу, тычет пальцем в небо:
А там чи-во?
А заяц. Лунный.
И правда, вот он, сидит на луне, стучит пестиком в ступке, готовит снадобье бессмертия.
У-у-у-у-у-у-у-у-у!
Ветер пророчит об империи У, которая будет когда-то.
Ветер, он много что знает, много что напророчит.
Тух-тух-тух.
Стучит агатовый пестик в нефритовой ступке.
Шелест платья.
Сивамну, госпожа моя.
Холеные руки берут драгоценное снадобье в ступке.
Шелест платья.
Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю!
Ветер зовет Ю, Ю мечется в бреду, протягивает руки к тусклому очагу, отгоняет смутные видения.
Ю Ту отрывается от снадобий, прислушивается.
Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю!
Ветер поет.
Ю Ту не понимает, что за Ю, откуда Ю, почему Ю.
Ветер летит к маленькой хижине, обвивает её со всех сторон, завывает Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю!
Теперь Ю Ту и сам видит.
Ю.
У Ю ресницы длинные, как тени по вечерам в месяц ю, и чёрные, как ночи в месяц ю.
Ю это месяц такой, второй по осени.
В этот месяц и родилась Ю семнадцать зим тому назад.
Хань! Цинь! Синь!
Одинокая птица пророчит в зарослях.
Ту натягивает тетиву, тут же опускает, не разглядеть мелкой птахи в снегу, да и толку с неё, с мелкой-то птахи
Цзинь!
Только непонятно, какая Цзинь, западная или восточная.
Пока ни той, ни другой нет.
Ту сжимает зубы, будь он проклят, если вернется с пустыми руками, будь он проклят
Ту поднимает голову, смотрит на диск луны, овеваемый ветром.
Вздрагивает.
Чистая луна, будто вылизанная до блеска.
А заяц где?
А зайца нет.
Сбежал Ю Ту.
Нюйва говорит.
Найти Ю Ту.
Сювамну говорит.
Непорядок это, что сбежал Ю Ту, негоже сбегать Ю Ту, не должно смертным вкушать зелье бессмертия
Волнуется трехлапая жаба, не уследила за Ю Ту.
Ю-ю-ю-ю-ю-ю!
Ветер зовет.
У-у-у-у-у-у-уу!
Пророчествует ветер об империи У.
Отсюда кажется, что земля подернута пеной, будто морская волна.
Скачет Ю Ту огромными прыжками.
Благоухают в нефритовой ступке лавр и османтус.
Скачет трехлапая жаба на поиски Ю Ту, одергивают жабу Нюйва и Сивамну, да куда ж в такую непогоду, в такую-то непогоду и себя в метели потеряешь.
Спешит Ю Ту через заросли, через холод, через снег, через метель, земля падает Ю Ту под ноги, катится Ю Ту с горы, кувырком, кувырком, кувырком только бы добраться до одинокой хижины, где гаснет пламя в очаге, протянуть драгоценную ступку Ю.
Ю.
У Ю ресницы длинные, как тени по вечерам в месяц ю, и чёрные, как ночи в месяц ю.
Ю это месяц такой, второй по осени.
В этот месяц и родилась Ю семнадцать зим тому назад.
Цин. Цин. Цин.
Невидимая птица в зарослях пророчествует о грядущих империях.
Чу! Чу! Чу!
Филин в зарослях вспоминает империи минувшие.
Цинь. Цинь. Цинь.
Теперь малая птаха в кустах о прошлом вспоминает.
Шу! Шу! Шу!
А филин о грядущем пророчествует.
Хочет филин рассказать об эпохе осеней и весен, вот такая эпоха чудная была, одни осени и весны были, а лет и зим не было но не находит слов.
И малая птаха в кустах:
Цзин!
Тут бы не запутаться малой птахе, где Цин, где Цзин, где Цинь вроде всё одно, а разница где в сотни лет, а где и в тысячи.
Цин!
Чу!
Цинь!
Шу!
Спорит мелкая птаха с филином.
Шу!
Взмахивает крыльями филин, выпускает когти.
Была птаха и нет.
Спешит Ю Ту.
Ту сжимает зубы, слышит в памяти голос свёкра да какой из тебя охотник, в большую стену с двух шагов попасть и то не сможешь. Не бывать моей Ю замужем за тобой, помяни моё слово!
Ох и прогневается новоявленный свекор, если найдет хижину, где укрылись Ю и Ту
У-у-у-у-у-у-у-у! пророчествует ветер.
Тень в зарослях.
Ту натягивает тетиву.
Летит стрела.
Ю Ту вспоминает что-то, что было или не было? века и века назад, в династию Ся, или того раньше, когда бегал он по этим лесам, грыз кору, прятался от
От
От кого?
Давний страх перед чем-то большим, сильным, неведомым, что приминает снег шаг, шаг, шаг.
Ю-ю-ю-ю-ю!
Летит стрела, зовет Ю.
Ю!
Это Ту зовет Ю.
Входит в фанзу, отряхивает шапку, снимает ханьфу.
Ты смотри, Ю, зайца принес!
Тишина.
Ю?
Гаснет огонь в очаге.
Ю!
Ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю! надрывается ветер над лесом.
Смотрит в окно полная луна единственным глазом, чистая луна, гладкая луна, не единого пятнышка.
Ту зовет:
Ю!
Уже знает, что ответа не будет.
У-у-у-у-у-у-у-у!
Ветер пророчествует об империи У.
Ю-ю-ю-ю-ю-юю-ю!
Вьюга вспоминает об осенних вечерах в месяц Ю.
Цинь! Цинь! Цинь!
Малая птаха вспоминает о прошлом, таком далеком, что уже никто и не помнит, как это было.
Чу!
Филин вспоминает минувшее.
Смотрит с неба отмытая до блеска луна единственным глазом.
Людная ночь
Ночь сегодня людная.
Это не каждый раз бывает людная ночь. Это надо ждать. Караулить. Ловить. Когда посмотришь вверх, в звездное небо, на высокую землю, вон она, стоит в зените и увидишь людей.
Вон они все, высыпали на улицы, от мала до велика. Помню, развлекались по молодости, считали, сколько людей на земле, доходили до миллион сколько-то-там, сбивались со счета, начинали снова, кто больше насчитает.
Это по молодости
Потом появились у меня какие-то суеверия, когда человек на земле падает, можно загадать желание, и оно непременно исполнится. Только трудно подгадать, успеть, человек, он же быстро падает, вот только что шел, болтал с кем-то из сородичей, и бац, уже растянулся на земле, и другие вокруг хлопочут.
Была даже мыслишка какая-то, может, когда люди падают, они умирают, а мы тут на их смерти желания себе загадываем. Мыслишку от себя гнала, где это видано, чтобы люди умирали, не звезды же, чтобы умирать
Смотрела на людей в часы бессонницы, в минуты отчаяния, когда все шло крахом, смотрела на людей, чтобы видеть, есть в мире еще что-то спокойное, безмятежное, до чего не долетают наши всякие передряги. Ну и конечно, во время челопада смотрела на людей, когда люди падают один за другим, один за другим, только успевай загадывать желания. И, как правило, тут-то все желания из головы вылетают, уже ничего не помню, что хотела.
А падают люди красиво, ну вы сами знаете, видели: со вспышками огня, со всполохами пламени, с не слышным издалека грохотом. Люди бегут навстречу друг другу и падают, падают, падают, озаренные вспышками пламени.
Выискивала какие-то стекла, через которые можно смотреть на людей, и вместо маленьких точек видишь всего человека, какой он есть голова, четыре лапки, две снизу, две сверху. Кто в эти стекла смотрел, орали вау, круто, все видно, а мне не было круто. Раньше смотрела на людей, гадала, какие они могут быть, выдумывала каких-то немыслимых чудищ. А оказалось всего-то пропала загадка, пропала тайна, а что за люди без тайны
В людные ночи смотрю на людей. Сейчас по всему космосу не спят, где ж тут спать, когда люди вылезли. Говорят, они на нас влияют как-то, телепатически, что ли, или направляют на нас какие-то волны
Не знаю.
Не спится нам. Ночь-то людная. Смотрим на людей. И где-нибудь какой-нибудь висит в небе, мечтает, вот бы свалиться на землю, к людям, вот бы посмотреть, как у них там. И валятся, дурачье, хоть кол им на голове теши, что никто еще не возвращался.
Смотрю на людей. Смотреть трудно, слепит мне глаза солнце, а люди в тени. Все равно разглядываю, считаю, как в детстве, загадываю желание, если человек упал. И смотрят на меня люди в темноте ночи, тычут пальцами:
Луна-то сегодня какая
Джаума
Зеленоватый туман поднимается с болот, тает где-то там, там, в сумерках.
А здесь всегда сумерки. Да вы старожилов спросите, они только рукой махнут а-а-а, всегда сумерки, по-другому и не бывает никогда
Время здесь заблудилось, замерло между днем и ночью, между летом и зимой вон, деревья желтые стоят, недаром говорят:
Край вечной осени.
Агнесса идет по краю болота, подмочила подол платья.
Темнеет.
Здесь всегда кажется, что темнеет.
Агнесса торопится, нужно успеть дотемна.
А то Руфус рассердится.
Агнесса еще не знает, почему но рассердится. Потому что потому что
потому что нечего ночью по болоту шариться, вот почему.
Ухает месяц.
Восходит филин над лесом.
Они с месяцем местами поменялись, про это отдельная легенда есть.
Агнесса ступает на узкую тропинку, ведущую к дому, вот он уже виднеется за деревьями, светятся огни на втором этаже, там дети, а на первом света не видно, там столовая и холл, а на третьем ночник, там кабинет Руфуса и спальня