Рецидивистка (сборник) - Звягинцев Александр Григорьевич 9 стр.

 Вы вот правильно говорите, что на зоне человеку нравиться нечему. Потому что зона это обвал на тебя дерьма. Оно льется на тебя беспрерывно, окружает со всех сторон, душит, давит Я когда сюда попал, то, честно говоря, подумал, что долго не протяну и очень быстро здесь сдохну. Не представляете, как мне стало страшно от всего И главное вонь. Вонь вообще, и человеческая вонь особенно. Понимаете, глаза можно закрыть, уши заткнуть, а от вони не спрячешься, даже если дышать ртом

Литягин прикрыл глаза, и лицо его исказила гримаса отвращения.

 А потом я вдруг понял, что надо сопротивляться. Надо жить, а что со мной будет Бог разберется

 Вы что верующий?

 Ну, как верующий Я верю, что есть кто-то, кто видит и слышит тебя И судит Это именно тот, кто дал тебе, за что в этой жизни держаться. А вот сможешь ли ты держаться, тут уже твое дело. Хочешь держись, даже если кровь из-под ногтей, а хочешь разжимай пальцы и вались в преисподнюю

Литягин помолчал.

 У меня детство было тяжелое, бедное. Мать была строгая до свирепости, но зато в душу не лезла, не мешала. А отец был больной человек, который не мог обеспечивать семью. Он мне постоянно читал, когда у него были силы Читал все подряд, а я запоминал. Ну еще я любил рисовать и лепить. Помочь мне родители тут ничем не могли, потому что сами к этому делу не имели никакого отношения. Был у нас в городе Дворец культуры текстильщиков, а там кружки рисования и лепки. Вот я туда и ходил, благо там все было бесплатно Советская власть она же разная была,  усмехнулся художник.

Вязалов взглянул на него удивленно он готовился совсем к другим речам.

 В общем, детство и юность прошли не зря я понял, что в этой жизни могу быть только художником. Вот за это мне и нужно держаться. Как это уже другой вопрос. Правда, когда я стал сознательно заниматься творчеством, то понял, что скульптурой заниматься не смогу

 Почему?  не понял Вязалов, который всю жизнь был совсем далеким от искусства человеком.

 Ну, почему Потому что скульптура это монументальное искусство. Тут нужны мрамор, бронза, металлические конструкции, сварочные аппараты очень много чего материального нужно. Мне это было взять негде. И потом скульптура она должна жить в нашей социальной среде, быть частью ее Понимаете? Она должна стоять на площади, быть вписанной в нее тогда она работает, тогда она живет. А кто меня с моими фантазиями на площадь при советской власти пустит?

 А при другой власти?  вдруг вырвалось у Вязалова.  При другой власти, думаете, пустят?

Литягин равнодушно пожал плечами:

 Не знаю. Всякая власть давит. Но по-своему. Какая тупо и грубо, какая хитрее и умнее Вы не думайте, я по поводу никакой власти не заблуждаюсь Ну да черт с ними,  махнул рукой художник.  В общем, понял я, что заниматься скульптурой нереально. За что же мне в жизни держаться? Осталось одно живопись. А раз так, надо учиться. И я приехал в Москву и поступил уборщиком в Третьяковскую галерею. Зарплата, конечно, мизерная, но прожить можно. Зато быстро убрался, полы помыл и можешь смотреть картины, вбирать их в себя В полной тишине и одиночестве Это был кайф. Ну а потом сам уже рисовал дома И так меня все это забрало, что мне с людьми стало тяжело, просто невыносимо Потом как-то незаметно исчезла жена, потому что поняла, что я ее просто не замечаю. Я вдруг оказался в каком-то вакууме. Вокруг меня не было ни одного человека, а я на это не обращал никакого внимания

Литягин покачал ногой и еще сильнее сцепил пальцы рук.

 А потом я из галереи ушел Может, просто потому, что напитался живописью Но жить-то надо. И оказался я на каком-то заводе совершенно неожиданно подсобным рабочим А там работали с бронзой и латунью. И стал я для себя из этого металла некие фигурки делать, такие абстрактные композиции

 А почему на заводе, а не дома?

 Так ведь для этого инструмент нужен, тиски, напильники, печи там всякие Металл-то руками не помнешь, не оторвешь Ну а сделанное кому-то дарил, что-то у себя дома хранил

 Выносили, значит, с государственного предприятия,  констатировал Вязалов, напоминая Литягину, что инкриминировали ему тогда при предъявлении обвинения.

Тот легко рассмеялся:

 Точно, был несуном. Так что посадили вы меня вполне законно, гражданин начальник. А потом я то, что вынес с завода, стал таскать продавать на толкучку, где разные люди, в том числе художники, терлись

 И много денег выходило?

 Денег? Да нет Да вы поймите, гражданин начальник, ну что для меня деньги? Да ничего. Ведь самое большое счастье, когда у тебя что-то такое выходит Чего раньше не было и что никто, кроме тебя, сделать не может С несколькими художниками я познакомился, они приходили ко мне и видели мои картины, которые я писал просто для себя И стали их кому-то рекомендовать, кому-то пристраивать, в том числе и иностранцам Собственно, вот так всё само собой и получилось То, что я какие-то законы нарушаю, мне и в голову не приходило. Я вообще человек, живущий вне законов,  их не знаю, и мне знать их не нужно

 Ну, что-то же знать нужно?  не выдержал Вязалов.

 Божьи заповеди я знаю и чту: не убивай, не произноси ложного свидетельства, не желай ничего, что у ближнего твоего

 Это хорошо. Но жить в обществе нужно все же по законам светским и их соблюдать. Ежели так жить начнут, вне законов, все,  загорячился прокурор,  тут такое начнется

 Начнется,  согласился художник.

 Ведь даже тут у вас на зоне такие волки сидят, что дай им волю, они всех сожрут!

 Я знаю. Сожрут

 Наверное, есть и не очень виноватые, и не очень опасные, есть такие! Но ведь сколько преступников и рецидивистов!

Прокурор замолчал, устыдившись собственной горячности. Он словно пытался объяснить этому странному, не от мира сего человеку, что его, Вязалова, жизнь все-таки тоже была прожита не зря и занимался он не за страх, а за совесть делом, без которого страны просто не может быть.

 Начнется,  согласился художник.

 Ведь даже тут у вас на зоне такие волки сидят, что дай им волю, они всех сожрут!

 Я знаю. Сожрут

 Наверное, есть и не очень виноватые, и не очень опасные, есть такие! Но ведь сколько преступников и рецидивистов!

Прокурор замолчал, устыдившись собственной горячности. Он словно пытался объяснить этому странному, не от мира сего человеку, что его, Вязалова, жизнь все-таки тоже была прожита не зря и занимался он не за страх, а за совесть делом, без которого страны просто не может быть.

 Я согласен с вами,  с пониманием и сочувствием глядя на него, произнес Литягин.  Я тут таких гадов навидался, что у меня к вам никаких претензий нет. И работа ваша вполне даже нужная, хотя и скажу вам, что очень неблагодарная.

 Так почему вы выходить не хотите?

 Да все очень просто. У меня тут несколько работ неоконченных осталось. И есть несколько человек, которых я должен нарисовать. Понимаете, должен! У них такие лица! Замечательные, удивительные!

 А что, на воле их найти нельзя?

 Можно. Но их надо найти сначала, потом в их человеческую суть вникнуть, а тут у меня все готово уже, понимаете Я вот с вами разговариваю, очень интересно разговариваю, а у меня под ложечкой сосет писать тебе надо, работать Так что, гражданин начальник, разрешите мне еще некоторое время тут побыть? Закончу работу и уйду. Честное слово!  Художник даже руки просительно прижал к груди.  Никаких неприятностей от меня не будет. Никаких заявлений, ничего!

Прокурор тяжело вздохнул и как-то сочувственно посмотрел на Литягина. Сказал бы кто ему утром, что он поймет этого человека и даже захочет помочь ему

 Кстати,  прищурясь и пристально глядя на него, продолжил Литягин,  вас бы мне тоже было очень интересно рисовать. У вас на лице много чего Страсти угадываются Я, признаюсь, не сразу разглядел, а теперь вижу многое и разное там у вас внутри

Вязалов опешил давно с ним никто так не разговаривал.

 Вообще я на вас, гражданин прокурор, не в обиде,  ободряюще улыбнулся ему Литягин.  Ну, за то, что вы меня сюда определили. У вас служба такая. Не вы, так другой меня бы сюда уконтропупил И хотя, как я вам говорил, тяжко мне тут было сначала во всем дерьме обживаться, но главное не это

 А что?

 А то, что я тут писать стал сильнее!

Литягин даже не выдержал и вскочил со стула.

 Я тут такое пережил!.. И это все, пережитое, душу мне перевернувшее, в искусство ушло Туда, туда все пошло И мои нынешние картины тем ранним работам, что я до зоны писал, не чета. Потому что тогда я ничего не пережил, в бездну не падал и из нее не выкарабкивался, отдирая ногти А теперь я сам чувствую, как от моих картин пережитое, настоящее прет И люди это чувствуют. Вот видите, как оно в жизни бывает?

Весь обратный путь Вязалов думал об этом художнике, о том, что прав был, наверное, Кони, когда говорил, что только в творчестве есть радость все остальное прах и суета. Думал также о том, что вот этот разговор со странным человеком, с которым у него вроде бы ничего общего не было и быть не могло, оказался за последнее время для него самым интересным и важным. И что-то он во время этого общения понял, что не понимал раньше,  такое, что в дальнейшей его жизни, как бы она ни сложилась, ему обязательно поможет.

1989 г.

Прокурорские страдания

 И тут, Генрих Трофимыч, судья спрашивает: «А проводился ли следственный эксперимент?» Я говорю: «Какой эксперимент?» А он: «На предмет установления, в состоянии ли был обвиняемый инвалид догнать потерпевшую бегом в том случае, когда у потерпевшей трусы находятся лишь на одной правой ноге?»

Прокурор Друз с отвращением посмотрел на своего тщедушного и неудержимо лысеющего заместителя Драмоедова, который докладывал о своем неудачном выступлении на вчерашнем судебном заседании. Рассматривалась попытка изнасилования и нанесения побоев инвалидом второй группы Лепетухой диспетчерше автобазы Кормухиной, не пожелавшей «вступать с ним в половые контакты на добровольной основе за деньги».

Дело было смутное сначала инвалид с диспетчершей вроде бы обо всем договорились, уже и трусы оба почти поснимали, а потом та вдруг заартачилась, стала говорить, что она не знала раньше про протез, а когда протез увидела, так ей прямо не по себе стало, и потому пусть инвалид еще денег добавляет. Инвалид разъярился, потому что был уже в состоянии сексуального аффекта, и сказал, что добавить он, конечно, может, но только кулаком по морде Причем не один раз. И физиономия у него при этом была такая, что диспетчерша бросилась от него бежать в «недоснятых», как было отмечено в протоколе, трусах. А инвалид в неснятом протезе, но без трусов поскакал, как козел, за ней, потому что у него уже там все дымилось