Что я почувствовал в сей миг чудесный,
И что я пел, напрасно вновь пою.
Я звук нашел, дотоле не известный,
Я мыслей чистую излил струю.
Душе от чувств высоких стало тесно,
И вмиг она расторгла цепь свою,
В ней вспыхнули забытые виденья
И страсти юные и вдохновенья.
Баллада («Над морем красавица-дева сидит»)
Над морем красавица-дева сидит;
И, к другу ласкаяся, так говорит:
«Достань ожерелье, спустися на дно;
Сегодня в пучину упало оно!
Ты этим докажешь свою мне любовь!»
Вскипела лихая у юноши кровь,
И ум его обнял невольный недуг,
Он в пенную бездну кидается вдруг.
Из бездны перловые брызги летят,
И волны теснятся и мчатся назад,
И снова приходят и о берег бьют,
Вот милого друга они принесут.
О счастье! Он жив, он скалу ухватил,
В руке ожерелье, но мрачен как был.
Он верить боится усталым ногам,
И влажные кудри бегут по плечам
«Скажи, не люблю иль люблю я тебя,
Для перлов прекрасной и жизнь не щадя,
По слову спустился на черное дно,
В коралловом гроте лежало оно.
Возьми!» и печальный он взор устремил
На то, что дороже он жизни любил.
Ответ был: «О милый, о юноша мой!
Достань, если любишь, коралл дорогой».
С душой безнадежной младой удалец
Прыгнул, чтоб найти иль коралл, иль конец.
Из бездны перловые брызги летят,
И волны теснятся и мчатся назад,
И снова приходят и о берег бьют,
Но милого друга они не несут.
Перчатка
Перчатка
Вельможи толпою стояли
И молча зрелища ждали;
Меж них сидел
Король величаво на троне;
Кругом на высоком балконе
Хор дам прекрасный блестел.
Вот царскому знаку внимают,
Скрыпучую дверь отворяют,
И лев выходит степной
Тяжелой стопой.
И молча вдруг
Глядит вокруг.
Зевая лениво,
Трясет желтой гривой
И, всех обозрев,
Ложится лев.
И царь махнул снова,
И тигр суровый
С диким прыжком
Взлетел опасный
И, встретясь с львом,
Завыл ужасно;
Он бьет хвостом,
Потом
Тихо владельца обходит,
Глаз кровавых не сводит
Но раб пред владыкой своим
Тщетно ворчит и злится:
И невольно ложится
Он рядом с ним.
Сверху тогда упади
Перчатка с прекрасной руки
Судьбы случайной игрою
Между враждебной четою.
И к рыцарю вдруг своему обратясь,
Кунигунда сказала, лукаво смеясь;
«Рыцарь, пытать я сердца люблю.
Если сильна так любовь у вас,
Как вы твердите мне каждый час,
То подымите перчатку мою!»
И рыцарь с балкона в минуту бежит,
И дерзко в круг он вступает,
На перчатку меж диких зверей он глядит
И смелой рукой подымает.
И зрители в робком вокруг ожиданье,
Трепеща, на юношу смотрят в молчанье.
Но вот он перчатку приносит назад.
Отвсюду хвала вылетает,
И нежный, пылающий взгляд
Недального счастья заклад
С рукой девицы героя встречает.
Но с досады жестокой пылая в огне,
Перчатку в лицо он ей кинул:
«Благодарности вашей не надобно мне!»
И гордую тотчас покинул.
Дитя в люльке
Счастлив ребенок! И в люльке просторно ему: но дай время
Сделаться мужем, и тесен покажется мир.
К * («Делись со мною тем, что знаешь»)
Делись со мною тем, что знаешь,
И благодарен буду я.
Но ты мне душу предлагаешь;
На кой мне чёрт душа твоя!..
Молитва («Не обвиняй меня, всесильный»)
Не обвиняй меня, всесильный,
И не карай меня, молю,
За то, что мрак земли могильный
С ее страстями я люблю;
За то, что редко в душу входит
Живых речей твоих струя,
За то, что в заблужденье бродит
Мой ум далеко от тебя;
За то, что лава вдохновенья
Клокочет на груди моей;
За то, что дикие волненья
Мрачат стекло моих очей;
За то, что мир земной мне тесен,
К тебе ж проникнуть я боюсь,
И часто звуком грешных песен
Я, боже, не тебе молюсь.
Но угаси сей чудный пламень,
Всесожигающий костер,
Преобрати мне сердце в камень,
Останови голодный взор;
От страшной жажды песнопенья
Пускай, творец, освобожусь,
Тогда на тесный путь спасенья
К тебе я снова обращусь.
Стихотворения, 1830
«Один среди людского шума»
Один среди людского шума,
Возрос под сенью чуждой я,
И гордо творческая дума
На сердце зрела у меня.
И вот прошли мои мученья,
Нашлися пылкие друзья,
Но я, лишенный вдохновенья,
Скучал судьбою бытия.
И снова муки посетили
Мою воскреснувшую грудь,
Изменой душу заразили
И не давали отдохнуть.
Я вспомнил прежние несчастья,
Но не найду в душе моей
Ни честолюбья, ни участья,
Ни слез, ни пламенных страстей.
Кавказ
Хотя я судьбой на заре моих дней,
О южные горы, отторгнут от вас,
Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз:
Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ.
В младенческих летах я мать потерял.
Но мнилось, что в розовый вечера час
Та степь повторяла мне памятный глас.
За это люблю я вершины тех скал,
Люблю я Кавказ.
Я счастлив был с вами, ущелия гор;
Пять лет пронеслось: всё тоскую по вас.
Там видел я пару божественных глаз;
И сердце лепечет, воспомня тот взор:
Люблю я Кавказ!..
К *** («Не говори: одним высоким»)
Не говори: одним высоким
Я на земле воспламенен,
К нему лишь с чувством я глубоким
Бужу забытой лиры звон;
Поверь: великое земное
Различно с мыслями людей.
Сверши с успехом дело злое
Велик; не удалось злодей;
Среди дружин необозримых
Был чуть не бог Наполеон;
Разбитый же в снегах родимых
Безумцем порицаем он;
Внимая шум воды прибрежной,
В изгнанье дальном он погас
И что ж? Конец его мятежный
Не отуманил наших глаз!..
Опасение
Опасение
Страшись любви: она пройдет,
Она мечтой твой ум встревожит,
Тоска по ней тебя убьет,
Ничто воскреснуть не поможет.
Краса, любимая тобой,
Тебе отдаст, положим, руку
Года мелькнут Летун седой
Укажет вечную разлуку
И беден, жалок будешь ты,
Глядящий с кресел иль подушки
На безобразные черты
Твоей докучливой старушки,
Коль мысли о былых летах
В твой ум закрадутся порою
И вспомнишь, как на сих щеках
Играло жизнью молодою
Без друга лучше дни влачить
И к смерти радостней клониться,
Чем два удара выносить
И сердцем о двоих крушиться!..
Стансы («Люблю, когда борясь с душою»)
Люблю, когда, борясь с душою,
Краснеет девица моя:
Так перед вихрем и грозою
Красна вечерняя заря.
Люблю и вздох, что ночью лунной
В лесу из уст ее скользит:
Звук тихий арфы златострунной
Так с хладным ветром говорит.
Но слаще встретить средь моленья
Ее слезу очам моим:
Так, зря Спасителя мученья,
Невинный плакал херувим.
Н. Ф. Ивой
Любил с начала жизни я
Угрюмое уединенье,
Где укрывался весь в себя,
Бояся, грусть не утая,
Будить людское сожаленье;
Счастливцы, мнил я, не поймут
Того, что сам не разберу я,
И черных дум не унесут
Ни радость дружеских минут,
Ни страстный пламень поцелуя.
Мои неясные мечты
Я выразить хотел стихами,
Чтобы, прочтя сии листы,
Меня бы примирила ты
С людьми и с буйными страстями;
Но взор спокойный, чистый твой
В меня вперился изумленный,
Ты покачала головой,
Сказав, что болен разум мой,
Желаньем вздорным ослепленный.
Я, веруя твоим словам,
Глубоко в сердце погрузился,
Однако же нашел я там,
Что ум мой не по пустякам
К чему-то тайному стремился,
К тому, чего даны в залог
С толпою звезд ночные своды,
К тому, что обещал нам бог
И что б уразуметь я мог
Через мышления и годы.
Но пылкий, но суровый нрав
Меня грызет от колыбели
И в жизни зло лишь испытав,
Умру я, сердцем не познав
Печальных дум, печальной цели.
«Ты помнишь ли, как мы с тобою»
Ты помнишь ли, как мы с тобою
Прощались позднею порою?
Вечерний выстрел загремел,
И мы с волнением внимали
Тогда лучи уж догорали
И на море туман густел;
Удар с усилием промчался
И вдруг за бездною скончался.
Окончив труд дневных работ,
Стих «Под сень черемух и акаций» заимствован из шестой главы «Евгения Онегина» Пушкина (строфа VII), напечатанной в 1828 г.
5
Строка «Дума на сердце лежит» взята из стихотворения Н. Ф. Павлова «К друзьям», напечатанного в журнале «Московский вестник» в 1828 г.
6
Начальный стих «Романса» сходен с первой строкой стихотворения «Надежда» А. Подолинского, напечатанного в альманахе «Подснежник» в 1829 г. («Бесплодной жизнью недовольный»).
7
Заключительные два стиха являются перефразировкой строк из стихотворения Пушкина «Зимняя дорога» (напечатанного в «Московском вестнике» в 1828 г.):
Колокольчик однозвучный
Утомительно гремит.
8
Диана (у греков Артемида) богиня луны.
9
Пан в греческой мифологии сын бога Гермеса, покровитель стад и пастухов, божество, олицетворяющее природу. Его песни и игра на свирели символизировали поэзию. Хмель и сосуд с опьяняющим напитком служили эмблемой радости жизни. Изображался в виде человека с козлиными ногами, рогами и бородой.
10
Первый стих «Ты знал ли дикий край, под знойными лучами» сходен с началом «Песни Миньоны» Гете («Kennst du das Land» («Знаешь ли ты страну»)) из «Вильгельма Мейстера» (ср. эпиграф к стихотворению Пушкина «Кто знает край, где небо блещет», 1827).
«Абидосская невеста» Байрона также начинается стихами «Кто знает край далекий и прекрасный, Где кипарис и томный мирт цветут» (перевод И. И. Козлова, 1826).
11
Строки 78 парафраза из «Элегии» («Ее уж нет, моей весны») В. Астафьева, напечатанной в «Московском телеграфе» в 1826 г.