Конечно, легче, конечно, падре, согласился прислужник.
Они замолчали. Вечер был тихий и ясный, воздух неподвижен. На сильно обмелевшей реке блестел сухой песок; вода, сладко журча, медленно текла по мелким камням. На холмы спускался полумрак, а красные и оранжевые облака над морем сплетались в причудливую декорацию.
Какой славный вечер! сказал Мендес.
Когда через несколько минут они поднимались по лестнице собора, каноник остановился и обратился к спутнику:
Итак решено, друг Мендес, я поселю Амаро на квартире у сеньоры Жоаннеры. Это выгодно для всех.
Очень выгодно, почтительно согласился прислужник. Безусловно очень выгодно.
И они вошли в собор, творя крестное знамение.
II
Через неделю разнеслась весть о том, что новый священник приезжает вечером с почтовым дилижансом. С шести часов каноник Диас и прислужник гуляли уже по площади Фонтана в ожидании Амаро.
Это было в конце августа. На длинном бульваре вдоль реки между двумя рядами старых тополей гуляли дамы в светлых платьях. С другой стороны, в бедном квартале, старухи сидели с пряжею у дверей, грязные дети играли и валялись на земле, обнажая при этом огромные животы, куры жадно рылись в уличных отбросах.
Было уже темно, когда дилижанс с зажженными фонарями съехал с моста и остановился у фонтана около гостиницы Креста. Путешественник в высокой шляпе и длинном священническом плаще, сидевший рядом с кучером, осторожно спустился со своего места, придерживаясь за железные перила, и огляделся по сторонам.
Эй, Амаро! окликнул его каноник, подходя ближе. Здравствуйте, плутяга.
Ах, отец-наставник! ответил приезжий весело. И они обнялись в то время, как прислужник стоял в стороне, почтительно наклонившись, со шляпою в руке.
Было уже почти девять часов, совсем темно. В домах на площади все уже спало. В лавках под аркадами виднелся печальный свет керосиновых ламп, тускло освещавших сонные фигуры разговаривавших у прилавка людей. Выходившие на площадь извилистые мрачные улицы с мерцавшими кое-где фонарями казались необитаемыми.
Каноник Диас объяснял приезжему, как он устроил его. Квартиры он не нанимал: пришлось бы покупать мебель, брать прислугу и тратить много лишнего. Он предпочел занять для него комнаты в приличном комфортабельном доме; этим требованиям отвечают как нельзя более комнаты у сеньоры Жоаннеры. Они хорошо меблированы и очень чисты, из кухни не пахнет. Сеньора Жоаннера славная, богобоязненная женщина, очень экономная и предупредительная
А как насчет главного, отец-наставник? Какая цена? перебил его Амаро Виера.
А как насчет главного, отец-наставник? Какая цена? перебил его Амаро Виера.
Шестьсот рейс в день. Это очень дешево. У вас будет спальня, гостиная
Великолепная гостиная, почтительно вставил Мендес.
А это далеко от собора? спросил Амаро.
В двух шагах. Можно ходить служить обедню в мягких туфлях. В доме есть молодая девушка, дочка сеньоры Жоаннеры, двадцати трех лет. Хорошенькая, немного капризная, но с хорошею душою А вот и ваша улица.
Это была узкая улица с низкими, жалкими домами и тусклым фонарем в конце.
А тут и ваш дворец! оказал каноник, стучась в узкую дверь.
Из вестибюля шла наверх лестница со старинными чугунными перилами. Внизу и на площадке лестницы цвели кусты розмарина в деревянных кадках.
Сеньора Жоаннера ждала гостей на верху. Бледная, худая прислуга с веснушчатым лицом держала в руках керосиновую лампу, и фигура сеньоры Жоаннеры ясно выделялась на фоне выбеленной стены. Это была полная, грузная, высокого роста, женщина с очень белой кожей. Вокруг черных глаз виднелись уже морщинки. Вьющиеся волосы с красным бантом поредели над висками и у пробора, но руки и шея были красиво округлы, и платье очень опрятно.
Вот ваш новый жилец, сеньора, сказал Диас, поднимаясь по лестнице.
Спасибо за честь, падре, большое спасибо. Вы, верно, очень устали с дороги. Сюда, пожалуйста. Осторожно, тут ступенечка вниз.
Она провела его в маленькую комнату с желтыми обоями. У стены стоял широкий, мягкий диван, а с другой стороны письменный стол с зеленым сукном.
Это ваша гостиная, падре, сказала сеньора Жоаннера. Тут вы можете принимать гостей. А здесь, продолжала она, открывая дверь в соседнюю комнату, ваша спальня. Вот комод, шкаф для платья. Она выдвинула несколько ящиков, похвалила постель, хлопнув рукою по упругим матрацам. Здесь звонок. Требуйте прислугу всегда, когда вам угодно Пожалуйте, вот ключики от комода Может быть, желаете еще подушку? Одеяло только одно, но если вам угодно
Благодарю вас, не беспокойтесь, все прекрасно, сеньора, ответил священник мягким, тихим голосом.
Вы только скажите. Все, что можно, будет сейчас же исполнено.
Ах, сударыня, перебил ее Диас добродушным тоном. Разве вы не понимаете, что ему прежде всего хочется поужинать теперь?
Слушаюсь ужин готов.
И она вышла поторопить прислугу.
Каноник тяжело опустился на диван и понюхал щепотку табаку.
Славные комнаты, голубчик. Лучше и не найти.
Мне всюду хорошо, отец-наставник, сказал Амаро, надевая мягкия туфли. В семинарии было много хуже. А в Ферао во время дождя у меня текло на постель.
Со стороны площади послышались звуки рожка. Амаро открыл окно. Ночь стояла темная. В городе было зловеще-тихо, точно под каменным сводом. Вдали у казарм били в барабан, со стен церкви Милосердия непрерывно слышался резкий крик филинов.
Как это все печально, сказал Амаро.
Но сеньора Жоаннера крикнула сверху, зовя их.
Пожалуйте ужинать. Суп на столе.
Пойдемте, пойдемте, вы, верно, на ногах еле держитесь от голода, Амаро, сказал каноник, с трудом поднимаясь с дивана.
И, придержав Амаро за рукав рясы, он добавил:
Вы увидите сейчас сами, какой чудный куриный бульон готовить эта дама. Хоть пальчики облизывай.
Посреди столовой, оклеенной темными обоями, стоял накрытый белою скатертью стол, с красивою посудою и стаканами, сверкавшими при ярком свете лампы под зеленым абажуром. От миски приятно пахло куриным бульоном, а на блюде дымилась жирная курица с белым, сочным рисом и репою. В стеклянном шкафу виднелся светлый фарфор. У окна стоял рояль, покрытый атласною выцветшею салфеткою. На кухне что-то жарили, и, почувствовав приятный запах, Амаро с наслаждением потер руки.
Сюда, сюда пожалуйте. Там сквозит, сказала сеньора Жоаннера, закрыв ставни у окон. А вы, падре, не откушаете ли с нами, за компанию, обратилась она к Диасу.
Да уж разве за компанию, весело ответил он и, сев за стол, развернул салфетку.
Сеньора Жоаннера поглядывала все время на приезжого. Он сидел с опущенною головою и молча ел, дуя на ложку. Волосы у него были черные, слегка вьющиеся, лицо смуглое, овальное, глаза большие, черные, с длинными ресницами.
Диас, не видевший его после семинарии, находил его возмужавшим и окрепшим.
Какой вы были худенький тогда
Меня поправил горный воздух. И он принялся рассказывать о своей печальной жизни в первом приходе, в маленьком горном местечке, где приходилось жить в зимнюю, суровую пору одному среди пастухов. Каноник наливал ему вино, высоко подняв бутылку, чтобы вино пенилось в стакане.
Меня поправил горный воздух. И он принялся рассказывать о своей печальной жизни в первом приходе, в маленьком горном местечке, где приходилось жить в зимнюю, суровую пору одному среди пастухов. Каноник наливал ему вино, высоко подняв бутылку, чтобы вино пенилось в стакане.
Пейте, голубчик, пейте. Такого винца вы, небось, не пивали в семинарии.
Сеньора Жоаннера поставила на стол блюдо с печеными яблоками.
Экая прелесть! Печеные яблоки! Этому блюду мы окажем должную честь. Наша сеньора Жоаннера чудная хозяйка, мой друг, идеальная хозяйка.
Сеньора Жоаннера смеялась, обнажая крупные, пломбированные зубы. Она принесла графинчик с портвейном, положила с жеманным благоговением Диасу на тарелку мягкое яблоко, посыпанное мелким сахаром, и сказала, похлопывая его по плечу полною, рыхлою рукою:
Это у нас святой, падре, поистине святой человек. Я многим обязана ему.
Ну, ну, что об этом говорить, возразил Диас, и на лице его появилось выражение глупого самодовольства. Чудное вино! добавил он, с наслаждением потягивая портвейн.
Оно прекрасно вылежалось. Ведь оно от того года, когда Амелия родилась.
А где она сегодня?
Она поехала с доною Мариею в усадьбу, а оттуда к знакомым.
Да, ведь вы знаете, эта дама помещица. У неё настоящее графское имение пояснил каноник, лаская блестящим взглядом полную фигуру сеньоры Жоаннеры.
Ну, полно, падре, какое-же это имение! Маленький клочок земли, больше ничего, остановила она его, но, услышав мучительный кашель прислуги, которая стояла, прислонившись к стене, обратилась к ней недовольным тоном:
Ну, ну, ступай кашлять на кухню. Здесь не место, Руса.
Девушка вышла, закрыв рот передником.
Она, по-видимому, больна, бедная, заметил Амаро.
Да, она очень плоха. Это моя крестница, сирота Я взяла ее к себе из жалости, а также потому, что моя прежняя прислуга слегла в больницу: эта бесстыжая баба связалась с солдатом.
Отец Амаро конфузливо потупил глаза и спросил, много-ли больных в городе в это лето.
Много желудочных заболеваний от сырых фруктов, проворчал в ответ Диас. Наедаются арбузов и запивают их кружками воды. Ходит здесь и лихорадка.
Они заговорили, о местной лихорадке и о климатических условиях в Лерии.
Я теперь значительно окреп сравнительно с прежним, оказал отец Амаро. Благодаря Господу нашему Иисусу Христу я чувствую себя вполне хорошо.
И да сохранит вам Господь здоровье! Люди редко ценят это счастье, заметила сеньора Жоаннера и принялась рассказывать о том, что у неё в доме живет шестидесятилетняя, разбитая параличем сестра, наполовину потерявшая рассудок. Зимою она простудилась и с тех пор, не переставая, худела и слабела.
Сеньора Жоаннера говорила спокойно, скатывая пальцами шарики из хлеба. У Диаса смыкались глаза. Все в столовой засыпало, казалось. Лампа гасла понемногу.
Однако, пора спать, сказал вдруг каноник, встрепенувшись. Поздно уже.
Отец Амаро встал и прочитал с опущенными глазами послеобеденную молитву.
Не угодно-ли захватить с собою лампу, падре? спросила сеньора Жоаннера предупредительным тоном.
Нет, благодарю вас; мне не нужно. Покойной ночи.
И он медленно ушел, ковыряя в зубах зубочисткою.