Сел в машину, отвалил сидение, голову положил на подголовник затылок упёрся сквозь чехол в арматуру. Отчего-то в подушечке поролон иструх, и двух лет не прослужил. Теперь надо переделывать подголовник или новый брать?..
«Ладно, спи! Будешь сейчас подушечки кроить».
Вороны, грачи кричать, жуть нагоняют. Во дворе склада лампочка на столбе горит. Свет от неё слабый, сюда едва достаёт.
Вообще-то это какая-то база. Днём машины во двор лес завозили, доски, горбыли. Рабочие разгружали. В пять часов вечера их начальник, или мастер, за лесом сам поехал. Рабочих посылал, так они сами его, похоже, послали. Прыгнул в машину и укатил. Видать дело было срочное, иначе чего бы ему суетиться? Но и там, в срочном месте, сорвалось. Порожним вернулся. Распорядок есть распорядок, днём не спи.
Да, спать, эх-ха-ха! позевнул. Под голову кулак сунул, мягче стало. Закрыл глаза.
Черт возьми, веки тяжёлые, а сна нет. Позевота: один рот и тот дерёт. Ну что же, воспользуемся любезностью Морфия и подумаем: от чего искра есть, а не прикуривается?..
Но думы незаметно стали путаться, и я начал было засыпать.
Какая-то машина салон осветила и прошла мимо в сторону «Скорой» и ГАИ. Я вскинул голову точно, «скорая».
Нет, одному скучно, пойду, пообщаюсь.
Вышел, закрыл кабину на ключ чего доброго унят!
Опять эта собачка. И что тебе не спиться? Боишься, сторожиху украду? Не боись, я сам боюсь, от усталости едва тащусь
Иду по тёмному проулку. Справа склад. Слева осевший домишко, заросший кустарником, деревьями. Впереди кирпичные гаражи автолюбителей. Машины, однако, в лучших условиях находятся, чем жители этого дома.
Вот сколько имею машину, а под крышу собственного гаража так ни разу и не вставал. Нет, я бы не против, да гаража нет. Пока лет пять не простоишь в очереди, и думать не моги. Прямо душа кровью обливается. Гниёт ведь не только железо, но и деньги. Копишь десять-пятнадцать лет, пропадут за какие-нибудь два-три года и на глазах.
Не-ет, что не говори, а с машиной до чёртиков замарочек. То возле дома её карауль, смотри, как бы не угнали, или на капоте не нацарапали слова, глаз радующих своей популярностью. То распредвал, фильтры, баллоны спать не дают. Один бензин из штанов вытряхнет. Спасибо Димке, соседу, выручает. За полцены.
И всё доставай что-то, ловчи, выкручивайся. Тьфу! Сбагрить бы кому б маяту мою, и всё! крест поставил бы и детям наказал. Только кому она нужна, любовь моя опостылевшая. Нынче дураков нет, все научены. Новые берут, а назад оглядываются не маячит ли где на горизонте дефицитные распредвал, резина, крестовина
И всё доставай что-то, ловчи, выкручивайся. Тьфу! Сбагрить бы кому б маяту мою, и всё! крест поставил бы и детям наказал. Только кому она нужна, любовь моя опостылевшая. Нынче дураков нет, все научены. Новые берут, а назад оглядываются не маячит ли где на горизонте дефицитные распредвал, резина, крестовина
А у «Ладушки» моей медовая пора минула, не прошло и двух лет. Теперь не столько на ней, сколько под ней крутишь. При таком не навязчивом автосервисе в стране Советов, можно сказать, в самом сердце России не раз вспомнишь япону маму.
За тёмным поворотом широкая площадка и двухэтажный домик. Он залит электрической желтизной ионовой лампы, льющей свет с высоты железобетонного столба. Само деревянное строение похожее на теремок. Нижний этаж на половину в земле, маленькие окошечки завешены простынями. Похоже, здесь пристанище для тех, кому уже всё до фонаря. У них теперь своя забота: не промахнуться бы воротами в Рай.
На стене облупившаяся дощечка «Малоярославская станция скорой помощи». Белый РАФ у крыльца. Шофёра нет. Подождём, нам торопиться некуда.
Прошёл по площадке до другого здания. В нём ГАИ. Деревянный дом большой и старый. С виду ещё ничего, а внутри страшновато. Пол скрипит, ходуном ходит, как палуба, сам днём по тем доскам мелодию выводил. И стены облупившиеся. В кабинете, где сотрудники документы подписывают, в потолке здоровенная дырища, как от пролетевшей насквозь бомбы. Листом жести забита, по краям её солома, труха свисает. Гаишники выдают документы, а сами на потолок с опаской поглядывают. Оттого, наверное, лейтенант косит малость.
Хм, ну и язык у товарища. Вечером, выезжая из ГАИ, крикнул мне:
Дежурить вместе будем?
Я хоть и кивнул головой из-за капота, но шутку не поддержал. Уехать надеялся. Уехал!.. Язык у товарища, что компостер.
От ГАИ повернул опять к «Скорой». Шофёра нет. Ещё похожу. Не так уж он и вреден полночный променаж.
За теремком в тени стоит «УАЗ». Зелёный, с красной полосой вдоль кузова. То ли резервная машина, то ли в ремонте. Эх, утянул бы ты меня до дому, родненький
Дал кружок вокруг «скорой» и вернулся к крыльцу. Шофёра нет.
Всё! Хватит. Натерпелись. Будем вызывать.
Поднялся по крыльцу, ступил через порог в сени. Прямо, открытая настежь дверь, завешенная шторами из простыней. Отодвинул одну из них.
Здрасте! говорю.
Симпатичная темно-русая девушка лет двадцати пяти, что-то писавшая за столом перед окном, сменилась в лице. Губки нервно дрогнули, глазки из-под длинных ресниц выкатились.
Извините, говорю я как можно мягче. Не пугайтесь. Я не с первого этажа вашего теремка, хотя и нахожусь на перепутье. Мне нужен ваш водитель со «скорой», я подчёркнуто живо показал рукой взад себя на улицу, где стоит его РАФик.
Бледная тень сошла с милого личика на белый халатик, и девушка ожила.
Андрей Палыч! звонко прокричала она.
Из-за стены спросили полусонным басом.
Чево там?
Вас тут спрашивають, с мягкой интонацией на конце предложения пропела девушка.
Счаз
Я благодарно наклонил голову, приложив руку к груди, как и положено живому, хоть и измученному человеку.
Она смущённо улыбнулась и показалась ещё прелестней.
«Полуночник! Приведение! Сам не спишь и людям не даёшь покоя, поднялся в защиту девушки голос моей совести. Изыди нечистая сила!»
Дружище. Нужда заставляет! Иначе разве б я позволил? Ты ж меня знаешь
Вышел из другой комнаты на электрический свет мужчина, лет пятидесяти. Высокий, упитанный, похожий на дубовый кряж, с задатками здоровья ещё на добрую половину века. Я заговорил первым, не дожидаясь недовольного вопроса: чего надо?.. Он уже метнулся в его глазах, пробежал тенью по лицу и готов был соскользнуть с языка водителя.
Кто знает, что за человек владеет этим инструментом?..
Здрасте! Можно вас? я кивнул на улицу и попятился к выходу, едва не пришаркивая ножкой.
Знаете ли, светские манеры присущи и нам, из села Товарково.
Мы спустились во двор.
Вы в «Жигулях» разбираетесь? спросил я.
Это ты там машину мучаешь? в свою очередь спросил он. В голосе насмешка. Я чуть было не вспылил: ещё неизвестно, кто кого мучает?..
Но мой внутренний голос, верный мой друг, взял на себя грех и придушил во мне моё самолюбие. Но борьба эта, видимо, заняла какое-то время, и прозвучал второй вопрос.
Что у тебя случилось?
Я обстоятельно в который раз за день! стал излагать причину моего невезения.
Вот ответьте, почему в универмаге, или в любом сельском промтоварном магазине, скажем, прямо в зале нельзя примерять брюки, а обязательно нужно пройти в примерочную, или за ширму?.. Да-да, вы правы, надоедят советами. Так и у меня сегодня. Человек надцать подходили к машине, дотошно расспрашивали, советовали, а помочь, кроме уже упомянутого Михаила, никто не смог или не захотел. А причина простая: я самостоятельно поменял рокера, то есть коромысла на распредвале.
Может, зажигание сбил? предположил Андрей Павлович.
Да вроде бы всё, как по «букварю» писано, делал.
Что по «букварю»? По четвёртому цилиндру выставлять надо.
Как? ухватился я за спасительную ниточку: может, сделает? Хотя я сам прекрасно знал этот метод. Но вдруг у этого дяденьки руки золотые?
По лицу шофёра прошла тень приятельского сожаления, и я, ещё не слыша его ответ, понял: руки-то, может быть, и золотые, да душа чугунная!..
Вот он яд, травящий надежды безобидный «бы». Ещё один советчик. Во мне как будто оборвалось что-то, и я почувствовал страшную усталость. Затылок занемел, словно к нему приложили кусок льда.
«Всё! Защита сработала. Спать!»
Спасибо за приглашение, ответил я внутреннему голосу.
Но, ещё внешне бодрясь, иду на второй вариант запасной. Собственно, для него я и появился здесь. На него вынуждают отчаяние и свет родимых окон, что притягивает меня к себе всё настойчивее.
Может, отбуксируете? спрашиваю.
Это куда?
Закудахтал. Я назвал свой посёлок. Андрей Павлович аж присвистнул.
Э-э, брат. Это ж добрых шейсят кэмэ, да ещё ночью поскрёб затылок. И стал рассказывать, как их бывший главврач «скорой помощи» погиб. При буксировке заснул, и царствие ему небесное. Нет, парень, ты уж тут переночуй. За день, поди, надёргался, устал. А утром я тебя на своей «Волжанке» оттартаю, пообещал он и пошёл к РАФику, вышла бригада «Скорой».
Я был тронут его сочувствием. И, обнадёженный, прошествовал на ослабевших ногах к «Ла ло» к лоханке! Даже «Ладой» не хочется называть.
«Не обижай девочку, коль сам чудак на букву «М», возмутилось моё второе я.
Я пристыжено примолк.
Нет, он прав, он прав (шофёр). Надо хоть немного поспать. В глазах уже вспыхивают искры, плавают разноцветные круги, словно по извилинам мозга проскакало стадо кулончиков напряжением в двести двадцать вольт.
Какая тут езда? Разве что в ад или рай к тому главврачу на консультацию.
В половине второго угомонился, в три проснулся. От мелкой дрожи. Живот и плечи замёрзли. Лёгкий массаж руками и вновь задремал, на пятнадцать минут. Снова проделал согревающий массаж, но сна уже не было. Зубы застучали громко, вспугнули. И ведь не в Сибири где-то, не на Северах, а в Центральной полосе России. Брр
«А поделом тебе! Выфрантился в одной рубашке. Нет, чтобы пиджачок назад бросить, не перегрузил бы машину. Машина тогда греет, когда едет. Встала всё наоборот».
Умён ты, я смотрю, задним числом. Нет, чтобы дома подсказать.
Чехлы с сидений сорвать что ли, ими укрыться? Шевелиться не хочется. Скрестил руки на животе, пытаюсь уснуть
Нет, всё! Холод не подруга выскакиваю из машины.
На звук двери из подворотни страж выполз, потянулся и, смачно позевнув, лениво гавкнул.
Здорово, здорово дружище! Не спится, или служба не позволяет? А хозяйка как? Спит? Счастливая. Ей холод не сосед. Хоть бы в гости пригласила. Делаю приседания.