Ну, чем же у вас занимается, например, торговое сословие в Сибири? спросил едко инженер.
Как чем? Торговлей Золото, чай, пушной товар
Ну, вот про прииски мы слыхали для чего вот вам воровство исправника нужно, а про пушное дело, водку и прочее расскажите нам; расскажите, кто развратил всех этих остяков, бурят и прочих?
Иван Владимирович тяжело встал.
Стар я, отец мой, чтобы шутки надо мной шутить, проговорил он и с чувством собственного достоинства ушел в каюту.
Гусь, пустил ему вдогонку инженер, коренной гусь
Какой он коренной, пренебрежительно проговорил один из пассажиров, это бывший управитель казенного завода, при Муравьеве в отставку вышел или должен был выйти Ну, родился действительно в Сибири, но и отец был чиновником. Он лезет только в коренные Вот видели, вместе с ним ушел старик, бритый, молчит все да слушает, вот этот из коренников У этого вот десятка два миллионов наберется; ну так он и разговаривать не будет, а это только так бесструнная балалайка, и говорит он, чтоб больше заслужить пред вот этим бритым.
В это время на палубу поднялся тот, о ком говорили, бритый господин, и все смолкли.
С широким плоским лицом, плотный, бритый господин смахивал скорее на типичного актера-трагика, чем на коренной Сибири миллионера. Его поношенное пальто, скромный вид, скромная манера совсем не импонировали публике. Он подошел поодаль к играющим и заглядывал в карты. Он приятно улыбался ошибке игрока и напоминал собой скрягу, ищущего дешевых развлечений. За обедом ел только то, что было в карточке обеда, два раза чай пил и недоверчиво косился на тех, кто внимательно, сосредоточенно старался проникнуть в глубь этих безраличных скромных глаз.
А на палубе по-прежнему холодно дует ветер, ходят по небу тучи, сердито скалится река своими белыми гребнями, то и дело появляющимися на волнах, уныло машут своими оголенными вершинами деревья, и только чайки среди этой всеобщей тоски сохраняют свой обычный бодрый, веселый вид.
А на палубе по-прежнему холодно дует ветер, ходят по небу тучи, сердито скалится река своими белыми гребнями, то и дело появляющимися на волнах, уныло машут своими оголенными вершинами деревья, и только чайки среди этой всеобщей тоски сохраняют свой обычный бодрый, веселый вид.
Иногда мелькнет на берегу затопленная деревушка иногда две-три избы, наполовину в воде летнее пристанище остяков.
Иногда пароход пристает за дровами и провизией к такой деревушке, затопленной водой, где единственное сухое место узкая полоса берега.
С одной стороны этой полосы необъятная Обь, а с другой непроходимый лес. В этих деревнях население смешанное русское и остяки. Собственно из русских две-три семьи: лавочник, содержатель кабака да поставщики живья на пароходы.