Сколько у тебя там? спросил Гаврила.
А те како дело? Одна пятерка только и осталась.
А ты считать умеешь?
Чего? Деньги, что ль?
Да. Умножать, например.
Конечно, умею. Что я, дура, что ль.
А ты умножь пятерку на два.
Ну, десятка получицца.
А если еще на четыре?
Дык, четыре десятки.
А еще?
Че ешо?
Еще на четыре.
Матрена задумалась. Стала считать на пальцах. Пальцев явно не хватает.
А ты забыла, что у тебя еще на ногах пальцы есть.
Ничаво я не забыла. Ета Сто шисят рублев получицца.
А если еще на четыре?
Матрена задумалась, шевеля губами. Тики-Так чувствовал, как она безуспешно ворочает мозгами.
Сам умножай. А я глупостями не занимаюсь.
А ты взгляни, сколько у тебя к титькам прилипло?
Матрена взглянула под лифчик и ахнула.
Откудова их столько взялось?
Сколько насчитала, столько и взялось.
Разговор проходил на кухне коммунальной квартиры. Дед Антип, глядя на Матрену, разинул от удивления рот, забыв заменить уже заполненную самогоном пол-литровую банку. Тонкая струйка из самогонного аппарата переполнила эту банку, и живительная влага растеклась по деревянному столу. Сидящий в углу с сигаретой в углу в ожидании процесса дегустации его одногодок Петро чихнул, и от сигаретной искры, попавшей на стол, возгорелось пламя.
Горим! заверещала Матрена, инстинктивно прижимая к груди обеими руками лифчик с деньгами.
Гаси свой агрегат, заорал на Антипа пенсионер, участник Великой Отечественной войны, Василий Иванович. Рванет ноги не унесем.
На шум из своей комнаты появился молодой энергичный фарцовщик Коля. Вместе с Гаврилой они в момент потушили начинающийся пожар.
Узнав о том, что Матрена стала вдруг обладателем неплохой суммы денег, Коля тут же решил помочь ей в приобретении зарубежных обновок.
Что ты в валенках ходишь? Давай я тебе сапожки куплю в спецмагазине «Березка».
Эва Чай, туды долляры нужны али ишшо какая иностранна валюта.
Не вопрос. Я все сделаю. Давай пачку рублей. Я тебе ее в пачку этих самых долларов превращу.
Когда решение созрело и Коля отправился к гостинице, к нему пристроился Тики-Так. Из любопытства.
Коля ловко зацепил пару очкариков на входе в гостиницу. Они о чем-то пошептались, и через пять минут Коля явился к Тики-Таку с пачкой долларов.
Им нужны рубли для свободного отдыха, а нам гульдены для свободного выбора товаров, объяснил он с выражением превосходства на лице.
Но вот незадача. Когда его приметная фигура замельтешила у входа в гостиницу, три милиционера, взглянув на фотокарточку современного Остапа Бендера, решили: «Берем». Не успел Коля икнуть, как один из милиционеров ухватил его за шкирку, а другой с завидным умением зажал у него в руке доллары. Третий милиционер нашел двух ушастиков в качестве понятых, и все они сгрудились вокруг нарушителя социалистической законности.
«Процесс пошел, решил Тики-Так, пора спасать Матренины сапоги и заблудшего в сетях действующего законодательства Колю».
Он пристроился рядом с группой правоохранителей и приготовился участвовать в наведении порядка.
Товарищи понятые, обратился к ушастикам милиционер, посмотрите на эти деньги. Что это за деньги?
Рубли, ответили понятые.
Как рубли? Это же доллары.
Да нет. Это рубли.
Вы что, смеетесь над нами? Да мы вас сейчас вместе с этим жуликом арестуем.
После этой фразы понятых как корова языком слизнула. Милиционеры нашли других.
Что это за деньги?
Рубли.
Как рубли?!
Так. Рубли.
Вот что, решил старший из милиционеров, давайте-ка всех в местное отделение милиции.
В местном отделении «обезьянник» оказался занятым. Там сидел известный рецидивист Бося Бешеный. Рядом решено было поместить Колю.
«Пора наводить порядок», решил Тики-Так.
После этого решения обстановка резко изменилась. Бося Бешеный приказал открыть «обезьянник», посадил туда милиционеров, а сам уселся сторожить заключенных.
Тики-Так в образе Гаврилы с Колей пошли в спецмагазин «Березка» покупать модные сапожки Матрене.
Купленные в «Березке» сапожки примеряли Матрене всей коммунальной квартирой. Но, как говорится, количество не всегда определяет качество, так и в данном случае три старых пенсионера и один молодой фарцовщик ничем не могли помочь Матрене. Упитанная Матрена никак не могла напялить на свои соблазнительные бутылкообразные ноги чехословацкие сапожки.
Ну-ка, отойдите, сказал Тики-Так. Матрена, тебе что лучше нравится? Чтобы ноги были тонкие или чтобы сапожки были широкие?
Эва! Чаво ета ты надумал? Ноги выдярнуть и спички вставить? Нет уж. Нет уж. Я уж лучче в валенках похожу.
Тики-Так в образе Гаврилы взял сапожки, повертел их в руках и сказал:
Садись на табурет. Примерять будем.
Ты че, не вишь, што оне малы мне? Аль опять сковороды захотел?
Садись, сказал Тики-Так, свирепо глядя в глаза Матрене.
Та, ощутив в голове шурум-бурум, непроизвольно стала оседать, норовя промазать и грохнуться на пол. Коля быстро среагировал и подставил ей табурет.
Когда Матрена пришла в себя, она увидела на своих ногах шикарные сапожки. На лице ее стало меняться выражение от тупого до удивленного, и наконец появилось радостное. Тики-Так безуспешно искал в памяти Гаврилы такое выражение лица Матрены. Воспроизводилось только тупое.
«Вот что из женщины подарки делают», подумал Тики-Так.
А теперича, объявил дед Антип, требуется обмыть, и вытащил из шкафа трехлитровую банку самогонки.
Обмыть, обмыть! встрепенулся Петро.
Ты только свой кизяк перестань сосать, обратился к Петру Василий Иванович, а то опять пожар разведешь.
Петр пошел в туалет выбросить самокрутку, а Василий Иванович подошел к своей двадцатипятилитровой бутыли, где под воздушным затвором булькало фруктовое вино. Коля притащил немудреную закуску, и праздник начался.
Тики-Так обратил внимание на то, что, когда молодые пьют до уровня максимальной риски, они начинают хохотать, размахивать руками, ногами и другими интерфейсами. А вот старые сначала клюют носом в тарелку, а потом засыпают. Когда старые заснули, а Коля, размахивая руками, куда-то убежал, Тики-Так встал из-за стола и вышел погулять по вечерней Москве.
Командировки
Все началось с того, что Евлампий Крякин, бухгалтер завода ТЯП, выпускающего товары общего пользования, получил задание срочно выехать в командировку в город Ленинград и там, в головном предприятии объединения ЛЯП, отчитаться за третий квартал по расходам денежных средств, выделенных на капитальное строительство. Задача была сложная, поскольку за неиспользование выделенных средств руководству полагалось взыскание с обрезанием, в том числе квартальной премии.
Евлампий заметался на железнодорожном вокзале от кассы к кассе, в надежде на чудо купить билет до Ленинграда. Все было бесполезно. Вместо чуда во всех кассах Евлампию показывали кукиш. Билет можно было достать, только позвонив туда, откуда бы позвонили сюда, где ты по этому звонку и получил бы заветный плацкартный билет до Ленинграда. Но звонить не позволял статус, что называется, рылом не вышел. Евлампий, вытаращив глаза, не сдавался. Он рыпался, как пойманный на крючок ерш, изобретая способы попадания в вот-вот отправляющийся поезд.
Евлампий заметался на железнодорожном вокзале от кассы к кассе, в надежде на чудо купить билет до Ленинграда. Все было бесполезно. Вместо чуда во всех кассах Евлампию показывали кукиш. Билет можно было достать, только позвонив туда, откуда бы позвонили сюда, где ты по этому звонку и получил бы заветный плацкартный билет до Ленинграда. Но звонить не позволял статус, что называется, рылом не вышел. Евлампий, вытаращив глаза, не сдавался. Он рыпался, как пойманный на крючок ерш, изобретая способы попадания в вот-вот отправляющийся поезд.
Тики-Так, проводящий ознакомительную прогулку по вокзальной площади, обнаружил бесполезно мельтешащего Евлампия и подумал: «А что, если решить эту проблему без командировочной бестолковщины?» Он мысленно перенесся на Московский вокзал города Ленинграда и без труда обнаружил такого же бедолагу начальника технического отдела объединения «Диполь» Евлупия Хрюкина, командированного в Горьковский политехнический институт по вопросу согласования перечня молодых специалистов, направляемых на работу после окончания вуза.
Возникшая у Тики-Така идея молниеносно воплотилась в жизнь, и горьковчанин Евлампий Крякин, неожиданно успокоившись, степенно двинулся в горьковский вуз с осознанием того, что он теперь не какой-то бухгалтер Крякин, а научный работник, доктор технических наук Хрюкин. То же самое сделал и ленинградец Евлупий Хрюкин, почувствовав себя Крякиным и отправившись в объединение ЛЯП отчитываться по вопросу успешных растрат денег на капстроительство.
«И что это за шикарный костюм на меня напялила супружница? подумал бухгалтер Крякин, рассматривая стрелки своих дорогущих брюк. И где она его только достала, растратчица?» В то же время доктор наук Хрюкин, направляясь в объединение ЛЯП, с удивлением рассматривал потрепанные штаны в ломаную трубочку с дыркой на правой коленке. «Вот ревнивица, возмутился он по поводу своей супруги, готова бродягой меня нарядить, лишь бы девственность мою сохранить».
На заседании деканата Горьковского политехнического института ленинградец Евлупий Хрюков в обличии Евлампия Крякина провел собеседование с выпускниками вуза, распределяемыми в объединение «Диполь», согласовал перечень будущих молодых специалистов с ректором и спокойно пошел домой. То же самое проделал и горьковчанин Евлампий Крякин в обличии Евлупия Хрюкина, отчитавшись на головном предприятии ЛЯП за растраты по капитальному строительству горьковским предприятием ТЯП.
Когда бухгалтер Крякин и доктор наук Хрюкин с чувством выполненного долга возвращались к своим квартирам, Тики-Так вернул Хрюкину осознание его собственного достоинства доктора наук, а бухгалтеру Крякину осознание нижайшего бухгалтерского чинопочитания. Оба они одновременно чихнули на расстоянии шестисот километров друг от друга, на пару секунд остолбенели в глубоком раздумье и, поняв, что ничего не понимают, твердой походкой двинулись дальше.
Супруга бухгалтера Крякина, чувствуя некоторую растерянность мужа, спросила:
Где ты был, цифроед?
Как где? В командировке в Ленинграде, неуверенно ответил Крякин.
И что это ты там делал? недоверчиво уставилась на него супруга.