В пуфе номер два жизнь у Анны текла спокойнее, а может, она поняла кое-что из опыта прошлых дней. Здесь было больше комнат и отдельных кроватей, а не просто в углу брошенных матрацев, как в первом борделе. Однако никакой обособленной жизни все равно не получилось. Поначалу все жили в комнатах по трое или четверо, но вскоре баркиперша Карла, сухая, высокая австрийка, распорядились перенести все кровати в одно большое помещение и поставить их в два ряда. Получилась настоящая солдатская казарма, только в заведении [à] lamour. В этих условиях нашей героине предстояло провести еще неизвестное ей количество дней и ночей
Среди работниц секса особенно выделялись две группы. К первой относились женщины, отчаявшиеся и уставшие от бардака и хаоса, которые творились в экономике и политике бывшего Советского Союза. Они хотели хотя бы таким ремеслом немного заработать и улучшить свое финансовое положение. Некоторые приезжали с подругами, и Анна им слегка завидовала переносить тяготы вдвоем было намного легче.
Вторую группу представляли хладнокровные, уже завербовавшиеся на золотом Западе молодые девушки. Они не думали о будущем, о последствиях подобной работы и жизни и считали себя особенными, крутыми, ведь им удалось попасть сюда Те из них, кто воспользовался фиктивным браком, все сильнее пропитывались стилем красного милье и соответствующими манерами, вульгарностью представительниц древней профессии. Этот стиль поведения состоял из мутного коктейля надменности, злобы, отчаяния и мести, которые были логичным результатом их прямой зависимости от сутенеров.
Последние же не забывали вести калькуляцию, раздавая своим рабочим лошадкам кредиты, очередные заманки и обещания, одновременно затягивая узелок потуже.
Девушки, приехавшие на работу через посредников, вынуждены были делиться своими доходами: половину с суммы заработка забирала баркиперша в счет борделя, большой кусок с оставшейся половины шел в карман сутенерам. Каждой девушке, прибывшей сюда несамостоятельно а таких было девяносто пять процентов оставалась лишь четверть всего заработка. Из этой суммы необходимо было не только отработать билет, который ей оплатили вперед сутенеры, но и заработать на поездку обратно в Россию, Прибалтику, Украину или Молдавию. Кроме этого нужно было жить и поддерживать форму, поэтому расходы на бытовые нужды, аксессуары для работы нижнее белье, косметику, туфли были неизбежными.
В пуфе номер два Анна поняла еще одну важную вещь, которую не учитывала раньше: в подобном заведении необходим контроль и самоконтроль. Ни расслабиться, ни кому-то довериться здесь было нельзя между работницами борделя процветали конкуренция и настоящий шпионаж. Особенно ярко проявляли себя в этом девушки из советской провинции. Самостоятельно мыслить они не умели, а потому, по их же выражению, «задницу лизали» работодателям. Сутенеров по своей наивной русской натуре они почитали благодетелями, почти отцами, которым-де, родненьким, подчиняться надо.
Кроме того, свою роль играл алкоголь. Помимо сопутствующих знакомству с клиентом обязательных трех-четырех бокалов просекко, многие пили и наедине с собой любимой. На фоне этого росли непредсказуемость поведения, агрессия. И любое неосторожное слово, сказанное товарке в таком состоянии, могло дорого обойтись. Потому приходилось молчать. Даже если молчать уже было невмоготу.
Но трудности твои здесь никого не интересовали ни баркипершу, ни сутенеров. Их делом было только считать и получать деньги. Для этого они приезжали регулярно. Привозили большой пакет кондомов, собирали от шестерок свежие новости и нужную информацию о тех, кто о себе сам много не говорил, и, получив свой навар, спешили ретироваться.
Прибытие Анны на золотой Запад совпало с расцветом осени, временем года, которое она очень любила серединой сентября, поэтому, несмотря ни на что, каждый день Аня проводила в надежде на чудо, на удачное будущее и встречу с хорошими, добропорядочными клиентами.
Среди постоянных клиентов борделя были и одинокие мужчины, и женатые, но неудовлетворенные своей семейной жизнью. Как правило, они относились к девушкам с симпатией, почтением и дружелюбием. Конечно, не все, но б [о] льшая часть, особенно коренные немцы. Девушки, не ощущавшие в чужой стране тепла и понимания, ценили доброе отношение и платили клиентам той же монетой внимания, прикладывая к этому все свои таланты и возможности. Между некоторыми обитательницами и посетителями борделя иногда складывались действительно дружеские отношения.
Анне везло с клиентами. Некоторые из симпатии к русской добавляли ей чаевые. Наученная жизнью Анна этого, конечно, не афишировала. Но однажды прокололась. Когда в бордель пришел владелец ателье по пошиву зимней одежды и предложил модели на продажу, Анна, собрав все сбережения, купила себе теплую куртку. Однако радость ее по поводу покупки была недолгой, услужливые бабенки из числа пресловутых шестерок не дремали. Анна оглянуться не успела, как они тут же по телефону донесли горячую новость Евгении. Русская сутенерша потребовала Анну к телефону, отчитала и распорядилась, чтобы ей не выдавали каждодневной четверти заработка, надо, мол, сперва за билет расплатиться. Ей и дела не было до того, что на улице стояли непривычные для Германии морозы, и Аня мерзла в своем единственном плаще.
Анне везло с клиентами. Некоторые из симпатии к русской добавляли ей чаевые. Наученная жизнью Анна этого, конечно, не афишировала. Но однажды прокололась. Когда в бордель пришел владелец ателье по пошиву зимней одежды и предложил модели на продажу, Анна, собрав все сбережения, купила себе теплую куртку. Однако радость ее по поводу покупки была недолгой, услужливые бабенки из числа пресловутых шестерок не дремали. Анна оглянуться не успела, как они тут же по телефону донесли горячую новость Евгении. Русская сутенерша потребовала Анну к телефону, отчитала и распорядилась, чтобы ей не выдавали каждодневной четверти заработка, надо, мол, сперва за билет расплатиться. Ей и дела не было до того, что на улице стояли непривычные для Германии морозы, и Аня мерзла в своем единственном плаще.
Шестерки сидели тут же, как преданные собаки, высунув языки. Они ощущали важность сделанного и были удовлетворены результатом.
Глава 7
Береги честь смолоду
В этом бизнесе девушки нередко использовали псевдонимы. Так поступила и Изабель. Ей было от силы лет двадцать пять. В отличие от шестерок, она вызывала у Анны откровенную жалость и, конечно, человеческую симпатию. Вздорная, молодая, белокурая и симпатичная девушка приехала сюда, наверное, пару месяцев назад. Изабель не была профессионалкой, нет. Похоже, она и не думала об этом. Но по всей видимости, в таком молодом возрасте у нее была неустойчивая психика или отсутствие силы воли.
В трезвом виде Изабель была просто милейшим и добрейшим существом. Но стоило ей с клиентами выпить пару бокалов легкого просекко, как она во что бы то ни стало желала большего вина, коньяка или чего-то покрепче.
Изабель искала алкоголь везде и повсюду, заказывала таксистам, обслуживающим бордель, хотя на рабочем месте это было запрещено. Если ей отказывали, она не владела собой, и тогда начинался просто кошмар. Изабель орала на тех, с кем еще час назад мирно беседовала, придиралась к любой запятой и, как зверь перед нападением, ждала, чтобы выместить на ком-нибудь злобу, отчаяние и свирепость. Она шла в атаку вплоть до драки, до крупного скандала.
Горькая ирония судьбы этой девушки состояла в том, что она была землячкой Евгении. Обе и сутенерша, и ее жертва происходили из одного и того же богом забытого русского городка, какие в нашей империи презрительно именуют «провинцией».
Надо ли говорить о том, что у землячки-сутенерши не хватило сердца и ума распознать главное: Изабель нуждается в помощи. Ее следовало отправить к врачу, и как можно скорее. Но простая жалость к «своим» была неведома Евгении, и она убрала Изабель в сексвидеошоп, где та должна была отработать.
Подобных низкопробных заведений в Германии было бессчетное множество, их можно было найти и на трассах, и в заброшенных дешевых районах любого города. Сексвидеошопы посещали клиенты, ищущие быстрого, часто извращенного удовлетворения своим инстинктам. В отличие от посетителей пуфов и борделей, людей с образованием, профессией, положением, клиенты видеошопов относились к низшему классу немецкого общества. Здесь у бедной Изабель уже не было возможности применить улыбку, грацию, small talk. Да и способности к языкам, умение общаться тут никого не трогали. Удовлетворять клиентов в сексвидеошопах было последним и чрезвычайно мерзким занятием.
Пожалуй, судьба Изабель как человека слабохарактерного типична для ее сверстниц, погнавшихся в годы распада великой страны Советов за богатством, роскошью, легкой жизнью любой ценой, не рассчитавших собственных сил и соблазнов реальности и закончивших карьеру в сексбизнесе, удовлетворяя похоть возбужденных стандартной порнухой клиентов.
К сожалению, Анна, да и многие сочувствующие Изабель не могли помочь ей. Здесь каждый, как говорится, был только за себя! Потому что каждого в той или иной мере подстерегала опасность. Особенно тех, кто нестандартно мыслил и пытался, несмотря на почти тюремную жизнь, сохранить свою индивидуальность.
Во втором борделе Анна стала свидетелем показательной сцены между старыми и новыми работницами. Беттина, та самая новоиспеченная жена, ехавшая с Аней в одной машине к месту работы, оказалась на короткое время в этом же баре. Вечером, в один из субботних дней, когда клиентов было в час по чайной ложке, она, потягивая коктейль, сидела за барной стойкой. Алкоголь сделал свое дело, и Беттина стала заводиться. Она бросала ядовитые фразы в ряды девушек, сидящих за столиками у окна. Разумеется, новенькие, которые по возрасту и опыту жизни были мудрее Беттины, понимали происходящее без слов и чувствовали, что поддаваться на провокацию нельзя. Неважно, какие гадости при этом несет замужняя.
Анну всегда возмущало хамство крутых. Она попыталась взять новобранок под защиту и тут же попала в водоворот пьяной истерики. Злобные крики, мат, непристойные жесты так противоречили прекрасной внешности Беттины, еще не увядшей красоте и аппетитности девичьего тела, что Анне стало ее жаль. Похоже, Беттина, как и Изабель, лишь искала повод, чтобы выместить свои зло, горечь, неудовлетворенность жизнью в этой тюряге. Анна попыталась ей что-то сказать, но добрая коллега Мэри одернула: