Мари Шар на корте Майами. Сзади второй зиккурат. Профессора Во и Ас. Само Время Фантом вранья. Прямой эфир и рассказ. Реклама это любовь.
Эхнатон. Атон. Бог один. Появление человека. Роман это и есть правда. Метод Аса. Во и его метод унижения. Далее, побег по зимней тайге.
Подъем Пирамиды Солнца. Адам обращается к Терру. Пирамида поднимается все выше и выше. Модули на зиккурате вечности. Синдром первой очереди. Два центра знания. Куда делись российские триста граммов? Адам остается.
Упш не успел заикнуться о санэпидемстанции, как один из Тараканов поднял руку и крикнул:
Присаживайтесь к нам! Ибо
Ибо мы все не съедим, сказал второй.
Третий только улыбнулся. Кажется, издалека это было незаметно. Может, кто видел, но не я. Тем не менее, говорят, что он улыбнулся. Между прочим, это была она. И ее звали Монте. Она сбежала от мужа, великолепного режиссера, и вступала в отряд Мушкетеров. Точнее, не так:
Она сбежала от великолепного мужа-режиссера. Некоторые говорят, что потеряла память, когда упала с яхты.
Да, сказала И, когда уже сели за стол, у нас действительно есть Тараканы. Но вы в курсе современных тенденций энергетических воздействий на человека?
Это вы насчет японской радиации, что ли? спросил Уп, всегда интенсивно интересующийся политикой, особенно международной. Он положил себе небольшой кусочек краба, за потомством которых И здесь следила лично.
Дело в том, продолжала И, что Тараканы это Вы в курсе, кто это?
Нет, вразнобой ответили ребята. Вполне естественно, что они не знали о пользе в совместном проживании людей и тараканов.
Тараканы это Домовой.
Сильно! воскликнул ПП. Другие тоже удивились. Но конечно, не Пелевин. Для него мир диких зверей и домашних животных был как родной. Он и сам-то в прошлом был толи шестипалым цыпленком, толи мухой, толи тараканом.
Однажды Пели катался на лыжах. Он увидел на опушке около леса зайцев. Они обозревали поляну.
Хорошо катается, сказала Зайчиха. И добавила: Только идет неправильно. Дурной вкус, и больше ничего.
Пелевин хоть и шел быстрым шагом остановился. Он перевел дух и сказал:
Я много раз говорил, что у Зайцев другой вкус. Это вкус опилок. Они же кору едят. Я ведь много раз об этом говорил. Более того, я можно сказать, только об этом и говорил:
Зайцы вредят народному хозяйству. И хуже всего, что они навязывают вкус своего кикиморского парфюма детям младших классов. Классные дамы со вкусом опилок замучили наших детей.
Вроде бы:
Обидно, досадно, но слово на х в ослабленном значении с ними, с Зайцами. Но ведь по лесу пройти невозможно:
Заполонили его лешие и кикиморы! И смешно:
И Зайцы туда же. Где их учат вкусу?! Ведь знают же слово на букву б что кору едят! А туда же:
Мама! в надзиратели хочу! Мама! В надзиратели пойду! Как казал бы Андрей Бит. Надзиратель он все знает.
Он что хошь обозревает. В двух словах.
Но вот такие Зайцы-обозреватели и отравили Адама. Поймал как-то Змей Зайца-обозревателя школьной стенгазеты. И говорит:
Я тебя съем, Зайц! Съем, если ты не поможешь мне отправить Адама за решетку.
Нет, нет. Я его люблю. Я не хочу быть Зайцем-обозревателем. Ведь это все равно, что быть кикиморой в лесу. Меня потом дети бояться будут. А, впрочем, ладно. Что я должна делать?
Ничего, ответил З. Ничего. Почти ничего. Просто дай ему.
Что?!
Просто дай ему яблоко, дура.
Оно отравлено?
Разумеется. Зачем я буду давать Адаму неотравленное яблоко?
Ну да. Это понятно.
Дашь?
Дам. Но я, что буду от этого иметь? спросила Зайчиха.
Ты отправишься вместе с ним. И будешь говорить ему:
У тебя дурной вкус.
А почему этот вкус у него появится? Потому что яблоко было отравлено? Или потому что у него уже здесь, в Раю, был дурной вкус, и поэтому он съел отравленное яблоко. Как говорится, разбирался бы в парфюме, не съел бы яблоко, которое ты ему приготовил, и которое я ему дам.
Зе почесал хвостом затылок. Потом сказал, что не надо так заморачиваться, а то он сам потом не поймет, что сделал.
Просто теперь ты будешь напоминать ему, что у него дурной вкус. Что бы он ни делал. Мол, настоящий, парфюмный человек никогда бы так не поступил.
Имея все, имея Рай, так бездарно это потерять. Только имея врожденный привкус безвкусия можно было с такой жадностью сожрать это яблоко. Ты сумеешь, добавил он.
Да, действительно, сказала Зайчиха, иметь такие перспективы, быть, можно сказать, другом Самому и:
Вылететь, как пробка из Рая. Это надо суметь.
Прошу прощенья, сказала И, вы что об этом думаете?
О чем? спросил Пел, сообразив наконец, что И обращается именно к нему.
Вы о чем думаете? Мы говорим о Тараканах.
Думаю, вы правы, сказал Пел, Тараканы повышают производительность труда.
Вот-вот, сказала И, когда мы переморили в газовых камерах практически всех тараканов у нас упала производительность труда. А ведь всем уже известно, что к концу года мы должны выйти на миллион Даблов.
В год? спросил ПП.
В год, ответила И. Мало?
Думаю, пока хватит, сказал ПП.
И только вздохнула. Она ведь не знала, что это сам ПП. Что он мог ей дотацию дать. Впрочем, вряд ли. Он сам привык брать дотации у олигархов. Чуть что:
Дайте мне то, дайте мне се. У вас не убудет. Я не удивлюсь, что и Даблы также начали строиться. Изобрел Эйно ученый из министерства Нано этот самый Дабл. Да денег нет, чтобы его производить. И вот, пожалуйста, И дала денег. Купила всю технологию на корню. И сама стала производить легендарные Даблы. У меня, правда есть одно сомнение:
Даже при стрельбе из лазерной винтовки изображается звук. Как говорится:
Хоть пукни, но стреляй так, чтобы было слышно. А в Дабле, говорят, ничего нет. Одна автоматика. Как ездить-то? В голове ведь много чего не умещается, но и мало тоже. Руками ведь все похватать хочется. Переключиться, так сказать, из миссионерской позы в классическую, древнюю.
Тараканы заказали музыку. На сцену вышел Миша. Так он всегда представлялся. Наверное, для того, чтобы не заподозрили:
Этот парень:
Не певец. Тогда гонорар упал бы вдвое. Ведь певцу надо иметь имя. Как имела его Людмила Гурченко. Но сегодня она умерла. Жаль. Очень жаль. Но имя останется. Да и вряд ли она умерла. Здесь не умирают.
Давай, Миша! заорали пьяные Тараканы. И Миша дал:
И в какой стороне я ни буду, по какой ни пройду я траве друга я никогда не забуду. Если с ним повстречался в Москве-е.
(Здесь и других местах романа эта фраза стихи В. Гусев)
Потом ребята начали танцевать. И что странно, как сказал Сори, их становилось все больше и больше.
Потом привели Пенка. Он был не против. Но парень только что лег спать. Его подняли.
Ребята, вы че, я не могу. Голоса скоро не будет, чтобы у вас здесь петь. Дело в том, что Серега пел здесь не только в концертном зале, но и прямо в цехах. Он сам на это нарвался. Сказал, когда за ним пришли:
Хочу почасовую оплату. А ведь мне эта ваша буржуазная канитель ни к чему. Я работаю профессионально.
Ну, окей, ответил тогда Хо, только что вступивший в должность помощника И по финансовым вопросам. Я всегда говорил, что фильмы Голливуда сделаны по древней классике. Голливуд это не место для упражнений русских критиков, а место, как сказал бы Ньютон, стоящее на плечах гигантов. Ибо:
Куда ни посмотри все повторяется. Все, что было сказано в Голливуде, повторяется здесь. Я помню побег из Шоушенка. И вот на тебе: этот Хо только недавно работал контролером ОТК, а вот уже занимается финансовыми отчетами И. Ох, доведет он ее до Цугундера. Хотя с другой стороны: куда уж дальше? Некуда.
Я знаю, ты парень не очень бедный, сказал Хо. Тысяча в час тебя устроит?
Певец не стал торговаться. Он так и сказал:
Я так всегда и беру: сто баксов за каждый мой год непоступления в Гнесинку.
Сто баксов в час?
Почему в час? Каждые шесть минут.
Давай так. Недавно мне дали семнадцать лет. Скоро будет еще больше. Они не успокоятся, пока цифра моего срока не достигнет ста пятидесяти лет. И знаешь почему? Они боятся, что я проживу больше. Давай по сто долларов за семнадцать минут рабочего времени. Семнадцать умножаем на число дней, за которые был создан мир. Получаем сто.
Я не понял, что такое эти сто? Ты меня не путай, банкир. Я певец, а не лох, которого можно запутать делениями и умножениями целых и не очень чисел.
Все просто. Ну че ты паникуешь? Ты будешь получать не тысячу за шесть, а ту же, понимаешь ту же тысячу, но только за семнадцать. Но не простые семнадцать, а рабочие. Будешь петь не только на концертах, но и прямо на конвейере. Это тебе не пять часов в день, а если хочешь, то и пятнадцать. А то и семнадцать, добавил Хо.
Ты за кого меня держишь, комсомолец? Я не гастарбайтер. Чтобы по пятнадцать часов в день петь.
Ты не гостарбайтер, и петь по пятнадцать часов в сутки не обязан. Но имеешь право. Тебе не надо будет больше искать работу. Вышел на конвейер, спел получил. Плюс пять процентов от повышения производительности труда.
Десять.
Почему десять?
Ну, по Ле-Ниниски. Чтобы была заинтересованность.
Ладно. Вижу, ты тоже был комсомольцем когда-то. Пой певец за восемь процентов от повышения производительности труда. Мы им наштампуем этих Даблов Ролсс-Ройс закроют за ненадобностью.
Пенк запел:
На призыв мой тайный и страстный. О, друг мой прекрасный, выйди на балкон. Так красив свод неба атласный, и звездный и ясный струн бечевен звон. Озари-и тьму ночи улы-ы-бкой, и я стан твой ги-и-бкий обниму любя. Мы одни-и! Никто не узнает, пока не светает, выйди на балкон. Звезд огни дрожат и мерцают! И ввысь посылают струны тихий звон.
Друзья мои, сказал Сер Пен. Сегодня я бы спел здесь вместе с Людмилой Гурченко. Давайте споем вместе, споем за нее, как будто она здесь с нами. И он продолжал:
Звезд огни дрожат и мерцают, и ввысь посылают струны тихий звон-н. Мы одни. Никто не узнает. Пока не светает. Выйди на балкон.
Тараканы встали и начали танцевать и обниматься. Они звенели бокалами и плакали.
Откуда столько Тараканов? спросил Уп. Неужели они так быстро размножаются?
Далее, ПП приготовился к жертвоприношению.
Что-то произошло на Пирамиде Солнца. На третьем зиккурате Пирамиды Луны все присели. Они увидели в высоте прелестную женщину в сапфировом платье до самых пяток. Хороший цвет. Как спортивная комбинация у Марии Шараповой, когда вчера она выходила на корт Майами. Такая же, только длиннее и темнее, такого насыщенного сапфирового цвета. На голове у леди была золотая корона. Два луча поддерживали эту статую свободы. Один шел от пирамиды Солнца, другой от пирамиды Луны. Хина поставил ПП спиной к обрыву. Куда я буду падать, успел подумать ПП. Ведь сзади второй зиккурат.