Здесь какие-то пятнышки.
Я указал на несколько крохотных точек в середине верхней части листа. Приглядевшись получше, я воскликнул:
Это же отпечатки пальцев отправителя!
Нет. Это мои отпечатки, и «голову» нарисовал тоже я. Но на листке, полученном Муравьёвым, есть точно такие же. Это шоколад. Отпечатки смазанные и нечёткие, совершенно не пригодные для идентификации. По сути это открытие мне ничего не дало. Но всё же Послушай, что предстоит нам сегодня. Профессор Вершинский почувствовал себя лучше. Они с Муравьёвым работали над одним и тем же проектом, причём в строгой секретности. Не следует ли искать причину именно здесь? Так что нам необходимо поговорить с ним.
Не успел Русаков закончить фразу, как в кармане заворчал телефонный сигнал.
Русаков слушает В самом деле?.. Чтож, поздравляю! Ждите, мы сейчас будем. Убрав трубку обратно, он пояснил: Они его поймали. Схватили за руку в самый момент, когда он клал письмо в почтовый ящик ещё одного учёного. К Вершинскому и Муравьёву он никакого отношения не имеет, но засады устроили у всех известных профессоров. Поехали, посмотрим, что за субъект попал к нам в сети.
Через четверть часа мы с Русаковым были уже в управлении уголовного розыска. К тому моменту следователь уже приступал к допросу задержанного. Им оказался очень угрюмый, небритый мужчина с болезненно красным лицом, сальной нечёсаной шевелюрой и изгрызанными до крови ногтями. Он сидел, сцепив крючковатые пальцы в замок. Когда мы вошли в кабинет, он поднял на нас взгляд, искажённый злорадной гримасой. Весь его обезьяноподобный облик напоминал агрессивного неандертальца из музея антропологии.
Познакомьтесь, это Сидор Афиногенов, представил его следователь. Как оказалось, гражданин Афиногенов работал санитаром в институте бактериологии, откуда был уволен за пьянство и неадекватное поведение.
Я так и думал, произнёс Русаков.
Также он состоит на учёте в психоневрологическом диспансере.
Задержанный обнажил клыки в знак подтверждения озвученных сведений.
Неучи считают меня сумасшедшим, как и любого, кто знает слишком много о том, как устроен миропорядок, грозно процедил он. Вы, я вижу, тут главный. Я буду разговаривать только с вами.
Хорошо. Русаков поставил стул напротив него и сел. Как же вы, ведающий столькими тайнами, опустились до мелкого хулиганства?
Афиногенов оценил, что Русаков воспринимает его всерьёз и даже обращается с ним почтительно.
Это не хулиганство, гражданин начальник.
Тогда зачем вы это делали?
Видите ли, я не имею право раскрывать вам государственную тайну. Я дал клятву.
Афиногенов оценил, что Русаков воспринимает его всерьёз и даже обращается с ним почтительно.
Это не хулиганство, гражданин начальник.
Тогда зачем вы это делали?
Видите ли, я не имею право раскрывать вам государственную тайну. Я дал клятву.
Вы же сядете в тюрьму, вмешался следователь.
С вами я не намерен ничего обсуждать! огрызнулся задержанный. Вы слишком мелкая сошка.
Мне вы можете сказать. Я полковник Русаков, имею особые полномочия и специальный доступ к секретным материалам. Я должен убедиться: действительно ли вы владеете особой информацией.
Его глаза лихорадочно заблестели.
Правда? Но я всё равно не могу назвать вам все подробности, полковник. Всё-таки я выполнял приказ самого президента!
Вот как?
Да. Я секретный агент. Я получаю распоряжения непосредственно от руководства страны, минуя посредников, чтобы избежать утечки и предательства.
Кто передаёт вам приказы?
Они приходят ко мне секретной почтой.
Вы можете доказать это? У вас остались письма?
Нет. Я должен уничтожать письма, чтобы они не попали в руки вражеских агентов, которые повсюду. Так что сейчас они растворены в моём желудке.
Ладно, я вам верю всех секретных агентов инструктируют поступать именно так. Но вы уверены, что их отправлял именно президент? Быть может, вас ввели в заблуждение.
Афиногенов задумался.
Нет. Это исключено. На письмах стояла подпись верховного главнокомандующего.
Письма были написаны от руки?
Нет. Через трафарет.
Это плохо, агент. Я располагаю сведениями, что вражеские шпионы научились подделывать подпись президента и отправлять от его имени ложные задания. Если это так, то вас могли подставить. Вы сядете в тюрьму не за хулиганство, а за государственную измену.
«Секретный агент» побледнел и открыл рот, как вытащенная из воды рыба.
Вы должны верить мне, полковник! Я самый преданный властям человек! Интересы государства для меня превыше всего. Как мне доказать, что меня дезинформировали?
Давайте разберёмся в этом деле. Что конкретно от вас требовалось?
Я должен был рисовать мёртвые головы и рассылать их умникам-изменникам!
Так-так Вам объяснили, зачем?
Это должно было напугать их. Эти мерзавцы решили, что если у них мозги из ушей лезут, то их личные интересы важнее государственных. Они считают, что их открытия принадлежат всему миру, а не Отечеству, которое вскормило и вырастило их. Совсем зазнались. Ведут себя непочтительно с верными слугами правительства. Ан нет! Я должен был напомнить им, что головы их пустые и мёртвые без великого служения Родине!
Вы не хотели их смерти?
Нет, говорю же! Только наставить на путь истинный.
Итак, вы, как истинный патриот, поспешили исполнять приказ. Сколько «мёртвых голов» вы нарисовали и отправили адресатам?
Четыре.
Вы уверены?
Так точно, полковник. Я никогда не вру!
Вы должны быть со мной откровенным, Афиногенов. Желая приукрасить свои подвиги, вы рискуете навлечь на себя подозрения в измене.
Четыре! Я в точности исполнил приказ президента!
Допустим. Вы знали лично Вершинского и Муравьёва?
Да, когда работал в институте бактериологии.
Вы знали, над каким тайным проектом они работали?
Этого никто не знал, кроме них. Но я уверен, что их завербовали, и они выполняли задание вражеской резидентуры.
Это говорилось в полученном вами приказании?
Да. Но без подробностей. Я понимаю: некоторые вещи не положено знать даже мне.
У вас возникали конфликты с Муравьёвым или Вершинским?
Иногда, как и со всеми тамошними умниками. Они не ценили меня. Их гораздо больше заботило то, что я выпивал, а не то, что я патриот. Для них для всех я был жалким насекомым. Разве что профессор Муравьёв относился ко мне более-менее по-человечески.
Несмотря на это, вы отправили ему «мёртвую голову»?
Приказ есть приказ. Да и мне всё равно. Если он и жалел меня, то жалеть надо не меня, а его.
Благодарю вас, агент. Вопросов больше нет. Вы попали в сложную ситуацию. Но я постараюсь замолвить за вас словечко.
Значит, не нужно было этого делать?
Очевидно, что вражеские шпионы перехватили приказ президента и подменили его. За этот провал вас навсегда отстранят от секретных поручений. Если вы избежите наказания, то считайте это почётной отставкой.
Русаков поднялся и даже протянул ему руку, но Афиногенов, которого, казалось бы, должны были ободрить эти слова, вдруг запустил руки в свои длинные лохмы и крепко сжал ими голову. Внезапно его тело стало судорожно трястись он горько зарыдал. Следователь поспешил налить ему воды из графина. Вцепившись в стакан, Афиногенов принялся бормотать:
Ох Профессор Муравьёв был хорошим человеком
Запишите все его показания, сказал Русаков следователю. А потом, думаю, придётся его отпустить. Он невменяем. Нам тут делать больше нечего. Удачи!
Ну что, дело закрыто? спросил я, когда мы вышли на улицу.
Русаков пожал плечами.
Не думаю.
Вы считаете, что таинственные «письма от президента» существовали в реальности? Наверняка он всё выдумал. Он затаил обиду на Вершинского и Муравьёва за то, что его уволили из института, и это наложилось на навязчивую идею о «врагах отечества».
Весьма вероятно. Тогда почему он отправлял «мёртвые головы» другим учёным, не имеющим отношения к институту бактериологии?
Чтобы запутать следы.
Но если он и смог выяснить адреса Вершинского и Муравьёва, то адреса остальных своих жертв были ему неведомы. Нет, Антон, в этом деле ещё слишком много таинственного. А вы меня знаете: не смогу я спокойно спать, пока не отвечу на все вопросы и не проверю все гипотезы.
Значит, продолжаем расследование?
Да. Навестим Вершинского. Сегодня ему стало лучше и врачи разрешили ему покинуть больницу. Пока он всё ещё лежит в постели, но дома, как говорится, стены лечат.
Вскоре мы уже поднимались по широкому вестибюлю дома профессора монументальной постройки в стиле сталинский ампир, где ещё с прошлого века селились учёные и преподаватели городских академий.
Дверь нам открыл долговязый парень лет двадцати пяти со смуглым скуластым лицом и чёрными, как уголь, лохматым волосами. Одет он был в поношенные джинсы с затёртыми до дыр коленями и помятую, давно не стиранную футболку. Из-за его уха торчала сигарета.
Вы Терентий Русаков? осведомился он густым басом.
Он самый.
Проходите. Он нехотя распахнул дверь и отошёл в сторону, чтобы пропустить нас. Я Тарас Косяковский, ассистент профессора.
Он провёл нас длинным коридором в просторный зал с высокими, почти как в цирке, потолками, служивший библиотекой и гостиной одновременно. Здесь с лёгкостью могли разместиться человек двадцать. Любой звук разносился по залу гулким эхом. Стены скрывали стеллажами с книгами, к которым даже приставили стремянку для доступа к верхним полкам просто так до них не дотянулся бы даже человек столь высокого роста, как Русаков или немногим уступавший ему Косяковский. В углу расположился белый рояль, а центр зала занимал круглый стол. С него так и не убрали опустевшие бутылки из-под шампанского, коробки конфет и блюда для фруктов. Эта картина, напоминавшая о трагически прерванном празднике, показалась мне особенно зловещей.
Косяковский кивнул на закрытые двустворчатые двери.
Профессора сейчас осматривает врач. Вам придётся подождать.
Разумеется, и мы с пользой проведём это время. Мне нужно задать вам пару вопросов.
Как хотите.
Как давно вы работаете с Вершинским?
Второй год.
В чём заключаются ваши обязанности?
Перекладываю бумажки. Профессор называет это «систематизация». Печатаю рукописный текст он так и не освоил технику. Ну и всякие мелкие поручения.
Почта тоже в вашем ведении?
Я только вынимаю письма из ящика.
Вашему руководителю случалось получать нечто подобное раньше? Письма без обратного адреса, конверты без подписи, анонимные послания?