Щиколотки девушки, визжащей под струями холодного душа, крайне взволновали Миленького. Это шедевр. Это будет настоящий шедевр.
Он настроил объектив на самое меньшее расстояние, с которого еще ни разу не снимал. Затем на цыпочках подкрался к деревянной разгородке душа и, не глядя, поднял камеру над закрытой дверью.
Один снимок. Второй. Третий. Пятый. Самодельный затвор иногда заедал, но не сильно. Правда, щелкал очень громко, но фотограф отчаянно надеялся, что шум воды его заглушает.
Если бы Миленький был поумнее, он понял бы, что девица намылила голову и потому не видит, что происходит вокруг. Но он был чересчур поглощен своей удачей. Между тем Таська а это, как мы все давно догадались, была именно она промыла глаза и увидела за дверью чьи-то ноги, а над дверью руки с непонятной штукой, похожей не то на подзорную трубу, не то на ружье.
Истошно заорав, Таська толкнула дверь. Та, резко распахнувшись, ударила Миленького по лбу, и он тут же упал без чувств.
Таська, прикрывшись рубашкой, продолжала визжать над поверженным врагом. В таком виде и застали ее лейтенант Забийворота и его соседи по улице.
7Костюм выглядел как новенький свежий, отутюженный, висел он в раздевалке, когда совершенно обессиленный Спиридонов вышел из душевой. Рубашка, галстук, даже носки все было выстирано и выглажено. Туфли тоже сияли, будто только что из магазина.
Следом вышел Маховиков.
Ну, что я говорил? Лучше, чем было, сказал он.
Иван Иванович степенно прошел к своим вещам, взял огромного размера полотенце и начал вытираться.
Ты, Степан Борисович, как знаешь, а у меня уже в животе урчит. Надо было до помывки поесть.
Я где-то слышал, ответил Спиридонов, ероша полотенцем мокрые волосы, что перед баней вообще не следует есть.
Мы и так не ели. И вот чего я, как дурак, два часа голодный в бане парился? Маховиков с упреком посмотрел на гостя. Никакого удовольствия. Собирайся быстрее, обедать пойдем.
Санаторская столовая была полна народу, и председателю с лейтенантом пришлось выстоять длиннющую очередь. Спиридонов никак не мог понять не то у них тут и впрямь такая демократия, что не допускается обслуживание вне очереди, не то Маховиков так рисуется.
Это была обычная столовка, ну разве что ассортимент чуть шире. Кроме традиционных котлет, гуляша и жареного минтая с гарниром из макарон, картофельного пюре или риса имелись антрекоты, гречка, жаркое в горшочках и шашлык. Борщ, щи, солянка, гороховый суп, винегрет, капустный салат, сметана, простокваша, компоты из сухофруктов и свежих яблок. Все то, чем Спиридонов питался каждый день, если не гостил у матери в Тагиле.
Селедка есть? спросил он у худющей поварихи в накрахмаленном колпаке и таком же халате.
Есть. С каким гарниром? Пюре?
Да.
Ты что из детского сада сбежал? спросил Маховиков. Тебе мясо есть надо!
Иван Иванович, давайте я сам разберусь, что мне надо, процедил Спиридонов.
О, девочки, смотрите-ка Маховиков, крикнула худая повариха. Соскучился, Иваныч?
Люда, ну вот как ты меня перед товарищем из органов выставляешь? шутя попенял поварихе председатель. Я цельный председатель исполкома, а мне каждый встречный-поперечный сегодня тыкает, весь авторитет подрывает.
Повариха захохотала.
Тебе как всегда?
А, давай, как всегда, махнул рукой председатель. Все одно никто меня здесь не слушает.
Расплатившись каждый сам за себя, они уселись за столик в конце зала и начали есть. Ели молча оба и впрямь ужасно проголодались, но Спиридонов неторопливо и аккуратно, а Маховиков метал очень быстро. Вообще-то он взял еды вдвое больше Спиридонова, и теперь методично расправлялся с двойными порциями. Спиридонов несколько раз тайком посмотрел на председателя: не устал ли он есть? Но тот жевал с аппетитом, применяя для каждого блюда новые стратегии и тактики уничтожения.
Сырники, политые розовым киселем, были почти уничтожены, когда в зал вбежал Леонтьев. Он окинул взглядом пространство, заметил Маховикова.
Леонтьев пересек столовую, лавируя меж столиками, и, низко наклонившись к председателю, сказал вполголоса:
Шеф, хватит жрать, у нас чепэ!
Председатель посмотрел на водителя и сказал:
Мне дадут сегодня поесть спокойно? Что случилось?
Леонтьев покосился на Спиридонова. Это Маховикову не понравилось, и он раздраженно сказал:
Что ты мне тут конспирацию разводишь? Говори по делу или иди поешь!
Водитель вздохнул и снова вполголоса сказал:
Миленького арестовали. Говорят, попытка изнасилования.
Маховиков треснул кулаком по столу.
Леонтьев, сказал он, тоже негромко, но голосом председателя можно было асфальт закатывать. Мне эти твои подковырки я тебе кто? Собутыльник? Тесть? Твое дело баранку крутить, куда тебе скажут, и говорить, когда разрешат. Я тебя учу, как машину водить?! Хоть раз тебе под руку говорил, когда ты в движке ковырялся?! И нечего ординарца при мне строить! Весь аппетит испортил.
Леонтьев стоял красный как рак.
Чего стоишь? Иди ешь, говорю.
Так это Я ж говорю Миленького арестовали. Я не шучу, Тамара Александровна только что звонила.
Иван Иванович не верил, Спиридонов видел это по его лицу жесткому, непокорному.
Этого не может быть, сказал председатель. Что известно?
Да ничего не известно, отстранился от стола Леонтьев. Я ж не больше вашего знаю!
Еп чертыхнулся Иван Иванович и посмотрел на часы. Три часа дня, когда он чего успел?
Известно, в какое отделение его доставили? спросил Спиридонов.
Какое-какое, огрызнулся Леонтьев. Оно у нас одно.
Вот что, Иван Иванович, сказал Спиридонов председателю, я сейчас съезжу в отделение и попытаюсь выяснить, что к чему.
Да кого этот шибздик мог изнасиловать? спросил Маховиков. Ты же его видел, соплей перешибешь.
Вы удивитесь, Иван Иванович, когда узнаете, что среди шибздиков насильников больше всех. Но я разберусь. Если он невиновен
А зачем тебе его спасать? Ты же его закопать хочешь!
Кто сказал, что я хочу его спасти? Я хочу разобраться. Поехали, Леонтьев. Приятного аппетита, Иван Иванович.
Спиридонов встал, промокнул рот салфеткой и пошел к выходу. Леонтьев вопросительно посмотрел на Маховикова. Тот кивнул, и водитель побежал следом за лейтенантом. Иван Иванович остался один на один с сырниками.
До милиции Леонтьев и пассажир не перемолвились ни словом. Когда «уазик», взвизгнув тормозами, остановился у входа в ОВД, Спиридонов велел подождать его и вышел из машины.
Отдел внутренних дел располагался в сером трехэтажном здании. Вход с фасада, широкое крыльцо под бетонным навесом, опирающимся на четыре столба из труб большого диаметра, все выкрашено зеленой краской и столбы, и двери, и перила, и даже железные уголки, предохраняющие от разрушения бетонные ступени крыльца. Этой же краской выкрашены все оконные рамы и отливы. Очевидно, зам по тылу здесь тоже был хозяйственный.
Спиридонов поднялся на крыльцо и вошел внутрь.
У стеклянного окна дежурной части толпился народ, служащий и штатский.
Товарищи, разрешите пройти, попросил Спиридонов. Мне к дежурному.
Все к дежурному, не видишь, что ли? огрызнулся кто-то из штатских.
Я из госбезопасности, по срочному делу.
Народ заозирался. Кое-кто торопливо отошел в сторону, будто заинтересовавшись стендом «Их разыскивает милиция», некоторые утянулись в узкий длинный коридор, кое-как освещенный шестидесятиваттными лампочками. У застекленного окна дежурной части остались только милиционеры.
Вы позволите? спросил Спиридонов, отодвигая от двери в дежурку младшего лейтенанта.
Сразу за дверью располагался «обезьянник» узкое неглубокое помещение, оштукатуренное под «шубу», с дверью из толстой арматуры. Там сидел на корточках и держался за голову Миленький.
Вам кто разрешил входить? окликнули Спиридонова.
За столом у окна сидел майор. Перед ним на стуле сидела девица, которую утром благодаря своевременному сигналу Спиридонова сняли с поезда. У нее были влажные волосы и весьма решительное лицо. Рядом с ней стояли лейтенант с вокзала и еще какая-то пара предпенсионного возраста. Все смотрели на Спиридонова.
Сидите-сидите, я вам мешать не буду, радушно улыбнулся незваный гость. Я здесь по поводу гражданина Миленького.
Он ваш родственник?
Родственник? Прекрасная шутка, товарищ майор. Нет, разумеется, не родственник. Спиридонов рассеянно начал шарить по карманам, тем самым успокаивая майора. Где же оно Минутку, я документ куда-то засунул Ах, вот он вот, прошу.
Майор недоверчиво принял удостоверение и открыл его. За несколько секунд по его лицу, словно рябь по воде, пронеслась целая серия эмоций удивление, досада, злость. Он закрыл удостоверение, повертел в руках и вернул владельцу.
В это время девица, всматривавшаяся сначала в костюм, а потом и в лицо Спиридонова, вдруг спросила:
Это же вы утром на вокзале были, да?
Я. Но мне сейчас некогда, девушка, я разговариваю с товарищем майором, Спиридонов переключил внимание на майора: В чем обвиняют гражданина Миленького?
Не обвиняют пока. Принимаем заявление у гражданки
Так что случилось? перебил майора Спиридонов. Вкратце, шершавым, так сказать, языком плаката.
Не обвиняют пока. Принимаем заявление у гражданки
Так что случилось? перебил майора Спиридонов. Вкратце, шершавым, так сказать, языком плаката.
Майор шумно вздохнул, но пошел навстречу.
Гражданка Касатонова Таисия Фоминична, одна тысяча девятьсот шестьдесят третьего года рождения, принимая душ на садовом участке номер триста пятьдесят садоводческого товарищества «Ягодка», принадлежащем Забийворота Анатолию Михайловичу, одна тысяча сорок пятого года рождения, подверглась развратным действиям со стороны гражданина Миленького
Про него не надо, давайте дальше
А дальше вы нам помешали, товарищ лейтенант, с претензией сказал майор.
Ах, вот даже как! обрадовался Спиридонов. Замечательно. А вы, стало быть, он обратился к пожилому гражданину, стоящему напротив гражданки Касатоновой и держащемуся за руку не первой молодости дамы, гражданин Забийворота?
Я? испугался гражданин. Не, я не он, я Ишутин.
Я Забийворота, сказал пухлый лейтенант.
Замечательно. И вы видели, как гражданин Миленький совершал развратные действия?
Все посмотрели на Забийворота.
Ну как видел? смутился он. Я как раз шел а тут она как заорет а я бегом и вот Ишутин, сосед мой с супругой тоже, значит, вместе со мной бежим, значит а она визжит, голая а этот лежит она ему дверью съездила по лбу.