Первое время, примерно дней десять, меня действительно тревожили дознаниями о причинах катастрофы «Титаника». Но вскоре, взяв в толк мою личную трагедию, люди оставили свои притязания и даже при всяком удобном случае спешили поучаствовать в моих делах и выразить свои соболезнования.
Ежедневно я старался хоть немного распутать печальный клубок обстоятельств, обративших к гибели счастье и благосостояние моей семьи. Главной загадкой случившегося, конечно, был внезапный штормовой ветер, в одночасье поднявший на море бурю. Береговая система штормовых предупреждений почему-то не сработала. Ветра с Сахары не редкость в окрестностях Мелильи, никогда раньше, как утверждали береговые синоптики, штормовой ветер не являлся неожиданно. Об аномальных отклонениях атмосферного давления метеослужба Марракеша сразу по телеграфу сообщала в Рабат, из Рабата информация передавалась в Танжер и оттуда в Мелилью.
Ещё этот скот Следствию так и не удалось установить виновников перегрузки парома. Свершившееся казалось мне зловещим предсказанием будущих неприятностей непредсказуемого характера.
Но надо было жить дальше. Осиротевшую сердечную любовь я направил на дочь. Любить эту кроху оказалось совсем нетрудно. Маленькая Мария с каждым днём всё более принимала черты резвого очаровательного ангела!
Служанка Беренгария взялась воспитывать девочку. Я был непротив, зная меру преданности нашей семье этой почтенной и мудрой женщины. Так в старый дом сквозь сумрак смерти вошла новая звонкая жизнь.
Часть 9. Мария
Прошло пятнадцать лет. Все эти годы мы с Марией почти ежедневно ходили к морю и разговаривали с голосами, которые отвечали нам по ту сторону горизонта. Мария хотела знать о матери всё, и мы с Катрин наперебой рассказывали ей хрупкую историю нашей семейной жизни. Мари, присев на корточки, мочила в пенных бурунах ладошки и всегда переспрашивала, когда ветер крал над водой слова матери.
В дни морских волнений мы оставались дома и подолгу глядели на море из огромного окна залы, понимая, что сегодня, как бы громко ни отвечала нам Катрин, ветер и грохот волн не позволят нам насладиться беседой.
В один из дней я сидел в своём рабочем кабинете и писал очередную повесть.
В дверь постучала Беренгария:
Господин Огюст (я позволял ей называть меня по имени), какой-то молодой человек просит вашу аудиенцию.
Я положил рукопись в стол и вышел из кабинета. У перил парадной лестницы стоял и сгорал от смущения совершенно растерянный молодой человек огромного роста на вид лет двадцати. В руках он держал букет цветов и пакет, от которого распространялся чарующий аромат копчёной рыбы.
Я спросил, что ему нужно? Молодой человек, краснея и путая слова, завёл долгую и бессвязную речь, смысл которой, как я минут через пять всё же догадался, сводился к факту его сватовства к Марии.
Впрочем, догадаться было нетрудно. В щель между балясинами второго этажа испуганно, как дикий котёнок, выглядывала моя дочь. С трудом сдерживая улыбку, я наблюдал на лице Мари откровенное страдание за своего, надо полагать, возлюбленного. Как мог более серьёзно, я выслушал, не перебивая, монолог парня до самого конца. Наконец, юноша смолк.
Я обратился к Марии:
Мари, объясни, пожалуйста, что происходит? Этот симпатичный молодой человек говорит мне, что пришёл тебя сватать, это так?
Видимо, я обратился к Мари слишком громко. От смущения парень шагнул назад, оступился, но ловко по-корабельному удержал тело, обхватив перила лестницы огромными ладонями, как швартовый канат. Я понял всю бестактность своего поведения. Ко мне, отцу, пришёл в дом мужчина просить руки моей дочери, я же, как баба, разговариваю не с ним, а судачу с Марией!
Я подошёл к парню и обнял его за плечи:
Ты, гляжу, моряк что надо! С кем плаваешь?
От моих ободряющих слов у парня засверкали глаза, и он стал взахлёб рассказывать мне о своём отце, старшем брате Ромеро и ещё бог знает о чём. Говорил он складно, с прибаутками, рассказывая смеялся и даже один раз дружески похлопал меня по плечу. Тут уже рассмеялся я, а он пристыженно смолк и виновато опустил голову.
Ну-ну, ободряюще сказал я, разглядывая его, а как же тебя всё-таки зовут?
Альберто, меня зовут Альберто, ответил парень, почему-то краснея лицом.
Ну вот и славно, сказал я. Мари, хватит прятаться, подойди ко мне.
Мария спорхнула на этаж ниже и с пылким смирением юной католички встала под мою левую руку. Я соединил их ладони и торжественно произнёс:
Дети, любите, берегите друг друга и примите моё отеческое благословение. С богом!
Колесница моей жизни покатилась в очередной раз по счастливому семейному кругу. Через месяц после описанного выше сватовства Альберто и Мария повенчались в церкви Святой Троицы на Авенида Дель Пилар, в двух шагах от родового дома Марии, ставшего по обоюдному со мной согласию семейным очагом новой молодой семьи.
Я видел Мари теперь значительно реже. В часы отдыха от рукописных упражнений меня всегда тянуло к морю. Только здесь я мог насладиться сладчайшим одиночеством в компании моей несравненной Катрин и маленькой Мари. Я проводил на берегу долгие часы, беседуя с ними и самим собой о причинах горя, постигшего нашу размеренную и счастливую жизнь. В том, что всё произошедшее случилось по воле Бога, я не сомневался. Но зачем и с какой целью?
Высокие и благородные души дона Гомеса, милостивой донны Риарио и ангелоликой Катрин, белые и стремительные, как чайки, всякий раз, когда я приходил на берег, рассаживались вокруг меня и, выкрикивая отрывистые «ыа, ыа», рассказывали подробности своего последнего путешествия по морю. Порой мне казалось, что я слышу голос Катрин: «Ты напиши, напиши» «Да, Катрин, я напишу, напишу!» отвечал я. И неизменно, когда я отвечал согласием на голос моей возлюбленной, одна из чаек устремлялась в небо, и истошно крича «ыа-ыа», делала широкий торжественный круг надо мной.
Часть 10. Таис
Загружённый дни напролёт собственными планами, я не успел истратить любовь сердца целиком на маленькую Мари. Это заметил Господь. Не прошло и года, как у меня появилась внучка, крохотная Таис.
Мари, разве ты была такой же крохой?! воскликнул я, когда нам с Альберто разрешили войти в комнату роженицы.
Папа, улыбаясь до ушей вымученной улыбкой счастья, ответила мне Мария, я была такая же, просто ты был тогда ещё маленький!
Альберто предложил назвать дочь Катрин в честь бабки, но я воспротивился. В моём сердце никак не умещалось две Катрин. Первая и единственная занимала всё пастбище моего сердца без остатка. А мне хотелось любить внучку совершенно особо. Мне казалось, что внутри меня начал образовываться самостоятельный орган второе, вернее, третье сердце, предназначенное только для выражения зрелой прародительской любви. Мари, видя моё замешательство, изящно разрешила наши сомнения:
Альберто, папа, посмотрите на календарь. Сегодня же день святой Таисии, мне так нравится это мудрое имя!
«Таисия Египетская, V-ый век, значит мудрая, плодородная» щурясь против яркого солнца, прочитал Альберто.
Быть посему! я облегчённо выдохнул, поцеловал Мари и удалился в кабинет, напевая на ходу «Таисия, Таис, Таи-йя и я!..»
Альберто служил старшим матросом на старом промысловом корабле «La amable Maria». Хозяин корабля дон Панчо подумывал о постройке нового судна, понимая, что время «Кроткой Марии» подходит к концу. На верфи в Аликанте он заложил новый корабль, постройка которого по расчётам должна была завершиться через год.
В приподнятом настроении дон Панчо заключил контракт на морской транзит в кипрский Лимассол какого-то сельскохозяйственного груза. В это последнее плавание «Марии» он решил отправиться сам и пригласил в команду на правах почётных гостей многих отслуживших ему верой и правдой матросов.
Более того, двенадцать кают, предназначенные для коммерческих пассажиров, он бесплатно отдал для родственников основной команды корабля. Этим обстоятельством воспользовался Альберто и «на правах старшего матроса» испросил у дона Панчо разрешение взять в плавание Марию. «Что ж, Мария на Марии это добрый знак!» ответил дон Панчо.
Мари была в восторге от возможности поучаствовать в предстоящем путешествии и пересечь Средиземное море на знаменитом корабле дона Панчо. Она даже полагала взять в плавание малышку Таю, но я воспротивился, сказав с усмешкой: «Нет уж, внучку на волю волн я не отпущу!»
Зачем я так неосторожно пошутил, ведь та малая мудрость, которую мне довелось приобрести ценой жестоких лишений и уроков Божественной Воли, научила меня не бросать слова на ветер? Поспешно высказанные мысли (то первое, что приходит в голову) частенько становятся лукавой импровизацией нашей свободной воли.
Разве можно шутить с морем? Оно не понимает житейской схоластики. Для среды, не знающей лукавства, сказанное обретает силу руководства к действию. Мы можем двояко понимать происходящее. Море никогда
И вновь в моей жизни случилось непоправимое. На самом подходе к Кипру, огибая мыс Гата, «Кроткая Мария» почему-то сменила фарватер и на полном ходу пошла прямиком на рифы.
Это случилось ранним утром. Все, кроме вахтенных, ещё спали. Первый подводный камень прорубил шпунтовый пояс по форштевню около грузовой ватерлинии, второй вонзил свой клык с другой стороны ниже водореза. Получив две огромных пробоины в носовой части, «Мария» резким увеличением положительного дифферента поднырнула, выпячив над водой корму. Теряя управление, она рухнула на третий огромный выступающий из воды риф, перевернулась от удара на бок и медленно стала погружаться, увлекая за собой в образовавшуюся воронку даже тех немногих, кто успел прыгнуть в воду с тонущего корабля
Весть о гибели «Кроткой Марии» пришла в Сан-Педро спустя четыре дня. Жители города вышли на набережную. Тысячи цветов плыли по воде вдоль всего берега. Старая Беренгария с малышкой Таей на руках бродила среди горожан и плакала, призывая Господа Бога в свидетели случившегося. Вокруг меня собралась толпа друзей нашей семьи. Десятки рук трогали меня за плечи. Каждый из собравшихся мне что-то говорил, заглядывая в глаза. Я же слышал только звуки, похожие на крики чаек, «ыа, ыа, ыа»
Часть 11. Не берущийся интеграл судьбы
Третий раз начинать жизнь с точки, едва отличной от нуля (Бог сохранил мне маленькую Таю), оказалось совсем непросто. Говорят: «Только раздрав пелену страдания, можно увидеть истину». Шестым чувством я знал, что милостивый Бог даёт мне третью, последнюю попытку понять хоть толику смысла, вложенного в факт моего повторного земного рождения. И ещё я верил, что Он не оставит меня Своей Любовью. Милосердный Бог обязательно дарует мне силы наполнить теплом человеческой любви новое хрупкое житейское русло, по которому потечёт новое время. И у этого русла одним крутым яром буду я, а другим, пологим берегом крохотная Таис.