Наших дней дилижансы - Алексей Козлов 5 стр.

И, нервируя пса, подойдёт к колыбели оно,
Чтоб серебряный луч отвести от неё, улыбнётся,
И как будто само смежит веками створки окно,
Из которого ночь остывающим сумраком льётся.

Проборами в растрёпанном лесу 
Вторжение хозяйственное про́сек.
Причёсок лес не любит и не просит.
Он облысеет временно на осень,
Пока же листья держит на весу.

Войти в него и дерево обнять.
И под корой услышать шёпот сока
О том, что устремление  высо́ко,
И нет ограничительного срока
У леса, как у смертного меня.

И с удареньем в век перенестись,
Где были и проборы, и просе́ки,
Что много ближе топору, веселью 
Всё в том лесу с подарком новоселью,
Что рощей праздник в доме угостил.

Не упрекаю в том, что не бежит
От дровосека или от пожара 
Таким родился. Есть и смысл, пожалуй,
Превосходить устойчивостью жадность
И жить, пускай теряя рубежи.

Кто выбрал наименьшее из зол,
Тот выбрал зло. А выбор леса  прочерк.
Переживёт бензопилу для про́сек,
Поэтов преждевременную проседь,
Любя и осень, и скупой подзол.

Крадётся кошка чёрная, а свет
Потушен в чёрной комнате обычно.
Уверен  есть или уверен  нет,
А кошке вера в кошку безразлична.

И бродит, не зависима от нас,
Ловить её бессмысленно и пошло,
Но если темень будешь вспоминать,
То значит, в ней присутствовала кошка.

Есть резделительная, стало быть 
«Нельзя по встречной».
Нет в правилах движенья «Не убий!»
Прямою речью.

Навстречу те, кто не на встречу  за
Своим в дороге.
Лети себе и не слепи глаза,
Крылом не трогай.

Бывает, что дороги единят,
Бывает  делят.
И мало безопасности ремня
Приходу к цели.

Все правила  и «Ладам», и «Пежо»,
Но не для стали.
Увиделось, что это хорошо,
Но так не стало.

«Не лги», «Не сотвори» и «Будь смирен»,
И «STOP» в завете,
Но снова  лобовое, вой сирен
И смерть в кювете.

Точка, где, слетев на ультразвук,
Аист появляется с «визиткой»,
Там, где вне старания и мук
В первый раз от двери засквозило 

Ею ли гордиться и в себя
Навсегда координаты вправить
И носить, по плоскости скользя,
По иным названиям и травам?

Матери печальная рука,
Что лупила редко, но за дело,
И каштан у дома в облаках,
Кашель умирающего деда 

В родинку уложатся, а стих
Только время передаст, согрея.
Хорошо, что можно унести
Родинку и родину как время.

Господь, любое чувство отними,
Оставив то, что я неполноценен.
Пусть друг мне не протянет пятерни,
Когда скажу, что я уже у цели.

Отсутствием лекарства накажи
Меня, Господь, когда я заболею
Недугом полноценности, a жизнь
Скажу, что понял старым дуралеем.

Не допусти, забей мне глиной рот,
Когда вскричу, что есть на всё ответы,
Что правдой есть, а что  наоборот,
Что есть любовь, а что  слова на ветер.

Оставь мне голод и гони с трибун.
Не доведи до лозунгов в падучей.
Не допусти, чтоб нижнюю губу
Выпячивал, как идиотский дуче.

И тот народ, поэт, который сам
Корону для величия нацепит,
Презрев неполноценности бальзам,
Неполноценен.

У гамбургера круглые черты,
И в тех чертах, наверно, колдовство 
Он круглыми способен делать рты
И животы, и мысли, и волхвом
Углы любого рода округлять.
Он властелин желудков и колец.
Он  туз червей, сильнее короля
Георга. Он  начало и конец,
В цепи от пробуждения до сна.

За стойкой  я и сотрапезник Билл,
А может, Джон. Законный ланч у нас.
У гамбургера функция судьбы,
Настолько неизбежен мне вопрос,
Что Билл задаст, свой бутер надкусив:
Мой личный на игру в бейсбол прогноз.
Я вспоминаю из последних сил
Команду города, где был рождён
Мой Билл, а я, приехавший потом,
Ассимиляцию познал дождём
Названий блюд, произносимых ртом
Как обороты вежливости о
Бейсболе и игре температур.
Когда мой Билл поймёт, что ничего
Толкового бейсбольного во рту,
Он спросит, соболезнуя, меня,
Откуда я приехал мудаком.
А объяснить, что в Киеве родня,
Без карты мира будет нелегко.

И мы пока молчим. Я ем салат,
А Билл  свой бутер. С кетчупом, без зла.
Никто из нас ни в чём не виноват.
И это очень скрашивает ланч.

1.

Овладевшим лишь перьями
Без крыла не увидеть свой стих
Над землёю и временем
Открывающим высь для других.
А иным не захочется
Получить горсть свинцовую влёт,
И тогда о немом одиночестве
Их строка пропоёт.

Оперению пёстрому,
Но не крыльев в размахе, а рук
Над высокими соснами
Нe поднять, нe держать на ветру.
Перемалывать мельницам,
Как всегда, урожаи плевел.
И опять эта жизнь не изменится,
Если всё  в трын-траве.

2.

Сколько перьев источено
О «не мир Я принёс вам, но меч»,
Сколько копий подстрочного
Оправдания каждой войне
Заточилось, чтоб верою
Разделять по завету Христа.
Только в брате, по вере повергнутом,
Меч  подобье креста.

3.

В небе  вечная иволга,
С тихой песней своей высоты,
И расплачутся ивами
Сосны  те, что пойдут на кресты.
Над разрывами-вздохами,
Над кострами из судеб и крыш,
Над молитвами, в гимнах заглохшими,
Ты, как прежде, летишь.

То ли кашель и оханье тяти,
То ли храп разбудил на полатях
Под периной  такой, как снега,
Что стелила трёхдневно пурга
И сшивала у рек берега
В беспредельное белое платье.

То ли сна продолжение, морок,
Где лукавый некщонным и вором,
Искушая, утопит в грешном,
То ли полночь явила окно,
Прорубивши устоя бревно
Как препону и стуже, и взору.

Боязливо, от страха икая,
Заглянула, заранее каясь 
Из каменьев дома высоки,
Переулками  проплеск реки,
У причалов  челнов тесаки,
Чудо-пристань, мощённая камнем.

Но везде скоморошные маски,
И срамные прилюдные ласки,
Неизвестных названий цветы,
Площадей горлопанящих рты,
Кружева, позабывшие стыд,
Что метут эти площади в пляске.

Голубей на карнизах возня и
Балалайки, что видом разнятся.
Вот привидится! Боже, избавь!
Оглянулась  родная изба,
Где сверчок да лучина-судьба,
И зевнула, крестом охраняясь.

Они редки, как правильность теней
На полотне со лживой мизансценой,
Достойны в Третьяковке на стене
Кричать: «Враньё!» или  костра под ней,
Поскольку сатане плюют в расценки.

Они редки, и душами на дне
Находятся, откроешь  засверкают.
Удачи бы  как кислорода мне,
Не склонному дышать на глубине,
Где вонь от разложения такая

Где рыбам безразличен и молюск,
И всё, что не съестное и не прибыль.
Ценю холоднокровность и молюсь 
Пусть устрицу не тронет острый клюв.
Я сам когда-то кистепёрил рыбой,

Но выполз на Атлантики песок
И вот вооружившись лишь Wi-Fiем,
Ныряю, пульс переведя в висок,
Сонарам не заметен, невесом,
Как створки устриц, открываю файлы,

И в их губах настойчиво ищу.
Тем значимей жемчужины в корону
Поэзии, чем реже, и ни чуть
Нептуну  не планктоновая чушь.
Они прекрасны, если чужеродны.

Обманутые углями печи,
Завёрнутыми в скатерть к переезду,
Не шерудят ухватами в ночи,
Тоскуют и спиваются, болезны.

Добро в домах переменило цвет
И смысл и стало кожей на диване,
Сервизами, коврами на паркет.
Добро уходит в прежнем толкованьи.

И домовые духи, бородой
Тряся печально, навсегда уходят.
Кикимора осталась за плитой
С прокудой  духом мусоропровода.

На север, запад, на восток, на юг
Идут они, их путают с бомжами.
И правда  местo жительства, уют
У них бетонки плоские отжали.

И сквозь останки мёртвых деревень
Проходят, ищут свет в домах и лицах,
И учат языки, кому не лень.
Оставшиеся гибнут на границах.

Обманутые углями печи,
Завёрнутыми в скатерть к переезду,
Не шерудят ухватами в ночи,
Тоскуют и спиваются, болезны.

Добро в домах переменило цвет
И смысл и стало кожей на диване,
Сервизами, коврами на паркет.
Добро уходит в прежнем толкованьи.

И домовые духи, бородой
Тряся печально, навсегда уходят.
Кикимора осталась за плитой
С прокудой  духом мусоропровода.

На север, запад, на восток, на юг
Идут они, их путают с бомжами.
И правда  местo жительства, уют
У них бетонки плоские отжали.

И сквозь останки мёртвых деревень
Проходят, ищут свет в домах и лицах,
И учат языки, кому не лень.
Оставшиеся гибнут на границах.

Гром вначале  стуком первой горсти
В крышку гроба, но из всех мортир
Вскоре лупит, сотрясая кости
Сумрачных октябрьских квартир.

Колется поленом на допросе
Небо, соучастников раскрыв, 
Влажность, электричество и осень
(Сгинут до декабрьской поры).

Гром  реанимации вершина,
Дальше  холод морга в январе.
Нужно быть ребёнком, чтоб страшиться,
Сумасшедшим  чтобы умереть.

Эй, очнитесь, люди, оживая
В с виду безнадёжных городах 
Это грохот утренних трамваев,
Не набат последнего Суда,

Дёрнитесь лягушкой на балконе,
В мышцу погрузив громоотвод 
Осень раздаёт свои кулоны,
Полумёртвым шансы раздаёт.

Остановили тьму,
Что изменила кровь,