Временами я заходил домой. Мать была худая от голода, похоже, почернела даже. Когда приносил ей голубей, тревожно расспрашивала:
Чьи они? Откуда?
Да ничьи! Дикие
Мать печально и подолгу смотрела на меня и повторяла:
Смотри, сынок, ворованного мне ничего не нужно. Не обманывай людей. Как бы ни было трудно, оставайся честным и говори всегда только правду
Я очень любил мать. Свидания с ней переносил тяжело чем помочь, как пережить голод?..
Потерпи, мам, успокаивал я ее. Вот подрасту скоро, и все наладим. Заживем еще хорошо
Мать плакала, а для меня женские слезы так и осталось на всю жизнь самое невыносимое испытание
Как бы пошла жизнь беспризорных мальчишек дальше, кто знает. Но вот однажды ночью, часов в двенадцать, когда все мы были в сборе, нас бесшумно и быстро окружили люди в полувоенной форме. Один из них, с козлиной бородкой, помню, обратился к нам:
Я очень любил мать. Свидания с ней переносил тяжело чем помочь, как пережить голод?..
Потерпи, мам, успокаивал я ее. Вот подрасту скоро, и все наладим. Заживем еще хорошо
Мать плакала, а для меня женские слезы так и осталось на всю жизнь самое невыносимое испытание
Как бы пошла жизнь беспризорных мальчишек дальше, кто знает. Но вот однажды ночью, часов в двенадцать, когда все мы были в сборе, нас бесшумно и быстро окружили люди в полувоенной форме. Один из них, с козлиной бородкой, помню, обратился к нам:
Ну, ребята, поехали, довольно мучиться. Теперь будете жить по-человечески.
С разных сторон послышались возгласы:
Куда ехать?
Зачем?
Нам и так неплохо!
Кто-то возразил:
Пацаны, новую житуху будем организовывать, хорошую, интересную.
Лица прибывших людей казались доброжелательными, голоса ласковыми, но в нас, беспризорниках, выработался уже некий инстинкт недоверия к ним. Кое-кто из ребят попытался было рвануть из кольца окружения. Их поймали. Все выходы оказались перекрыты.
И вот на грузовиках мы въезжаем во двор, на воротах которого огромными буквами написано: ОГПУ. Закрылись ворота. Нас выстроили. Разбив по возрасту, начали определять: тех, кому исполнилось пятнадцать лет, в детскую колонию, младших в детский дом. Потом всех остригли, раздели, одежду сожгли и повели мыться в баню. Непривычно было после осмотра на вшивость облачаться в чистое белье, одинаково пошитую одежду. За завтраком военный человек с наганом на боку принялся объяснять происшедшее с нами. Он говорил, что по решению рабоче-крестьянского правительства началась борьба с беспризорничеством, что заниматься этим будет ГПУ, председателем которого является сам Дзержинский. Строгий человек с наганом говорил, что задачу эту они решат во что бы то ни стало и что он не советует мешать им в этой их работе. Нам объяснили также, что все будут учиться школа рядом. А потом ознакомили с распорядком дня. Распорядок предлагался по военному образцу: подъем, зарядка, завтрак, строем на занятия, строем с занятий.
И началась наша новая жизнь. За ворота детдома выходить никому не разрешалось. Полное самообслуживание все делали сами: убирали, стирали, по очереди готовили пищу на кухне, даже стригли друг друга. Из обслуживающего персонала в детдоме было всего три-четыре человека. Они, кстати, числились и воспитателями. Спали мы, помню, на железных койках, матрасы и подушки набивали сеном. Постельного белья вначале не было, но потом каждому выдали по одной простыне. Вместо тетрадей в школе использовали какую-то серую оберточную бумагу, писали карандашом, так что и рассмотреть написанное в такой самодельной тетрадке было трудно. Словом, некоторым ребятам пришлась не по душе детдомовская жизнь кое-кто удрал. А я остался и, больше того, как один из наиболее прилежных детдомовцев вместе с Колькой Зубаревым вошел, можно сказать, в историю тех дней, когда в стране проводилась работа по ликвидации беспризорничества.
Об «истории» чуть позже. Ну а что касается «прилежности», то, если честно, от других ребят особенно-то, конечно, я ничем не отличался. Все мы были более-менее равны. Хотя, конечно, у каждого из нас уже складывался свой характер, в каждом шел процесс самопознания мы остро и внимательно наблюдали за окружающей жизнью, искали в ней свое место. А это значит у каждого были свои невысказанные сомнения, радости, обиды. В нас так же, как и в нынешних ребятах, уживались юношеский максимализм, внешняя самоуверенность и даже агрессивность с внутренней неуверенностью в себе, скепсис и доверчивость, показной цинизм и внутренняя чистота.
Наши наставники, провозгласив нас, воспитанников детдома, хозяевами коллектива, учили быть ими. Каждый знал свои обязанности, каждый принимал участие в обсуждении вопросов работы и всей жизни коллектива, нес ответственность за то, что ему было поручено, за каждый свой поступок. Не «указующий перст», не унылые нравоучительные прописи, а требовательность лежала в основе работы любимого нашего воспитателя, педагога Петра Петровича Гудкина. Но как расположил нас к себе этот человек? Доверием. Этим издавна проверенным средством воспитания он перебрасывал верные мостики через самые, казалось бы, безнадежные душевные пропасти. И нам стал понятен принцип: чем больше к тебе доверия, тем жестче требования. Мы все были обязаны верить друг другу на слово. Если я, допустим, сказал, что был там-то, то никто уже не имел права проверять был или не был. Верили! Такое доверие исправляло самых неисправимых.
Так складывался у нас хороший коллектив с развитым чувством чести, ответственности. Сейчас мне вот нередко задают вопросы: «Как вы воспитали такую дочь?», «Какие методы воспитания приняты в вашей семье?» Я пожимаю плечами: что тут скажешь? Да, Светлана довольно популярна в авиационном мире стала дважды Героем Советского Союза. Но, откровенно говоря, воспитывалась Светлана больше в коллективе, где училась и работала. Школа, пионерская организация, комсомол, партийная организация разве это ни ступени становления многих наших современников? Со своей стороны, мы с женой Лидией Павловной поддерживали Свету во всех ее начинаниях, порой очень смелых, рискованных. Вот, вероятно, существенная деталь: воспитание в семье было поставлено так, чтобы Светлана не чувствовала, что она дочь маршала. Росла, как многие другие девочки, ее ровесницы, училась, помогала по дому.
Могут возразить: коллектив коллективом, но не зря же считается, что родителям с каждым годом воспитывать все сложнее. Вот, дескать, и быт нынче у всех более устроен, и детство благополучнее, не то, что у нас, а глядишь, сын от рук отбился, дочь грубит Говорят, что в век невиданных скоростей, сказочных достижений науки и техники убыстряется ритм жизни, усложняются методы воспитания. Не случайно, мол, молодежь становится объектом изучения для целого комплекса наук демографии, социологии, педагогики, психологии, этики, эстетики, экономики. На научную основу становится и семейная педагогика. Однако
Светлана Савицкая, Александр Серебров, Леонид Попов состав «экспедиции посещения» на станцию «Салют-7» на корабле «Союз Т-7»
Как-то ученые-зоологи рассказали мне об одном поучительном эксперименте. Они взяли из гнезда горных орлов кондоров несколько яиц. Яйца эти поместили в инкубатор, и когда появились птенцы, выкармливали их свежим мясом строго и заботливо, по времени и по режиму. Затем повзрослевших орлов перевели в зоологический сад и уже взрослых окольцевали и выпустили в районы, где жили их братья и сестры.
Как показало наблюдение, большинство орлов, выросших в инкубаторе и воспитанных в неволе, оказалось не приспособленными к жизни в естественных горных условиях и погибли, а их братья и сестры прекрасно чувствовали себя в своей родной стихии и приносили потомство.
Не напоминает ли эта грустная история воспитание детей в некоторых наших семьях?..
Конечно, надо признать, время сейчас динамичное, изменчивое. Нынешнее поколение молодых живет в условиях быстрой смены событий, многообразия возникающих тенденций и явлений, противоречивого потока информации, острой идеологической борьбы. Но именно такое время и требует от нового поколения не механического усвоения готовых истин, а нравственного и индивидуального самоопределения, умения самостоятельного самоуправления, умения самостоятельно мыслить.
Эти процессы, понятно, сложны и для детей, и для отцов. И все-таки, думаю, какие бы новейшие методы воспитания ни разрабатывались наукой, это отнюдь не значит, что отец или мать, прочитав, допустим, популярную брошюру на педагогическую тему, могут использовать ее как кулинарную книгу. Важнее, на мой взгляд, другое атмосфера, воздух семьи!
Я знаю много семей, в которых особенно сильны чувства привязанности друг к другу, взаимной любви. Сравнивая их, я обнаруживаю, что коллектив каждой такой семьи роднит неистощимая молодость души, сохранить которую можно только благодаря высоким идеалам. А иметь общие идеалы в жизни это, вероятно, так же естественно и необходимо для членов семьи, как и наличие взаимной любви, уважения.
Атмосфера взаимопонимания, духовного родства, живого общения сближает сердца людей, обеспечивает здоровый тонус, поддерживает иммунитет против искушений предаться серенькому, но беззаботному существованию, «красивой жизни». И это не просто крепкие семьи, отвечающие каким-то среднеарифметическим стандартам и элементарным представлениям о порядочности. В них, как правило, бодрая атмосфера, здоровый климат, полное и поистине уважительное равноправие. Дети там растут здоровыми физически, духовно, нравственно (для меня эти качества неотделимы). Там преобладают благородные порывы, значительные интересы, господствует тяга к знаниям. Как правило, именно в такой среде достигается наиболее удачная профессиональная реализация возможностей каждого члена семьи, у детей формируется высокое гражданское сознание. В таких семьях хранят верность, спешат на выручку друг другу. И по-настоящему дружные, спаянные члены таких семей способны выстоять против урагана самых тяжелых житейских испытаний!
К сожалению, в последние годы появилось немало так называемых «благополучных» и даже «преуспевающих» семей, которые, как те экспериментальные орлы, тоже живут в инкубаторских условиях. У них, кажется, все есть шикарные квартиры-хоромы, набитые роскошными, сверхмодными мебельными гарнитурами, всевозможной ультрасовременной бытовой техникой. Есть богатые дачи-дворцы и автомашины новейших престижных марок, дорогие модные туалеты. И все же именно в таких семьях сильнее всего ощущается проза и скука семейной жизни. Именно здесь наиболее осязательно властвуют расчет и выгода, именно здесь отсутствуют духовная атмосфера и нравственные критерии поведения в семье и за ее пределами.