Кажется, за выспренными словами «роковая ночь» таилась усмешка. Во всяком случае, черные глаза полицейского сузились и блестели.
Я припомнила неподвижную фигуру у костра, освещенный пламенем негритянский профиль.
Не уверена.
Почему?
Мне еще тогда подумалось: какой-то он не такой. Слишком да: слишком мускулистый.
Иными словами, сеньор Бернстайн пропал раньше, а в роще на вас набросился чужой зомби?
Я не могу утверждать пролепетала я.
Ужас какой! Куда они дели Игоря? Зачем положили на его место другого человека?!
Майор ободряюще похлопал меня по плечу панибратски, словно я была ему близкая родня.
Будем надеяться на лучшее, сеньорита. Один человек уверял меня, что видел вашего брата в ту ночь, когда вы гм участвовали в последнем представлении.
Кто? Где?!
Смотритель Национального парка в Южном районе. Его зовут Джим
Кончено. Майор еще что-то говорит, но я не понимаю ни словечка от волнения испанский язык опять вышибло из головы.
Колорадо поглядел с отеческой печалью вот неразумное дитя! небрежным движением отдал честь и зашагал по манговой аллее к оставшемуся за воротами автомобилю. Я молилась про себя, чтобы горланящие попугаи не капнули ему сверху на фуражку. Обошлось.
Смир-рна! заорал в доме папа Леня.
Пропали из папиного голоса генеральские раскаты, и мангуст не подумал выполнить команду. Он стрелой мелькнул в дверях и скатился с крыльца мне под ноги, лег брюшком на босоножки.
Вольно! скомандовала я машинально, и Рики с готовностью встал на задние лапки. Тьфу, бестолочь!
Он обиженно вякнул и убежал охотиться на самых страшных змей, каких только можно сыскать в столице.
Смотритель Национального парка в Южном районе по имени Джим. Это бесценная информация! Я сию минуту ею воспользуюсь. Перво-наперво звоним в справочное, узнаем телефон и адрес. Затем набираем номер. Не отвечают. Не беда я немедленно еду!
Что-то кричала с крыльца мамуля, а я во весь дух неслась со скутером к воротам. Распахнула их проволочные створки и только меня и видели.
Я выехала на асфальтовое шоссе, идущее вдоль побережья на восток, к городку под названием Помпьерос; миновала поселок Эстрада, где вдоль дороги тянулись деревянные изгороди. За изгородями носились резвые, чрезвычайно спортивные поросята с подвешенными на шее деревянными рогатками. Рогатки нужны, чтобы поросята не смогли пролезть через забор. После Эстрады, не доезжая двадцати километров до Помпьероса, я свернула на грунтовку у подножия лесистой горушки, которая звучно зовется Томас-Рой-Маунтин, по имени английского офицера, прославившегося в боях с испанцами.
Бензин в бачке вскоре кончился, и я закрутила педали, пыхтя вверх по склону. Кокосовая роща, в которой ставился ночной спектакль с зомби, лежала внизу слева.
Со стороны Томас-Рой-Маунтин производила впечатление кочки-переростка, но на поверку оказалась достойным представителем гористого племени. Восточная часть Гвантигуа на небольших высотах это влажные тропики, где дожди исправно льют даже в сухой сезон. Поэтому сперва я катила через тропический лес, в котором сыро, душно и сумрачно. Вдоль дороги стеной стоят перевитые лианами пальмы и папоротники, над головой смыкается зеленый шатер, и глазу, в сущности, не на чем остановиться. Редкая удача, если промелькнет яркая, словно из металлической фольги, бабочка, или пролетит, жужжа крылышками, заблудший осколок радуги крошечная колибри. Основное великолепие тропического леса наверху, там, где выползают к солнцу светолюбивые орхидеи и где кормятся и гомонят неуемные попугаи и прочие птицы. До меня доносились только их голоса; на глаза не попалось ни одной.
Мрачноватая зеленая сырость уступила место дубам, сливам и ольхе. Здешний дуб кажется надменным аристократом по сравнению с бедным российским родственником. Его цветки похожи на розовые раковины, а желуди плоские, длинные, и лишь их шершавые шапочки как бы заявляют: да, это именно желуди, не сомневайтесь. В таком лесу куда больше света, чем в тропической зоне, и море цветов. Запах от них одуряющий.
Я запарилась, пока добралась до покрывающего вершину горы соснового леса. Ностальгически защемило сердце. Сосны, Карелия Хвоя южных сосен длинней и мягче, чем у наших, и смолистый дух в лесу крепче. Я упоенно вдыхала его, преодолевая остаток дороги. К слову, сосновые иглы на юге употребляют для упаковки бананов, как в России заворачивают в крапиву сырое мясо.
Усыпанная хвоей грунтовка вывела меня к одноэтажному белому домику. Окна были распахнуты настежь и затянуты зеленой сеткой, словно камуфляжем. Возле дома под широким навесом стоял мотоцикл. Я порадовалась: вдруг удастся выцыганить капельку бензина для каракатицы? Отдуваясь, я слезла с седла, прислонила скутер к дереву и подошла к дому. Прислушалась, стоя на крыльце, и осторожно поскреблась. В доме не отозвались, но за спиной прозвучало неожиданное:
Здравствуйте, белая леди.
Великолепный английский выговор. Я обернулась. Ах! Меня поразили тонкие, чистые линии юношеского лица. Впрочем Пожалуй, он старше, чем кажется на первый взгляд; лет тридцать ему есть. Обаятельный симпатяга.
Вы Джим? спросила я, глядя в карие глаза, улыбавшиеся из-под козырька форменной зеленой шапочки.
Он самый. Джим поставил наземь пустую деревянную клетку, которую держал в руке. На нем была зеленая форма с металлической бляхой на груди; на бляхе значилось «Гвантигуа Национальный парк». Чем могу быть полезен?
Меня зовут Анастази Бернстайн. Я от майора Колорадо.
Джим нахмурился, из глаз исчезли золотистые смешинки.
Пройдемте в дом, предложил он сухо, поднялся на крыльцо и распахнул дверь. Прошу.
В комнате, куда я вошла, стоял круглый стол с плетеными креслами из крашеного тростника. В одном углу находился буфет и холодильник, в другом телевизор на журнальном столике и магнитофон с рядком кассет. Возле телевизора, на полочке телефон. Стены комнаты были оклеены фотографиями животных, птиц и растений, и сбоку была еще одна дверь.
Садитесь, Джим отодвинул для меня кресло и уселся напротив. Так чем обязан?
На пластиковой скатерти стоял поднос с шестью бокалами красного стекла, рядом лежала стопка журналов. Я голодными глазами посмотрела на бокалы после героического взъезда на гору пить хотелось неимоверно однако Джим то ли не заметил, то ли не пожелал понять мой взгляд. Укорив себя за то, что некстати помянула Колорадо, я решила бить на жалость.
Видите ли, у меня пропал брат. Два дня две ночи назад. Вы могли бы помочь. Мне сказали, что вы последний, кто видел Игоря Я сбилась.
На последнего, кто видел человека в живых, неизбежно падает подозрение. Я же не хочу сказать, что Джим как-то замешан в деле.
Он снял свою форменную шапочку волосы у него оказались густые, светлые, отливающие рыжиной и положил на стол. Затем, не вставая из кресла, потянулся к холодильнику и достал банку с тоником. Сложный эквилибристический трюк: две ножки у кресла угрожающе приподнялись, и Джим едва не кувырнулся. Он протянул банку мне.
Расскажите-ка по порядку.
Прихлебывая тоник, я изложила свою историю с заранее продуманными недомолвками. Джим внимательно слушал; поначалу его карие глаза улыбались, но под конец рассказа он глядел довольно хмуро.
Белый негр? Он хмыкнул. Забавно Однако я его не встречал. Это первое. И второе: вы чего-то не договариваете, и это слишком очевидно.
Я была сражена. Он не разговаривал с Игорем! И вдобавок сходу поймал меня на недомолвках, считай на лжи.
Майор Колорадо солгал? спросила я, рассматривая ногти.
Не знаю. Вряд ли.
Удивленная, я ждала объяснения загадочного ответа, однако Джим помалкивал, о чем-то размышляя. Не зная, что сказать, я задала посторонний вопрос:
Почему вы назвали меня белой леди?
Он блеснул зубами в широкой ухмылке.
На вас никогда не покушался зомби? Джим вскочил на ноги и загремел: На языке белых людей приказываю: убей белую женщину!
От радостного облегчения я расхохоталась. Вот кто был мой нежданный спаситель, умчавшийся в ночь на быстром коне.
От радостного облегчения я расхохоталась. Вот кто был мой нежданный спаситель, умчавшийся в ночь на быстром коне.
Смир-рна! в восторге, заорала я страшным голосом, удачно копируя папу Леню.
Джим вытаращил глаза, а ведущая во вторую комнату дверь сама собой отворилась. Неужто двери распахиваются от наших воплей? Но нет: к нам шло животное. Размером с большую кошку, коричневое, со светлой мордочкой и обведенными светлой полоской умными глазами, как будто в очках. Стоящий трубой хвост был окольцован черными и коричневыми полосами. Енот коати.
Енот поглядел на нас с подозрительностью и несомненной укоризной. Чего, мол, разорались, дурачки?
Ах ты, лапочка, заворковала я от избытка чувств на родном языке. Ах ты, красавец
Кто вы? спросил Джим.
Русская. Я не туристка. Иммигрантка.
Джим закрыл дверь и уселся обратно в кресло. Под сочувственным взглядом его теплых глаз я выложила всю историю заново, без купюр. Коати в это время рыскал по полу, что-то вынюхивая на чисто выметенном линолеуме. Я погладила его по спине, и он стерпел, лишь недоверчиво покосился.
Выслушав мою повесть, Джим поглядел на часы, задумчиво сдвинул брови.
Пойдемте, Анастази. Не бойтесь, он обезоруживающе улыбнулся, я вас в обиду не дам.
Мы вышли из дома. Коати затрусил за нами, потом деловито обогнал, держа нос у самой земли. Джим повел меня в сторону от дороги. Внезапно оробев, я постеснялась спросить, куда мы направляемся. Не видать мне мужа-миллионера катастрофически не хватает бойкости. Или настырности, если угодно.
Мы добрались до заросшей лиственными деревьями ложбины. На дне бурлил и шипел быстрый ручей; белая пена изредка проглядывала сквозь листву. Видимо, поблизости был водоем, наполняющийся дождевой водой. Джим двинулся краем ложбины вниз, рассказывая по дороге, что на Гвантигуа почти не осталось водившихся прежде животных и теперь их завозят в Национальный парк из разных мест Центральной Америки. Вот коати привезли, и пару белохвостых оленей, и обезьян уакари, и даже броненосца одного. Второй удрал где-то в пути. Я слушала и наблюдала за коленцами енота, который спустился в лощину и внезапно ошалел. Он стремглав взлетал по стволам деревьев, носился по веткам, скатывался вниз, снова взбирался, куролесил, показывая чудеса акробатики. Замечательная зверушка; я жалела, что не могу завести дома коати вдобавок к мангусту.