Лидка включила телевизор, развалилась на диване, придвинула поближе стул с остатками культурного отдыха, перекочевавшими с кухни. Привычный киношный мордобой с гонками и стрельбой особо не привлекал внимания. Ганешка где-то затаилась. « Спит, наверное, мелькнула лениво-расслабленная мысль. Ничего, выползет, когда проголодается.» Странная девочка тоже стала одной из привычек, не самой приятной, но и не досаждающей. Малышка жила своей жизнью, Лидке не надоедала: оставишь ей еды вот и кормится. Сама сообразила, что надо одеваться, сама научилась телевизор включать. Только говорить не умела и это вроде тоже никого из них не беспокоило. Лидка так и не приняла дочь, не смогла переступить через себя. Ганешка постепенно стала для нее этакой домашней зверушкой, которую надо кормить и следить, чтобы не нагадила
***
Ярким мотыльком, словно из полудремы, выпорхнула на экран маленькая фигуристочка. Закружилась красиво в своей блестящей одежке, словно закручивая призрачную воронку времени, поднимающую с неведомого дна забытые мечты и желания
Вспомнилось, как когда-то в детстве забиралась с головой под одеяло, спасая свой маленький мирок от кухонного скандала, от визгливых выкриков пьяной матери и хриплого мата очередного дяди-папы. Вот тогда-то, в душной темноте, можно было вволю помечтать. Девочка, зажмурив от усердия глаза, представляла как кружится она на своих хрустальных коньках Почему хрустальных? Лидка никогда особо не задумывалась над этим. Так положено и все. Сказка о Золушке слишком была похожа на ну, как будто на самом деле может быть. А мечта не может быть всамделишной, значит и коньки должны быть особенными. Там все должно быть по-другому, не так, как в жизни.
***
Ярким мотыльком, словно из полудремы, выпорхнула на экран маленькая фигуристочка. Закружилась красиво в своей блестящей одежке, словно закручивая призрачную воронку времени, поднимающую с неведомого дна забытые мечты и желания
Вспомнилось, как когда-то в детстве забиралась с головой под одеяло, спасая свой маленький мирок от кухонного скандала, от визгливых выкриков пьяной матери и хриплого мата очередного дяди-папы. Вот тогда-то, в душной темноте, можно было вволю помечтать. Девочка, зажмурив от усердия глаза, представляла как кружится она на своих хрустальных коньках Почему хрустальных? Лидка никогда особо не задумывалась над этим. Так положено и все. Сказка о Золушке слишком была похожа на ну, как будто на самом деле может быть. А мечта не может быть всамделишной, значит и коньки должны быть особенными. Там все должно быть по-другому, не так, как в жизни.
Лидка рано поняла, что некрасива, а еще толстуха, жиртрест, корова толстозадая. Ее никто и никогда не называл Лидией или Лидочкой. Она всегда была Лидкой, а в школе лишь фамилия осталась. Поэтому и назначила она фигурное катание самым главным в своих мечтах. Представляла, как кружится на льду в красивом платье, обязательно розовом и чтобы цветочки там были люрексом вышитые тоненькая-тоненькая, вся такая воздушная а на голове огромные банты, как у Кати Мельник из шестого подъезда и пусть ее зовут не Лидкой, а, например, Настенькой или Машенькой Не о славе она мечтала и не о титулах, награды ее не интересовали, даже прекрасным принцам не было там места, только хрупкая девочка, бесшумно скользящая по сверкающему льду