Никита хорошо знал эту старуху. Она была старой и беззубой уже тогда, когда он, еще мальчонкой, первый раз попал с отцом в стойбище. Соплеменники всегда воспринимали ее как некую местную безобидную сумасшедшую. Старушка никогда не была замужем, никогда не имела детей кто же из охотников захочет взять себе в жены такую странную особу. Впрочем, относились к ней хорошо, любили и где-то даже гордились такой достопримечательностью.
Ну не знаю. Лучше тебе о Счастливой Стране и о сохти со старой Вущтой толковать. Она о них всё знает. Она встречалась с ними. Так сама говорит.
Правда встречалась? удивился Никита.
Сокум помолчала. Затянулась трубочкой:
Кто знает? Может, однако, и встречалась, а может и нет. Ты же знаешь старуху. Она совсем странно говорит иногда. Всё равно что ума нет.
Никита хорошо знал эту старуху. Она была старой и беззубой уже тогда, когда он, еще мальчонкой, первый раз попал с отцом в стойбище. Соплеменники всегда воспринимали ее как некую местную безобидную сумасшедшую. Старушка никогда не была замужем, никогда не имела детей кто же из охотников захочет взять себе в жены такую странную особу. Впрочем, относились к ней хорошо, любили и где-то даже гордились такой достопримечательностью.
Ладно, пойду у неё поспрашаю, встал Никита, торопливо вытирая руки о клок травы. Ему не терпелось прояснить судьбу отца. Найти хоть какие-то концы.
013
А может это хаби?
Не-е-е. Не хаби совсем. Хаби совсем другой, видно, что старая сухонькая Вущта делает усилия, чтобы не задремать посреди разговора, Все, все слова имеют почти другой. Язык хаби то с нашим больше схож. А сохти совсем по-другому говорят. Их язык больше на язык юраки, что пасут оленей там, на полуночной стороне, похож. И то не совсем. Юраки то и реку по иному, не как мы, назовут. И небо-то у них иначе зовется. И землю иначе кличут. Всё, всё по-другому. старуха вздыхает. Ей всё это уже не интересно. Она слишком стара.
Совсем, совсем другой народ сохти будет. И живут по другому, и одеваются, однако, иначе. Не как мы, но и не как вы, ручу. Не как хаби и не как юраки. Они даже ростом меньше. Мы то и сами поменьше ручу будем, а они и того меньше. И лица у них другие. Не как у нас или хаби. Вот такое, как у тебя больше, она ткнула пальцем в охотника, Глаза больши-и-ие. Кожа совсем, совсем белая. Белее даже твоей. Мы вот охотимся и рыбалим. Хаби, те больше охотой промышляют. И мы и хаби оленей помалу держим. Для молока больше. Юраки, те много-много оленей держат. Стада целые. Оленьим мясом только и питаются. Охотиться не умеют совсем, старушка презрительно фыркнула и молчала несколько минут. Затем спохватилась, А сохти, так те оленей совсем, совсем не имеют. Не умеют с ними управляться. Только угонять ночами из загонов и могут. Своруют одного, отгонят недалеко, чтоб не слышно, да сразу и ткнут копьем в сердце. На куски разрежут и так по кускам и растащат. Лишь кровь да клочки шерсти на земле останутся. Проснуться хозяева поутру, а их оленя и след простыл. Походят, походят нет следов. Плюнут с досады. Только и скажут: «однако сохти покрали» и домой айда. Зато сохти очень, очень удачливые рыбаки. Но рыбалят не днём, ночами, когда никто не видит. У нас говорят, что если где сохти повадятся на озере рыбу ловить, так непременно всю до последней выловят. Ни одной не оставят. Еще они силки и ловушки ставят так, что ни зверь, ни человек их не заметит.
А сколько раз, ты, матушка, встречала этих сохти?
Слышала о них много. А встречала один раз. Тогда совсем девчонкой была. Нашей-то нынешней Сокум еще и на свете не было. Послала Сокум (не нынешняя Сокум, а та, что была даже до бабки её, Олон-Хэ), так вот, послала она тогда охотников в Нарпу-Нёр, далеко-далеко, чтобы добыли шкурки зверька, который водился в Зеленых Горах, только в одном месте. Очень ценные те шкурки. Шибко надо их было. Ясак платить хотела. И меня с ними послала: кушать готовить, добычу разделывать, одежду чинить. Другое что, как понадобится. Долго шли, много дней, пока помет зверьков охотники не приметили. Оставили тогда меня вещи сторожить, костер жечь, их ждать, а сами налегке дальше пошли след отыскивать да силки ставить. Сказали к утру придут. Кушать сготовила. Жду их. Но утро прошло, день настал, а их всё нет. Другой день и ночь прошли. Скучно. Решила я ягод насбирать. Отошла немного. Шибко мало ягод. Отошла дальше, да заблудилась. Тайгу я знаю, а тут все иное. Туда-сюда хожу. Скалы кругом. Не узнаю мест. Совсем заблудилась. День прошел. Ночь настала. Очень, очень испугалась. Страшно. Совсем, совсем молодая была, глупая. Молчать надо, а я кричать стала. Кричала сильно. Они меня, сохти эти, и нашли. Астэх! Трое их было. Небольшие такие. Но крепкие. Лица белые, страшные. Глаза большущие. С ними велели идти. Две ночи шли, а днем спали. Связали мне руки и один из них конец веревки к своей руке привязал. Так и шли, пока дом их не увидели.
И каков их дом? замер охотник, Деревянный? Или чум? Шкурами крыт или корьём?
Нет. голос старушки совсем стих, Они в земле живут.
Как в земле? поразился Никита, Из земли дома, что ли, делают. Из дёрна?
Нет. Не так, сердится Вущта непонятливости собеседника, Не дом из земли. Совсем, совсем в земле живут.
В ямах земляных?
Каких ямах? Непонятливый! В самой земле, говорю.
Под землей?
Старая Вущта подумала и закивала:
Пожалуй так. Там земля каменная больше. Большими, большими холмами поднимается. Огромными скалами сверху вниз спускается. Под самое небо уходят те скалы, аж больно голову задирать. И дыра прямо в обрыве у самой земли. Низкая. На четвереньки надо встать, чтоб заглянуть в неё. В эту дыру они и залазят и живут там.
А-а, наконец понял Никита, В пещере.
Да. Так. Я и говорю, большая, большая гора стоит, и там, в обрыве, вход в их мир. Пещера, наверное. Правильно говоришь.
Так ты была в этом их мире? оживился охотник, Была в той пещере? Что там? Как они живут?
Я тогда молодая была, говорю. Прыткая. самодовольно улыбнулась старуха, Хотели меня с собой забрать, да я убежала.
Как так убежала?
Они Солнца боятся. Сильно дикие. Дня боятся. рассмеялась дробным старушечьим смехом рассказчица, Как кроты какие, совсем. Света не любят. Старики говорили, слепнут совсем от яркого света. Оттого и боятся дня. Говорят, глаза их лопнуть даже могут как сырое яйцо, коли на Солнце посмотрят. Только ночью и выходят из-под земли.
А зачем они вообще выходят наверх?
Вущта пожала плечами:
Кто их знает. Поохотиться разве малость, рыбы наловить. Украсть что. У нас говорят, бывает детей крадут на стойбищах. К себе под землю утаскивают. Мальчиков съедают, наверное. Девочек в жены берут. Потому у нас и запрещено малым детям ночью выходить на улицу.
Никита закивал. Он вспомнил, что его в детстве тоже тетя Аина ночью не пускала на улицу. Правда не объясняла почему. А оно вон как оказывается.
А глаза у них правда могут лопнуть от света?
Ну-у не знаю. нехотя призналась явно утомившаяся разговором Вущта, Правда ли нет Старики говорили. Меня ночью поймали, как кричать стала. Шли до утра. Отдыхали часто. Днем спали. Ночью снова шли. Опять часто отдыхали. А как стали подходить к той дыре в скале, утро уже наступало. Они торопились. Кричали на меня, чтобы я быстро, шибко быстро шла. Стали заставлять лезть в дыру, в самую темень. Совсем страшно стало. Еще не было так страшно. Сильно, сильно не хотела туда идти. Под землей только злые духи живут. Я одного толкнула, другого толкнула и бежать. Они кричали, кричали, но уже день настал. Солнце вот-вот выйдет из-за скал. Испугались за мной днем идти. А я весь день бежала, всю ночь бежала. Даже не присела ни разу. Чуть с обрыва не упала. Наконец вышла с тех страшных гор. Увидела тайгу. Обрадовалась. Тут и дождалась охотников. Они спрашивают, где была? Зачем ушла? А я только головой трясу. Ничего сказать не могу. А как пришли домой, я рассказала, что со мной случилось. Только никто не поверил. Тронулась умом девка, сказали. Так и считают сумасшедшей, старуха засмеялась, оскалив три оставшихся во рту зуба, По сей день не верят. Считают, что шибко испугалась, когда заблудилась в горах, потому и привиделось всё. А я помню, как только вчера то было. Что десять дней назад было, не помню, а то всё, всё помню. Только вот твой отец и поверил мне.
Так он про это тебя расспрашивал?! оживился Никита.
Да. И про это, и вообще про сохти. Кто они, да откуда.
А ему зачем это надо было? Он говорил?
Зачем не говорил. Только я поняла, что сильно хочет найти их.
Зачем?
Откуда я знаю! начала сердиться старуха, Вас, ручу, разве разберешь?
Хорошо, хорошо. Не сердись, матушка. Такие мы ручу, бестолковые и любопытные. Может расскажешь кто такие эти сохти?
014
Старики сказывали, что сохти не всегда жили в Зеленых Горах Нарпу-Нёр. Они пришли туда со стороны Солнца, из нашей тайги. Но и здесь были пришлыми. В наших местах появились в стародавние времена с полуночной стороны, из тех мест, где всегда зима стоит. Дальше даже, чем юраки со своими оленьими стадами каслают. Там земля, говорят, весь год снегом покрыта. Да и не земля вовсе под снегом, а лед. А подо льдом вода. Странная вода, горькая. Её, сказывают, совсем пить нельзя. А как попьешь, то худо станет. Вода холодная-холодная. Зубы ломит. Потому лед и не тает там никогда. Подо льдом, в воде этой горькой, духи ночи и холода живут. Там совсем, совсем нет лета. Там даже оленей нет. Им совсем есть нечего. И дня там нет. Круглый год ночь стоит. А тут еще стали ветры невиданные подниматься, да льды, на которых сохти жили, ломать. И стало сохти вовсе невмоготу. Голодно среди льдов. Рыба из лунок, которые они долбили во льду, перестала ловиться. А как ветер прекратился, морозы страшные наступили. Лёд все толще и толще. Как тут лунку пробьешь? Чем? Пришлось им, чтобы выжить, к теплу бежать. А там везде уже люди жили. Нигде им места нет. Никто не хотел их видеть возле себя, отовсюду гнали. Юраки гнали, хаби гнали. Ни с кем не могли сохти ужиться из-за своего воровского нрава. Они ведь себя только настоящими людьми почитали. А всех других и вовсе людьми не считали. Сверху вниз на всех смотрели. Считали, что всё вокруг только им и принадлежит. Только никто с этим не соглашался, и кормить их не хотел. Так и каслали от одного места до другого, пока не пришли в наши угодья. Наши предки были мирным народом, ни с кем никогда не ссорились. Лучше уйдут, но воевать не станут. О сохти они раньше и не слышали. Встретили несчастных беглецов радушно. Но сохти были дикими и остались такими. В своих-то краях они прежде одну рыбу и ели. Одевались в одежду из рыбьих шкур.