Никто не плывёт по опасной реке, Чапаева просто прибрали в ЧеКе. Поэзия - Михаил Буканов 5 стр.

Там, копьё, булатный меч,
Сила рук, кольчуга плеч,
Да увесистый шелом,
И булавушки облом!

Это значит всё для кона,
Предстоит убить дракона,
А сокровища забрать,
Зря что ль рыцарь шёл на рать?

Ну, дела, убит дракон,
Рыцарь там проводит шмон.
Глядь, сокровищ сверх границ,
И вдруг видит массу лиц.

Это, прямиком за ним,
Шёл, наживою палим,
Всех окрестностей народ,
Ну, короче, всякий сброд!

Рыцарь тут же озверел,
К переменам враз созрел,
Понял, неча с полумерой,
Вышел вон с огнём и серой!

А любители наживы
Мало кто остались живы.
Новый всех убил дракон,
Вот такой судьбы закон!

Пусто место не бывает,
Коли клад деньгу скрывает,
Ты подумай, чё там дале?
И, давай, крути педали!

Сколько помню я себя,
Жил я немцев не любя.
Потому, они враги,
И дружить нам не с руки!

Как, к примеру, мне простить,
Как мне душу осадить,
Коли был убит мой брат,
Ну, а немец жив и рад?

В ополченьи был отец,
Жив остался, молодец,
И скончался в пятьдесят,
Видно войны всех косят.

Был на Первой Мировой,
На Гражданской рядовой,
ДМБ в сорок втором,
А в полтинник  смерть колом!

В нашей русской тишине
Помню я о той войне,
И со стороны жены
Тоже павшие видны.

На «окопах» тётю враз
Прикопал немецкий ас.
Всё снесло взрывной волной,
Нервы порваной струной.

У московских пацанов
За брителькой от штанов,
Был «пугач», в войну игра
Шла до вечера с утра.

По Ильинке немчуру
Выводили в ту пору.
Что-то строили, видать,
Что б назад хоть что отдать!

Я ни разу не видал,
Что б им кто чего подал,
Пусть и пленный, смертный враг,
Пулемётом, и в овраг!

Мой ровесник в ФРГе,
Тоже помнит о враге.
Ничего он не забыл,
Кто там и кого разбил!

Выждет, сука, и вперёд,
На российский наш народ.
Чингис-хан был прав, хоть брось,
Вырезал врагов по ось!

Был народ, и нет его,
Пыль осталась от врагов.
Мы  наследники Орды,
И наследием горды!

Лоск Европы словно пыль,
Хорошо мы знаем быль.
Только русского потри,
Глядь, татарин изнутри!

Миру  мир,
Войне  сортир,
Горбачёв  не мой кумир.
Есть Иудин поцелуй,
И словечко «Не балуй!»

Сколько ж можно
Нашу Русь
Бить безбожно?
Терпит? Пусть!

Перетерпит,
Хрен бы с ней,
Нам не свербит,
Бей сильней!

Выноси её хабар,
Перебьётся.
Русский-тот ещё товар,
Враг смеётся!

Оботрётся,
Ничаво,
Перетрётся
Одново.

Ей, мужичке,
Не впервой,
В перекличке
Быть вдовой!

Хватит нас
Макать в назём,
Раз 
Разбиты и ползём.

А соседское
Шавьё,
Дерзко
Рвёт на нас тряпьё!

Нас врагу не удержать,
Будут, блин, ежа рожать.
Заломаем, не балуй,
За Иудин поцелуй!

Это бывает, в жизни бывает,
Что твоё сердце деве двери открывает,
Сердце не знает, счастлив ли будешь,
Иль об избраннице ты скоро позабудешь?

Тонкие струны, словно канаты,
Сердце в биеньи, звуки кантаты,
Нас выбирают, мы выбираем,
Словно в чёт-нечет не хотим мы, но играем!

Женское сердце  жизни загадка,
И непонятно, горько, или сладко.
Страсти играют, солнце и тучи,
Море и горы, при раскладе самом лучшем.

Буйство стихии, ночи, упрёки,
Путь для тебя, уходишь молча, одинокий!
Сердце закрыто, двери закрыты,
А впереди все по разводу волокиты!

Миру  мир,
Войне  сортир,
Горбачёв  не мой кумир.
Есть Иудин поцелуй,
И словечко «Не балуй!»

Сколько ж можно
Нашу Русь
Бить безбожно?
Терпит? Пусть!

Перетерпит,
Хрен бы с ней,
Нам не свербит,
Бей сильней!

Выноси её хабар,
Перебьётся.
Русский-тот ещё товар,
Враг смеётся!

Оботрётся,
Ничаво,
Перетрётся
Одново.

Ей, мужичке,
Не впервой,
В перекличке
Быть вдовой!

Хватит нас
Макать в назём,
Раз 
Разбиты и ползём.

А соседское
Шавьё,
Дерзко
Рвёт на нас тряпьё!

Нас врагу не удержать,
Будут, блин, ежа рожать.
Заломаем, не балуй,
За Иудин поцелуй!

Это бывает, в жизни бывает,
Что твоё сердце деве двери открывает,
Сердце не знает, счастлив ли будешь,
Иль об избраннице ты скоро позабудешь?

Тонкие струны, словно канаты,
Сердце в биеньи, звуки кантаты,
Нас выбирают, мы выбираем,
Словно в чёт-нечет не хотим мы, но играем!

Женское сердце  жизни загадка,
И непонятно, горько, или сладко.
Страсти играют, солнце и тучи,
Море и горы, при раскладе самом лучшем.

Буйство стихии, ночи, упрёки,
Путь для тебя, уходишь молча, одинокий!
Сердце закрыто, двери закрыты,
А впереди все по разводу волокиты!

Я не знаю, это где,
У тебя на бороде?
Кто такой Епишкин кот,
И сколько денег даст мне жмот!

Есть вопросы, есть ответы,
Любят все давать советы.
Нет что б сразу денег дать,
Вот была бы благодать!

Я умишком тут раскинул,
Час тогда почти что минул,
И придумал, как мне быть,
Что б безденежье избыть!

Вас, к примеру, миллион,
Денежек при вас  вагон,
Если каждый доллар кинет,
То меня разруха минет.

Доллар нонче пустячок,
Знает каждый дурачок.
Пусть пришлёт мильон  один,
Я с парносом до седин!

Так что шлите, не жалейте,
О долларе не болейте.
Доллар в массе лишь хорошь,
Это правда, а не ложь!

Остаюсь: Верблюдов Саня,
Благодарность не в тумане.
Я уже во всю спешу,
В поминанье запишу!

Ах, походочка матросская,
После трёх недель в морях,
Пусть улыбочка неброская,
Зато ленты в якорях!

Ничего вокруг, лишь сопочки,
Комары, черники синь,
Ты идёшь на берег, опочки,
Хорошо, куда ни кинь!

До полуночи табанится
Возле танцев мариман.
Мы успели остаканиться,
Ночь же местная  обман.

Свет вокруг, такие ноченьки,
Где б подругу оторвать?
Их искать устали оченьки,
Что же делать? Наплевать!

На пятьсот окрестных девочек
Двадцать тысяч моряков.
Дело ясно, ты обсевочек,
Средь офицерских якорьков!

Кучерява служба флотская,
Копим злобу про запас.
Эй, строитель, сила глотская,
Зря идёшь ты мимо нас.

Понеслося, покатилося,
Зелень с чернью на песке.
Море русское схватилося
С чуркестаном по-тоске!

Нас не балует погода, нас не балует погода,
Никогда.
И любое время года, и любое время года
Ерунда!
Намотав узлы на мили, мы ходили, а не плыли,
К Северам.
И подруг своих любили, что любили и блудили.
По-херам.
Пусть советские матросы делят на три папиросы,
А с едой проблемы косяком.
Наш эсминец режет море, мы сейчас в стране дозоре,
Будем живы, нам не плавать якорьком!
Пацаны шестидесятых, тех годов, Хрущёвым мятых,
Вы дошли.
Пооканчивали ВУЗы, взяв на грудь страны обузы,
А сейчас уходите с Земли!

А я шагаю под сиренью и каштаном,
Сегодня пятница, всё только впереди,
Луна сквозь веточки мигнула мне с обманом,
Мол, я твоя, дерзай и приходи.

Ну, настроенье, словно после бани,
Когда махнёшь ограненый стакан,
Мне не нужны чужие, в корне, сани,
Иду к своей, ну, пру, как на таран.

Звонок, и дверь заветная открылась,
Но, на пороге человек-гора.
Надежда тут же потихоньку скрылась,
А он одно: Зайди, пацан, с утра!

Тут в рукопашке ничего не светит,
Оно мне надо? Жизни нет угроз!
Отныне он пусть это место метит,
А я уйду, в тепло, не на мороз.

Сама она решала и решила,
Не буду драться за её дела,
Вот только зря подруга поспешила,
Моя любовь была и умерла!

Я не спеша дошёл до таксофона,
Звонок, другой, проблема решена.
Я очень рад, в стенах микрорайона
Без слёз и крови кончилась война!

А я шагаю под сиренью и каштаном,
Сегодня пятница, всё только впереди,
Луна сквозь веточки мигнула мне с обманом,
Мол, я твоя, дерзай и приходи.

Ну, настроенье, словно после бани,
Когда махнёшь ограненый стакан,
Мне не нужны чужие, в корне, сани,
Иду к своей, ну, пру, как на таран.

Звонок, и дверь заветная открылась,
Но, на пороге человек-гора.
Надежда тут же потихоньку скрылась,
А он одно: Зайди, пацан, с утра!

Тут в рукопашке ничего не светит,
Оно мне надо? Жизни нет угроз!
Отныне он пусть это место метит,
А я уйду, в тепло, не на мороз.

Сама она решала и решила,
Не буду драться за её дела,
Вот только зря подруга поспешила,
Моя любовь была и умерла!

Я не спеша дошёл до таксофона,
Звонок, другой, проблема решена.
Я очень рад, в стенах микрорайона
Без слёз и крови кончилась война!

Лежал связист, пораненый, побитый,
Зубами провода соединив,
Всё что сумел, так ртом, с трудом открытым,
В проводке ликвидировать разрыв.

И так погиб, но стал страны героем,
О мёртвых хорошо, иль ничего,
Сквозь столько лет писак продажных воем
Потоки грязи льются на него.

Кто эти вот страны своей отбросы,
Откуда вылезли, иль выползли откель?
Всё что нам свято  с грязью под откосы,
Мол, лучше мира, нас сметущий сель.

А дура-баба, что с врагом связалась,
Желая сильно русских попинать,
Писакам борзым близкой оказалась,
Её без слёз не могут вспоминать!

Ах, женщина, проста и простодушна,
Ну, позвонила, чё-то там сказав.
А может ей в стране российской душно,
Стремилась к правде, деток наказав!

Всё что во вред России как Державе,
Для борзописцев письменный простор.
А после спросят: Я за что в канаве?
А пулемёт ответит: А за вздор!

Везуха и непруха собрались на совет,
Что б высказать, по-делу, решительное нет!
Мол, сами разбирайтесь, судьба здесь не при чём,
Крутыми быть старайтесь, а морду  кирпичом!

На этом я проснулся, шёл разговор во сне,
Пошарил, оглянулся, и мордою к стене.
Со мною рядом глыба, ну, человек-гора,
И снулая, как рыба, что без воды с утра!

А из одежды лента в роскошных волосах,
Я с этого момента играть стал на пасах!
Чего-то колебалось, но разом я заснул,
Упал, как будто в бездну, и, вроде как, всхрапнул.

Проснулся очень быстро, пуста моя кровать,
Привиделось, знать, чисто, нельзя так поддавать!
Допиться можно так-то до розовых слонов,
И вот на этом такте опять я среди снов.

Я, почему-то голый, стою на берегу,
Ныряют крокодилы, и я нырнуть могу.
Так те, хоть с интересом, словить чего пожрать,
Но я, ведомый бесом, хочу им подыграть!

Нырнул, и в роли жертвы, тебя уже едят,
Зубастые же стервы, и все пожрать хотят.
Открыл глаза проснувшись, опять со мной она,
Случайно оглянувшись, смотрю в дверях жена!

Тут взвыл я дурноматом, пошли б вы сны в дуду,
Обматерил всё матом, решил  с ума сойду.
Вскочил, бегом с кровати, и под холодный душ,
Спаси святая мати, я средь погибших душ.

Вот тут звенит будильник, глядь, утро, всё путём,
На кухне холодильник бормочет ни о чём.
Скворчит бекон, и кофе повсюду аромат,
Ну, жизнь начала века, не сыщешь компромат.

Ни душа, ни бабищи, порядок, всё ништяк,
Здоровый запах пищи, что тоже не пустяк.
Я захожу на кухню махнуть на опохмел,
И вижу там такое, что сразу онемел.