Международное еврейство, которое на сегодняшний день безраздельно властвует в России, не смотрит на Германию, как на союзника, но как на государство, призванное разделить судьбу России».
Гитлер довольно улыбнулся память не подвела его. Он вспомнил потуги международного еврейства в лице Розы Люксембург, Карла Либкнехта, Курта Эйснера втянуть Германию в анархию революционной бойни. А потомок иудея Карл Маркс, заваривший всю эту коммунистическую кашу? Вечный позор Германии должен быть смыт кровью его последователей большевиков-марксистов России!
Да, Германия под его руководством сейчас представляет единый, сплоченный идеями национал-социализма, лагерь. Гигантские строительные работы, осуществлённые государственной службой труда, позволили закалить миллионы юношей и девушек, сделав их пригодными для службы в армии и рейха. За пять лет было построено 7000 километров автобанов магистралей шириной 24 метра с двадцатисантиметровым бетонным покрытием. Спасибо «Крафт дурх Фройде» (Сила через радость), поднявшей моральный дух в среде рабочего класса, которому стали доступны билеты в театр, многочисленные базы отдыха, два новых круизных лайнера, доступные каждому народные автомобили «Фольксваген», все это позволило населению забыть ужасы жизни после поражения в мировой войне.
Сегодня Германия один фюрер, один народ, одна страна, одна армия!
Командир третьей роты 113-го мотопехотного полка обер-лейтенант Файг находился в ночь на 22 июня в 200-х метрах от границы. Ожидая начала атаки на Россию, он вспомнил, как 20-го июня верхом на велосипеде в крестьянской одежде и с граблями в руках перешёл границу для корректировки на местности будущих боев.
Начальник Генерального штаба РККА генерал армии Жуков был уверен в неизбежности войны с Германией. Его, опытного военного, не могли провести никакие заявления ни наши, ни немецкие. И сейчас, в эти дни, главным было одно когда начнут? Как подготовиться?
Только что для военных советов Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского округов была подготовлена директива о возможных провокациях со стороны немцев, сейчас генерал Ватутин выехал в Генеральный штаб для передачи её в округа.
Вместе с Тимошенко они непрерывно находятся у Сталина, работникам Генерального штаба приказано не покидать рабочих мест.
Генерал танковых войск Гейнц Гудериан находился в войсках с 15-го июня, проводя непрерывные рекогносцировки по фронту расположения своих войск. Со своего временного НП он наблюдал развод караулов на плацу Брестской крепости, ему были видны все береговые укрепления вдоль реки Западный Буг они не были заняты войсками. Да и работы по укреплению были далеки от завершения. Русские явно не ждали нападения и в штабе высказывались мнения, что для сохранения момента внезапности нет нужды проводить артиллерийскую подготовку.
Развёрнутые на восточном фронте вооружённые силы Германии и её союзников насчитывали 4 306 тысяч человек. в их распоряжении находились 42600 орудий и миномётов, 4170 танков и штурмовых орудий, 4846 самолётов.
Им противостояли убаюканные сталинской пропагандой о своей несокрушимости 3 088 тысяч человек, оснащённых 57 041 орудием и миномётами, 13 920-ю танками и 8 974-мя самолётами. Их подпирали прибывшие с востока 201700 человек с 2 746-ю орудиями и миномётами и 1763-мя танками.
День первый. 22 июня 1941 года
Михалыч проснулся от осторожного подергивания его плеча:
Товарищ сержант! Товарищ сержант! почему то тихо, почти шепотом, будил его Максим Шевелёв, первогодок из подмосковной деревни Мамыри. Увидев, что сержант встает, он, опять же шёпотом, быстро:
Там командир стоит, старший лейтенант
Где там? ничего не понимая, спросил Михалыч.
Там, на верху, от немцев пришел.
От немцев? Наш командир?
Да! Он вас требует. Сначала на той стороне шум был, даже стреляли, а потом он пришел.
Михалыч, ничего не понимая, надел ремень с кобурой. Зажёг спичку пять минут второго.
Наверху было темно, на востоке небо только-только начало алеть.
Кто здесь? вглядываясь в силуэты трех человек, спросил Михалыч.
От стоящих отделилась фигура, подошла ближе. В слабом свете звёзд Михалыч разглядел плотного, среднего роста мужчину.
Старший лейтенант Быстров. Мы можем где-нибудь переговорить?
Да, идемте вниз.
В доте Михалыч зажёг керосиновый фонарь, пригласил незнакомца присесть на топчан. Полевая форма старшего лейтенанта была испачкана в грязи, колени, рукава гимнастёрки были мокрыми. За спиной горбатился вещмешок.
Сержант, я был на той стороне. В разведке. Еле ушел. Мне нужно срочно к командованию. Дай проводника.
Товарищ старший лейтенант! А как там, на той стороне? Война будет?
Будет сержант, страшная война будет. Дай человека, мне надо идти, старший лейтенант встал, пошли!
Наверху уже явно серело, стал виден туман, белой ватой закрывший низину. Бойцы стояли кучкой, тихо перешептываясь, никто не спал.
Шевелев! позвал Максима Михалыч, проводи старшего лейтенанта на заставу!
Слушаюсь! приложил руку к виску Максим.
Старший лейтенант протянул руку, прощаясь:
Бывай здоров!
Будьте здоровы, пожал руку старлею Михалыч.
Сержант смотрел вслед уходящим, не видя их остро переосмысливал услышанное. Война! Что ж это такое война? Как это убивать людей? Ну и что, что они немцы? Не люди, что ль! А меня как будут убивать? Вот так подойдет, пока я три патрона выстрелю, и убьет? За что? Что я ему плохого сделал? Мы же люди, а не волки какие-нибудь, не скотина.
Война для него была эфемерной, нереальной сущностью, в которую невозможно поверить.
Ему, вчерашнему учителю, молодому, счастливому отцу и мужу, который дома не мог зарубить и курицы как ему быть на этой войне? Он чувствовал, что не сможет стрелять в людей ведь это противоестественно! Противоестественно тому, чему учил его дед, священник, чему он сам учил детей.
Тихо переговариваясь, подошли бойцы. Михалыч повернулся:
Никому не спать!
А что делать, товарищ сержант? Прохор Баев был одним из лучших солдат и Михалыч просил ротного присвоить ему ефрейтора. Завтра, в понедельник, должны зачитать приказ.
Охранять вверенный нам объект! непривычно строго приказал сержант, Ходить парами по периметру территории стройки! По кругу! Интервал 50 метров! Если что докладывать немедленно!
Он постоял еще, прислушиваясь к тишине, вглядываясь в молоко тумана, представляя, как из него полезут темные фигуры. Врагов?
Не мог он представить врагами тех, кого в семье считали цивилизованной нацией. Ну и что, что была война с ними? Так это же цари натравили!
Потянуло закурить, но он побоялся на виду зажечь спичку может кто-то уже держит его на прицеле? Он спустился в траншею, опустился на корточки, чиркнул спичкой, закурил. Глубоко затянулся дымом папиросы, выпустил его изо рта в низ окопа, да еще и разогнал рукой как в юности, когда начинал баловаться самокрутками, чтобы не увидели родители.
Старший лейтенант Быстров, он же обер-лейтенант Курт фон Притвиц, шел чуть сзади безоружного солдатика, подгоняя его идти быстрее и одновременно прикидывая, как и где избавиться от него. Он уже всё выяснил как и где расположена застава, когда и куда уходят пограничники, где располагаются их засады. Нарваться на пограничный наряд ему никак нельзя это не те караульные с простым, как сапог, сержантом, который ничего у него не потребовал, никаких документов, даже как звать не спросил!
Старший лейтенант Быстров, он же обер-лейтенант Курт фон Притвиц, шел чуть сзади безоружного солдатика, подгоняя его идти быстрее и одновременно прикидывая, как и где избавиться от него. Он уже всё выяснил как и где расположена застава, когда и куда уходят пограничники, где располагаются их засады. Нарваться на пограничный наряд ему никак нельзя это не те караульные с простым, как сапог, сержантом, который ничего у него не потребовал, никаких документов, даже как звать не спросил!
С пограничниками это не пройдет!
Курт шёл, чертыхаясь в душе, снова и снова вспоминая перепетии проходящей ночи.
Четыре года впустую! Два года обучения в сверхсекретном центре подготовки 115-го прусского подразделения военно-морских сил, затем два года специальной академии, где из него, немца, пруссака, сделали русского офицера, научили не только говорить, но и думать по-русски. Шеф, адмирал Канарис, знал свое дело. Обучающиеся были не только полностью изолированы от всего мира, чтобы не было никаких протечек, они жили как бы в русском квартале русского города, их отпускали в увольнение к якобы русским родственникам, где те, несомненно русские, вели разговоры на любые темы, слушали русское радио, читали свежие русские газеты, в которых непрерывно восхвалялся Сталин и его политика. Курсантам было запрещено говорить кому бы то ни было свои настоящие имена и узнавать имена сокурсников. За малейшие нарушения следовало исключение из школы. Куда девались исключенные? Наверное, туда, откуда они не могли ничего рассказать о школе в могилу. Их, выпускников, к концу обучения осталось чуть больше двух третей.
И вот эта страшная, нелепая неудача!
С наступлением темноты 21-го июня они, группа из шести человек, одетых в русскую форму, с русским оружием и документами, погрузились в планер, буксируемый высотным истребителем, и полетели на восток. Поднялись на высоту шесть тысяч метров, дышать пришлось через кислородные маски. Не долетев до границы пятьдесят километров, планер отцепился от самолета дальше началось беззвучное планирование в сторону русских. Но не прошло и трех минут как пилот планера обернулся к нему:
Господин офицер! Мы ослепли!
Курт вскочил и вс тал за спиной пилота панель управления была темной! Ни одного прибора! Что делать? Возвращаться? Но войны не начинаются по пять раз в неделю! Курт выглянул в иллюминатор ни одного ориентира внизу! Курт лихорадочно прикинул до района Белостока, где находился штаб 10-й армии, и куда он, согласно документам, был якобы командирован, оставалось лететь сорок, с небольшим, минут.
Сколько времени в полете?
Пилот посмотрел на светящийся циферблат наручных часов:
Четыре минуты сорок секунд.
Наша скорость?
Полагаю, что сто двадцать километров в час!
Сколько лета до границы?
Двенадцать минут.
Двенадцать минут летите прямо на восток. Направление на восток сможете удержать?