Обнаружив мотоцикл у ворот Замка и ошалев от неожиданного счастья, Лоцман с ходу нашел основные подробности двигатель, аккумулятор, карбюратор и бензобак. Потом он отыскал стартер, а когда сообразил, что нужен ключ зажигания, сотворил и ключ.
Следующим шагом он придал мотоциклу фару, стоп-сигнал и поворотники, рукоять тормоза и даже зеркало заднего вида хотя на что оно здесь, где по всему миру не сыщешь иного транспортного средства, кроме вертолета кино? Со сцеплением оказалось сложнее. Лоцман уяснил, что сцепление выжимают при переключении передач, но как ни старался уловить разлитую в воздухе информацию, он так и не понял, что за звери эти передачи и как их надо переключать. Тогда он махнул на сцепление рукой и стал обходиться малым: просто-напросто газовал и ехал.
Бензобак тоже доставил немало хлопот. Выяснив, что после двухсот километров пробега надо заливать бензин а счетчик вертелся как сумасшедший Лоцман вздумал сотворить заправочную станцию. И сотворил: под стеной Замка появилась одинокая красно-белая колонка со шлангом; но хоть убей, бензин не желал из нее вытекать. Голь на выдумку хитра охранитель мира начал творить пятилитровые канистры с бензином, и таким образом вопрос разрешился.
Лоцман любовно провел рукой по приборному щитку. Отличный мотоцикл. Жаль, что на нем нельзя сгонять в чужой мир и быстро-быстро вернуться
С неба донесся тихий, на границе слышимости, звук. Он нарастал, приближаясь, и Лоцман прыгнул в седло кино летит. Змей их загрызи, до чего некстати пожаловали! Эдак и в сценарий заглянуть не успеешь: пневмопочта приносит листки с текстом всего за несколько минут до появления вертолета. Да ладно, не беда. Либо Лоцман убедит Режиссера подождать, либо просмотрит текст во время съемки. Вполне успеет: сценарии Богиня присылает короткие, три-четыре жалких странички.
«Дракон» ворвался в ворота Поющего Замка, когда серый вертолет с бело-зелеными полосами приземлялся у подножия главной лестницы. Замок содрогался и стонал от ветра, гремел от рокота винтов и двигателя. Над левой башней бился флаг, на белом полотнище сверкали под солнцем золотые буквы: ПЛЕННИКИ ПОЮЩЕГО ЗАМКА, а ниже и мельче Se non e vero, e ben trovato[1].
Из салона вертолета неторопливо вылез Режиссер, горохом посыпались операторы в светлых, под цвет дворца, маскировочных костюмах. Бросив «дракон» у двери гаража, припоздавший охранитель мира кинулся к одной из боковых лестниц и стрелой понесся наверх, к своим актерам. Ветер упал, Поющий Замок умолк, и Серебряный Змей приготовился к нападению.
Лоцман выбежал на Шахматную террасу. Она была вымощена квадратами розовых и коричневых плит, а столбики балюстрады выполнены в виде шахматных фигур. Если пересечь террасу и с перил махнуть на крышу оранжереи, оттуда можно рвануть вон по той лесенке
Лоцман, шепнули у него за спиной.
Он оглянулся, никого не обнаружил и решил, что его зовет Эстелла либо Лусия звуки в Поющем Замке доносятся издалека и распространяются не поймешь как. Надо торопиться.
Лоцман! окликнули настойчивей и громче.
Он притормозил у края террасы.
Кто здесь?
Ни Режиссер, ни тем более операторы с ним в жизни не заговаривали, а кроме четверых актеров и его самого, в Замке ни души. Уж не Змей ли обрел человеческий голос, да еще такой нежный? Он готов был броситься дальше: у Лоцмана нет дела важней, чем вести съемки.
Да постой же, малыш. Отделившись от деревца в каменной нише, она вышла на свет.
Ее красота потрясла его и пригвоздила к месту. Прозрачное кимоно из зеленого газа не скрывало дивного тела, вокруг головы распушилось облако схваченных диадемой светлых волос, а лицо дразняще прикрывала черная полумаска. На матовых щеках ни тени румянца, гордые губы сомкнуты, небольшой твердый подбородок упрямо вздернут. Незнакомка стояла свободно, самоуверенно, опустив руки вдоль тела; под прозрачным покровом чуть колыхалась высокая налитая грудь. Завороженный, потерявший дар речи Лоцман был не в силах шелохнуться. Красавица насмешливо улыбнулась, и он опомнился.
Открой лицо. Он подумал и поправился: Откройте лицо, пожалуйста.
Женщина засмеялась негромким бархатистым смехом.
Всему свое время, малыш, всему свое время. Она приблизилась и взяла его за руки горячими цепкими пальцами.
Простите, я тороплюсь. Он пытался собрать разбегающиеся мысли. Незнакомка умопомрачительно хороша собой, но посланное свыше знание говорит, что от подобной красотки легко дождешься какой-нибудь пакости. Лоцман хотел вежливо высвободиться; не тут-то было ее пальцы держали крепко. Пустите, пожалуйста, он напряг мускулы, давая понять, что в случае необходимости применит силу, и внушительно повторил: Я в самом деле тороплюсь.
Будь по-твоему, согласилась незнакомка. Я тоже пойду. Не отпуская его руку, двинулась с Шахматной террасы к большой лестнице.
Лоцман с удовольствием побежал бы напрямик, но не видел способа отделаться от неожиданной спутницы, не выставив себя безобразным грубияном. И откровенно говоря, расстаться с ней было бы жаль. Ну и пусть задержусь на минуту. Не трагедия, коли не пролистаю сценарий: до сих пор настырный Змей из раза в раз похищал Лусию или Эстеллу, а Ингмар с Рафаэлем мужественно спасали прекрасных пленниц. Скорей всего, и сейчас ничего нового нас не ждет.
Будь по-твоему, согласилась незнакомка. Я тоже пойду. Не отпуская его руку, двинулась с Шахматной террасы к большой лестнице.
Лоцман с удовольствием побежал бы напрямик, но не видел способа отделаться от неожиданной спутницы, не выставив себя безобразным грубияном. И откровенно говоря, расстаться с ней было бы жаль. Ну и пусть задержусь на минуту. Не трагедия, коли не пролистаю сценарий: до сих пор настырный Змей из раза в раз похищал Лусию или Эстеллу, а Ингмар с Рафаэлем мужественно спасали прекрасных пленниц. Скорей всего, и сейчас ничего нового нас не ждет.
Кто вы? спросил он, искоса поглядывая на полускрытый черным шелком профиль красавицы, безуспешно стараясь не смотреть на облитую прозрачным газом грудь.
Незнакомка подарила ему манящую улыбку.
Догадайся.
Он запнулся о ступеньку. Это же Богиня! Кто, если не она?
Богиня, вымолвил он ошеломленно. Ясноликая Богиня.
Блестящие из-под полумаски глаза обратились на него с любопытством, затем красавица с задумчивым видом провела кончиком языка по губам.
Ну, допустим, малыш, ты угадал. Где же знаки поклонения? Целование руки, падение на колени?
Не будем терять время. Он прибавил шагу, решительно увлекая ее за собой. Богиня там или нет, а у Лоцмана есть свой долг.
Посмеиваясь, она быстро перебирала босыми ногами, бежала по лестницам и галереям вслед за ним.
Лоцман издалека углядел нисходивших по лестнице Эстеллу с Лусией и ожидавших на террасе мужчин. Кинооператоров не было видно маскировочные костюмы сливались с обстановкой. Чтобы ненароком не попасть в объектив, Лоцман остановился, указал Богине место за скульптурой печальной полуобнаженной девушки, а сам укрылся за соседней совсем обнаженной, но веселой. Каменная статуя не шла ни в какое сравнение с будоражащим кровь живым телом Богини. Досадуя на себя за неуместные мысли, охранитель мира сосредоточил внимание на актерах.
Рафаэль двинулся навстречу дамам, и прозвенел чистый голосок Лусии, долетевший сквозь тишину так же ясно, как если бы она говорила в двух шагах:
Прекрасная погода нынче, господа!
Рафаэль склонился в низком поклоне.
Какая чудная грация, вполголоса заметила Богиня.
Уколола неожиданная ревность: красавица наблюдала за виконтом, приоткрыв от восхищения рот. Лоцман раздраженно прикусил губу. Ему-то что за дело? Пусть себе восхищается Рафаэль и впрямь строен и изящен, как сам Лоцман. Тьфу, пропасть! Он сердито тряхнул головой, а Лусия тем временем вынула из прически красную розу и бросила к ногам виконта.
Меж колонн галереи сбоку от лестницы появился серебряный блеск. Лоцман вздрогнул. Уже который раз повторяется одно и то же и все равно ему стоит труда не закричать, предупреждая об опасности. Ингмар метнулся прикрыть Эстеллу. Лоцман вдохнул, сжал кулаки, напрягся всем телом чтобы смягчить удар Змея, не позволить твари оглушить северянина, швырнуть головой о камни. Сшибленный с ног Ингмар рухнул на одно колено. Эстелла пустилась бежать, а Рафаэль бросился к Лусии, обнял девушку. Богиня вскрикнула.
Голова Змея дернулась назад, готовясь к новому удару, Лоцман тоже приготовился и тут сильные руки обвили его за шею, сдавили горло, дернули вниз. От неожиданности он едва устоял на ногах, уцепился за угол каменного постамента. Змей саданул виконта под ребра, Рафаэль повалился на ступени. Ошеломленный Лоцман отбивался, а Богиня обнимала его, прильнув всем телом, стонала, точно от боли. Когда он высвободился, Змей уже унес Лусию, а над Рафаэлем хлопотала Эстелла.
Лоцман Богиня задыхалась. Лоцман!
Он готов был закатить ей оплеуху. Нет того, чтобы красотка кинулась на шею в иную, более подходящую минуту не во время же съемок с ней миловаться! Из-за нее Лоцман проворонил самый важный миг, позволил чудовищу всерьез ранить человека.
Уйдите, велел он, сдерживая гнев. Вы мешаете съемкам.
Богиня откинула голову, надменно усмехнулась. В ее диадеме переливались рубины, словно капли красного вина, и огнисто вспыхивали мелкие алмазы. Пышная грудь под зеленой паутиной кимоно успокаивалась.
Это мои съемки, проговорила Богиня. И мои актеры. И ты мой Лоцман! ее голос поднялся, но не разлетелся по Замку, а натолкнулся на скульптуры и вернулся слабым, тут же замершим эхом. Здесь все принадлежит и подчиняется мне. На колени, Лоцман. На колени!
Он не шелохнулся. Он всегда знал, что Богиня сотворила этот мир и четверых актеров и его, Лоцмана, тоже; догадывался, что именно Богиня позволяет ему изменять мир, дает силы направлять в нужную сторону ход съемок, но при этом не испытывал того благоговения и восторженной любви, что пленники Замка и северянин. Даже сейчас, имея возможность созерцать ее пьянящие формы, пережив огонь ее объятий, он ощущал лишь сладко волнующую власть ее тела но ни тени должного почтения.
Он не шелохнулся. Он всегда знал, что Богиня сотворила этот мир и четверых актеров и его, Лоцмана, тоже; догадывался, что именно Богиня позволяет ему изменять мир, дает силы направлять в нужную сторону ход съемок, но при этом не испытывал того благоговения и восторженной любви, что пленники Замка и северянин. Даже сейчас, имея возможность созерцать ее пьянящие формы, пережив огонь ее объятий, он ощущал лишь сладко волнующую власть ее тела но ни тени должного почтения.