И самодержцы благочестивый Великий князь всея Руси Иван и сын его Великий князь всея Руси Василий сняли с них покров из овечьих шкур и прокляли их на соборе, приговорив одних к торговой казни посредством μαγκλαβιον3, других к тюремному заключению. С тех пор все стали ненавидеть злочестивых еретиков, увидели, что они враги истине, стали их обличать и гнушаться ими.
Блаженный наш отец столь владел даром слова, что все покорялись его речам. В этом он был настоящим Иоанном Златоустом, соединяясь с ним еще в милостыне, борьбе с еретиками и проповеди покаяния. Сколько приходило к нему отягченных грехом, которые получали пользу от его слов и наставлялись на добродетель. А если кто терпел мучения от нападения какой-нибудь страсти, то после беседы с блаженным отцом получал избавление не только от нападения, но и от самой страсти.
Слова его были пронизаны теплотой и снисходительностью к немощи каждого словом, для всех он сделался всем, и любой, страдавший душевным или телесным недугом, после беседы с ним уходил воспрянувшим. Когда один из философов побывал у Иосифа и беседовал с ним, то потом сказал своим спутникам: «Я увидел старца, в котором как бы ожили древние риторы и сам великий Златоуст!»
Когда случалось, что кто-нибудь из его учеников, одержимый непослушанием и непокорством, уходил из обители блаженного и возводил на него хулу, то если не приходил в чувство и не каялся перед ним, Бог не оставлял его без наказания. Бывало также, что и из чужих монастырей возводили на Иосифа хулу и делали попытки устроить ему неприятности, но Бог сохранял его ото всех, а неприятели сами терпели ущерб.
Однажды случился голод и не на один год. Земская четверть зерна стоила 4050 денег серебром. Блаженному же приходилось содержать по 400500 и более человек. Кончился монастырский хлеб; деньги, одежду и скот отдали без остатка нуждающимся. Иноки по такому поводу стали роптать на настоятеля. Тот же послал занять хлеба в соседний монастырь, а братию призвал положить упование на Бога. И через короткое время обитель посетил Великий князь всея Руси Василий, который, узнав о затруднениях, пожертвовал тысячу четвертей ржи, тысячу четвертей овса и 100 рублей деньгами. А весной в монастырских селах урожай увеличился больше, чем в других местах! И до самой своей кончины блаженный отец неукоснительно кормил и одаривал милостыней нуждающихся, а Бог все больше умножал его запасы.
Каждый год на праздник Бессмертного Успения Богоматери в обитель приходило больше тысячи нищих, получавших там пропитание накануне и в самый праздник; дав каждому по сребренице, игумен отпускал их и говорил ученикам: «Будете и после меня так поступать не оскудеет ваш монастырь до конца дней». Впоследствии как-то правители умалили свои пожертвования, насельники не нашли в себе сил поступать, как прежде, и тут же последовало обеднение. По молитвам блаженного они поняли причину наступившей бедности и, вспомнив его слова и положившись на его молитвы, снова стали поступать по его заповеди тотчас в монастыре наступило изобилие во всем более, нежели раньше.
Под конец жизни ослабшему в старости, лежащему в немощи и упражнявшемуся в молитве блаженному отцу было откровение о случившемся под Оршей сражении. Он сказал присматривающему за ним брату:
Сегодня, брат, случилось великое несчастье под Оршей по грехам нашим, и все рассказал по порядку.
Через несколько дней пришло известие о случившемся, заставившее того брата удивиться пророчеству отца.
Поддерживаемый тем же братом, блаженный отец как-то раз шел на вечернее славословие, как вдруг показался человек, приближающийся к монастырю с громким и ужасным воплем. Отец остановился, прислушался и сказал спутнику:
Ой, брат, лютый же в нем бес И отец вошел в церковь, а незнакомец продолжал идти с тем же ужасным воплем, потом вошел в церковь, стал возле преподобного, начал сосредоточенно молиться и вышел из церкви здоровым, вполне осмысленно начав разговаривать с окружающими!
Окончательно ослабев, отец наш повелел носить себя в церковь на каждую службу и оставлять там в особом месте, что ученики его и исполняли вплоть до его кончины. Прожил преподобный Иосиф в своем монастыре 36 лет, а всего 76 лет.
В 1515 г. после праздника Рождества Преславной Богородицы он скончался с наступлением дня Воскресения Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, 9 сентября, на память святых и праведных бого-отец Иоакима и Анны во время пения славословия, отдав Богу свою чистую душу после трех последних вздохов, которыми прообразовал Святую и Живоначальную Троицу.
Братия с пением исходного песнопения «Святый Боже», при котором всякий плакал, обрядили тело великого труженика и понесли его на себе в церковь, как некогда доблестные сыны праотца Иосифа, тоже с пением не радостным, но плачевным.
«Отошло от нас сияние, говорили одни, которым мы освещались больше, чем солнечными лучами. Угас светильник, сиявший над нашими сердцами и рассеивавший тьму, мешавшую видеть душеполезное. Великая беда окружила нас ныне, ибо отнят у нас великий сосуд Божиих даров, в котором были и любовь нелицемерная, и странноприимство Авраама, и незлобие Иакова, и целомудрие Иосифа, и терпение Иова, и милость Моисея, и кротость Давида».
«Кто, плакали другие, вернет нас в те дни и месяцы, что мы жили рядом с ним, и светильник его учения сиял над нашими головами?..»
Конец же моей поминальной речи будет такой: если забудем тебя, честнейший отче, то забудь меня, десница моя. Теперь нам уже пора оставить наше оплакивание и восстановить в себе твердость духа. Потому что не отнят у нас отец: еще больше, чем когда-либо он окормляет нас и молится за нас. Тело положено в гроб, но духом он с нами; он отошел к детям своим, посланным вперед себя, чтобы явиться с ними перед лицо Христа и сказать: вот я и дети, которых Ты дал мне, но и оставшихся жить в его обители, сохраняющих законы и правила, установленные им, до скончания века призывает и ведет ко Христу, как пастырь добрый.
Умножив данный ему талант, он вошел в радость Господина своего и был поставлен надо многими людьми по выражению Лествичника: «многим надлежит спастись, но награда тому, ради кого свершилось спасение», и потому ныне он еще больше окормляет нас, чадолюбивый отец, заступается за нас, удалившихся наказывает, возвратившихся исцеляет когда, например, инок Арсений, оставивший жену и детей, бежавший от мирской славы и постригшийся в Иосифовой обители, из-за козней врага покинул ее, то поплатился за это параличом с потерей речи; когда же вернулся в обитель и попросил населяющих ее молиться с ним Господу нашему Иисусу Христу и Пречистой Его Матери у гроба блаженного о прощении его проступка, то сразу же полностью выздоровел вплоть до восстановления речи; с той поры и до самой кончины он ходил за больными, нося им еду и питье. От сего мы можем заключить, что и по смерти живет и чудотворит О. Иосиф.
Еще пример. Некие весьма неправильных взглядов люди долгое время еще при жизни блаженного отца всячески поносили его и старались навредить ему, как могли, но Бог того не попустил, и они сами все время оставались посрамленными. По отшествии же преподобного ко Господу те, думая, что настало благоприятное для них время, вновь принялись за поругание его имени и пытались уничтожить книги, что он написал, возражая безбожным еретикам. Но забыли слова: праведники живут во веки и: праведник умирая осудит живых нечестивых и что при жизни праведник часто не сможет сделать того, что после смерти сделает. И тут на их предводителя напал страх, клеветники испугались Государя Великого князя, не решились открыть ему своих намерений и вернули книги ученикам преп. Иосифа. А те, взяв книги, понесли их над собой, показывая всем свидетельство победы блаженного отца. Увидев такое, самодержец разгневался на еретиков: «Вначале говорили, что книги неправильные, что их следует уничтожить, а теперь признались, что неправильно обвиняли старца и его сочинения!» так что те едва смогли упросить его умерить гнев, что он держал на них.
Таким образом, когда О. Иосиф был жив, то терпел злословящих и поносящих его; после же кончины он по Божией воле через многие скорби обратил их в молящихся ему. Умерев, он победил живых, восставших на него, как это было когда-то со свят. Златоустом, который при жизни был многими оскорбляем, а после кончины которого во многих бедах оказались нападавшие на него, так что он после смерти смог одержать над ними победу.
Вот что я хотел сказать в надгробном слове о блаженном отце. Я мало что смог сказать о нем по сравнению с тем, что следовало, но все равно его личность и добродетели не забудутся в веках, равно как и род, из которого он произошел.
Вспоминая о его жизни, мы освящаемся памятью о нем.
Впрочем, его молитвами и сами можем сподобиться причисления к его стаду. И если даже я удалюсь от него по собственной немощи, то по благословению старца, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа Ему подобает слава со Отцом и Святым Духом ныне и присно и во веки веков умом и сердцем буду всегда с ним и с пребывающими близ него.
Аминь.
Жизнь Юлиании Лазаревской
Как нехорошо подражать классике
А вот развёрнутое житие русской святой Юлиании Осоргиной, написанное родственником только не племянником, как «Надгробное слово» Топоркова, а родным сыном представляет собой воистину печальное зрелище. Казалось бы, Каллистрат, рядовой представитель тогдашнего «среднего класса» (он дослужился до губного старосты г. Мурома нечто вроде капитан-исправника тех времён), в своём по-своему уникальном объёмном труде, посвящённом жизнеописанию своей благочестивой матери (впоследствии канонизированной), должен дать максимально рельефный портрет своей родительницы. Увы, увы Похоже, что автора заботила не схожесть его жизнеописания с оригиналом, а его похожесть на те растиражированные в четьях-минеях тягучие, слащавые, штампованные жития, которые для тогдашнего русского обывателя служили образцом «подлинности». Автор старательно изгоняет из своего труда все сколько-нибудь живые чёрточки своей героини, заменяя их перечислением аскетических подвигов и рассказом многочисленных «ужастиков», связанных с борьбой с бесами любимым жанром тогдашней широкой публики. (По контрасту можно вспомнить, как мастерски Топорков среди нагромождения метафорических конструкций вставляет какой-то конкретный эпизод колоритно, хотя и лаконично. Взять хотя бы рассказ о смерти матери героя.) В результате живая женщина превратилась в бесплотную тень ту, которую видела на иконах и, видимо, ту, которой стремилась стать всю жизнь, потраченную на бесчисленные «подвиги» в лучших человеконенавистнических традициях египетских пустынников. В этом смысле сын достойно отдал последний долг матери, сделав ее безупречно «правильной», хотя, на взгляд современного читателя, он просто засушил мать между страниц своего труда ситуация, достойная газетной криминальной хроники.