Маша. Интересно
Колотилина (зажигаясь). Да! Он еще в восьмом классе сказал: «Мама!» Он всегда со мной советовался «Мама! У меня пошли стихи. Я чувствую, во мне открылось!» И что же? Через полгода его уже напечатали! В десятом классе он был самый знаменитый в школе! Две девочки постоянно дежурили под окнами, сменяя одна другую! И с тех пор он непрерывно растет, как поэт!
Маша. А он все время Холмогоров?
Колотилина. Ты ничего не понимаешь. Это же псе-вдо-ним!
Маша. У него, наверное, длинные волосы и мечтательные глаза.
Колотилина. Я уже сказала он тебе не по зубам. Его знакомые девушки без запинки говорят слово экзистен стенциа лизм. Черт, язык сломаешь.
Маша. Но у них, наверное, нет внешних данных.
Колотилина. Все у них есть, не волнуйся.
Маша. А он на кухне бывает?
Колотилина. Очень редко.
Маша. Значит, я его не увижу? Жалко.
Колотилина. Увидишь. Он скоро должен быть. (Оглядывает ее.) Ты бы хоть причесалась.
Маша. Я причешусь.
Колотилина. И не вздумай строить ему глазки. Для него это хуже зубной боли.
Маша. Ой, да я и не знаю, как это. Вот так? (Строит глазки.)
Колотилина. Так можешь. У него есть чувство юмора.
Входит Анна Павловна.
Анна Павловна. Машенька, чай стынет.
Маша. Уже иду.
Уходит.
Колотилина. Бедная Анна Павловна
Анна Павловна. Что? Что-нибудь случилось?
Колотилина. Нет, пока ничего. Не забудьте, что теперь вы убираете за двоих.
Анна Павловна. Мудреные дети какие
Колотилина. Да уж, мудреные. Особенно ваша Маша.
Анна Павловна. Как заговорит, так я ничего не понимаю.
Колотилина. Что тут понимать? Все понятно. (Пауза.) А к вам ее и не пропишут. У вас ведь двенадцать метров, так?
Анна Павловна. Двенадцать.
Колотилина. А санитарная норма на человека девять. Не пропишут.
Анна Павловна. Да она и
Колотилина. Ну, конечно, тетечка, тетечка, давай я в гастроном сбегаю, давай пол натру, а потом бац и опека А ведь пропишут, а? Вы как себя чувствуете, Анна Павловна? Что-то давно вы не болели. И не вздумайте. (Пауза.) А там мужа из общаги приведет, дети пойдут, визг начнется, песни под гармошку Татары станут приходитьТамбовские, ростовские, одесские
Анна Павловна. Да она не
Колотилина. Ой, не говорите вы мне ничего, без вас тошно! (Уходя.) И откуда они все лезут, как тараканы
Уходит, унося кастрюлю.
Анна Павловна. А что? Как хорошо-то вдвоем И Зине назло (Шепотом.) Как будто ее квартира Вот только заговорит меня Говорит, говорит Ничего не понимаю Совсем ума лишилась к старости
Уходит.
По коридору идет Николай Иванович Колотилин, напевая приятным баритоном. Входит в кухню, затем в ванную, продолжая петь «Сердце в груди бьется как птица»
Входит Маша. Она накрасила губы, выглядит старше. Пробует несколько взглядов и жестов опытной женщины.
Колотилин выходит из ванной, продолжая петь. Увидев Машу, замолкает.
Николай Иванович. Здравствуйте, Маша из Саратова, здравствуйте.
Николай Иванович. Здравствуйте, Маша из Саратова, здравствуйте.
Маша. Мы не знакомы.
Николай Иванович. Заочно, так сказать, мы уже знакомы. Николай Иванович Колотилин. Хм. Я вас представлял несколько иной
Маша (холодно). Вот как.
Николай Иванович. Мда Зина плохо разбирается в людях А у меня в гимназии э-э! Ну-ну, не надо казаться старше себя.
Маша. А вы еще довольно бодрый.
Николай Иванович. Э-э! Я и не это слышал. Придет, знаете, этакая Брижжит Бардо, ее спрашиваешь, когда была битва при Ватерлоо, а она смотрит тебе прямо в душу неподвижными глазами и вздыхает так, знаете, а-ах и вся ее биография в этом «а-ах» Вы что, серьезно на ветеринара собираетесь учиться? Бросьте!
Маша. Я еще не решила.
Николай Иванович. Чудесные есть специальности для женщин! просто чудесные! Чем плохо, например, мм н-ну эта, как ее В общем, много всего, только учись. Но ветеринар это же запахи, кошки, шерсть, глисты!.. Бросьте вы это. Хотя, конечно, для ветеринаров сейчас золотое время. «И зверье, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове»
Маша. Вы тоже пишете стихи?
Николай Иванович. Это Есенин! Стыдно!.. да, стыдно! Надо больше знать, Мария.
Маша. А зачем?
Николай Иванович. Ну, вы меня поражаете! «Зачем»! Затем, чтобы знать! Чтобы идти вперед! Про прогресс что-нибудь слышали?
Маша. Прогресс? Прогресс прогрессивка, прогрессивный
Николай Иванович. Мда Человеческий прогресс, Мария, необратим. Человек вырвался к звездам! И дальше! А для этого нужно что? Нужно ну?.. Знать! А чтобы знать
Маша. надо учиться.
Николай Иванович. Умница.
Маша. У женщин, я считаю, есть одна специальность быть красивой.
Николай Иванович. Это не специальность. Это обывательское представление о жизни. Обывательское! Низменное представление!
Входит Михаил с чайником. Ставит его на свой стол.
Николай Иванович. Вы только послушайте, Миша, что она говорит! Что говорит это существо, жаждущее высшего образования! Для женщины, вы послушайте, важно одно быть красивой! А?
Михаил. Мм (хочет уйти).
Николай Иванович (становится ему на пути). Нет, вы должны ответить ей.
Это мне она может не поверить, а вас послушает.
Михаил. Почему меня послушает?
Николай Иванович. Вы молодой, интеллигентный мужчина. Она должна знать, что нравится не красота, а ну?
Михаил. Женщина нравится мне, когда она молчит.
Николай Иванович (в сильнейшем возбуждении). Так нельзя, дорогие мои, нельзя так! Вы совершенно пещерные люди! Ведь сколько примеров высокого женского совершенства находим мы в истории мм э-э да! (Вполголоса.) Да разве мог я рассчитывать только на свои силы, если бы не моя жена? Это диалог равных! И вот: наш сын поэт! Вы понимаете? От одной красоты не рож-да-ют-ся по-э-ты!
Маша. От чего это интересно, зависит?
Николай Иванович. Прежде всего, от интеллектуальных способностей родителей, это раз. Во-вторых, уважают ли они друг друга, как личности. Ну и сам я когда-то писал, знаете, так Помню, как только мы познакомились с Зиночкой, с Зинаидой Зинаидовной, я тут же, экспромтом (Маше) что значит сразу, ей и преподнес: «Мой милый человечек, девчонка грез моих! Меня от скуки лечит погода на двоих». А?
Маша. Здорово.
Николай Иванович. Э-э!.. Это же какое счастье для женщины, это же документа никакого не надо!
Михаил. Мне можно идти?
Николай Иванович. Идите. (Маше.) Вот, девушка, как встречаются люди, как они берегут э-э чувства.
Михаил уходит.
Маша. Ну не все ведь такие.
Николай Иванович. Да. К сожалению. А вам посоветую больше читать. И не яркие журнальчики, а настоящую, большую литературу. Тогда с вами интересно будет говорить.
Уходя, поет «Сердце в груди бьется как птица»
Маша (вдогонку). Спасибо вам! За науку. (Вполголоса.) Я здесь с ума сойду.
Слышно, как щелкает замок, открывается входная дверь.
Маша. Ну что ж перемена декораций (Отходит к окну, становится спиной, закуривает.)
По коридору идет Холмогоров, поет тенором «Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь» Войдя в кухню, замечает Машу. Некоторое время смотрит ей в спину, улыбаясь с привычной иронией. Затем идет в ванную, моет руки и продолжает, уже с профессиональными замашками: «И каждый вечер сразу станет удивительно хорош И ты поешь!!» Выходит из ванной: «Се-ердце»
Пауза.
Холмогоров. Кто вы, скажите?
Маша (обернувшись). Я Мария.
Холмогоров. Господи, Мария! Какое необыкновенное имя.
Маша. Благодарю вас. Это так неожиданно
Холмогоров. Сергей. Что неожиданно? Да, конечно, это неожиданно!
Маша. Вам интересно, почему я здесь?
Холмогоров. Да, ко нет, что вы! Вы здесь и какая-то тайна А объяснение? Оно нарушит Какая необыкновенная сигарета.
Маша. Это «Винстон». Хотите?
Холмогоров. С удовольствием! Но я не курю.
Маша (гасит сигарету). Тогда и я не буду.
Холмогоров. Нет, мне очень нравится, когда женщина курит. Она становится совершенно загадочной.
Маша. Мало кто считает женщин загадочными.
Холмогоров. Не верьте этому. Так считают все, но стыдятся Я не стыжусь. Пусть я наивен, смешон, в конце концов, но я не стыжусь этого.
Маша. Благодарю вас.
Пауза.
Холмогоров. Я шел по улице и какое-то необыкновенное предчувствие появилось. Я запел. Это старая песня. С полусмешными, наивными словами Я был смешон?
Маша. Что вы.
Холмогоров. Я растерялся. Вдруг здесь, в этой кухне, в этой тусклой, невыразительной кухне, которую я знаю с детства вы. И ваше имя Не будем ничего говорить друг другу! Вы ведь не исчезнете?
Маша. Нет. Я не исчезну.
Холмогоров (уходя). Не исчезайте, прошу вас
Уходит.
Маша. На сытый желудок он, видимо, не так словоохотлив. А-ах (зевает) какая скука (собирается уходить).
Входит Михаил с яблоками в пакете и тарелкой. Начинает мыть яблоки под краном.
Маша. Вы любите яблоки?
Михаил моет одно и молча подает ей. Она молча берет и ест.
Маша. Затыкаете рот?
Михаил моет яблоки.
Маша. Вы поразительно грубы. И это самое привлекательное в вас.
Михаил. Есть одна старая притча. Жил бедный человек. Он был скромен и молчалив. И вдруг неожиданно разбогател. От радости он стал много говорить. И уже не мог остановиться. Он очень страдал из-за этого. И тогда один мудрец посоветовал ему раздай богатство бедным. Он послушался и раздал. И сразу научился молчать. А вокруг стоял гвалт. Но только он был счастлив.
Маша. Вы этот бедный человек?
Михаил. Я же сказал, что это притча.
Маша. Которую вы только что придумали Вы, я вижу, не очень удивлены.
Михаил. Чем?
Маша жестом показывает, что ею.
Михаил. Ах, вами Должен сказать, что вам, как актрисе, далеко до моей бывшей жены.
Маша. Она вас обманывала?
Михаил. У нее каждый день было восемнадцать разных настроений.
Маша. Но это прекрасно! Вы не скучали.
Михаил. Я не люблю разговорчивых людей.
Маша. Какая жалость.
Михаил. Но в чем-то вы пошли дальше. Она-то, при всем при том, еще находила время любить семью, а вас, похоже, хватает только на себя.
Маша. И на вас.
Михаил. Ладно, не будем.
Маша. И на вас.
Михаил. Ладно, не будем.
Михаил берет тарелку яблок, собирается уходить.
Маша. Вы не можете мне ответить на один вопрос?
Михаил. Да?
Маша. Почему вы стали демографом?
Михаил. А кем я должен был стать?
Маша. Но ведь так много интересного: поэзия, музыка, философия, физика, в конце концов, а вы демографом.
Михаил. Был такой человек, чешский еврей по национальности, жил в позапрошлом веке. Все вокруг занимались торговлей, войной, писали стихи, создавали философские школы, а он занялся горохом. Его тоже, видимо, спрашивали, зачем вам этот дурацкий горох? Ведь вокруг столько интересного
Маша. Ну и?