KillaBee /:
Вы все слабохуйные пиздососы! А Джулиан Сендз племянник Фили Киркорова :)
Старый Как Мамонт /:
Старый Как Мамонт /:
Гнилая! Где тебя dhtvz носило?
KillaBee /:
В пизде мамонтихи, Лохматый. Чего вы дрочите на Сендза, если есть Чууулпан Хамыыыытовааааа с Кеану Риввввзом!!!! Ребята, я их полюбила и люблю!
De Scriptor/:
Долбоебизм не лечится :/( Но его можно использовать в мирных целях.
Крот/:
Эта мокрощелка щас опять все засрет.
KillaBee /:
Обязтельно, мальчики :/
Зхус/:
Есть предложение: уебывай по своей же ссылке.
Старый Как Мамонт /:
КилкаБи, заткнись на время. Я тут недавно нарыл: www.clas.ru. Можно заказать редкие фильмы на дом. Любимого Кроненберга взял :)))
Крот/:
А у Ардженто кто-нибудь видел «Демоны»?
Vino/:
Демонов снял не Ардженто. Или Дж. Ромеро, или Лючиано Фульчи. Вчера РенТВ крутили Феномена твоего хилого Ардженто полный трэш. С хеви-металом на саундтреке.
KillaBee /:
Ой, кто пришел! Сладко запел vinoватый соловушка! У тебя еще стоит? im always ready, motherfucker!!!! :/)
Vino/:
killabee, если ты хочешь, чтобы тебя кто-то трахнул до посинения клитора, то ///!
Ген, я домой пойду. Лапин встал. Потер грудь.
Чего ты, Лап? Давай напиши чего-нибудь. Давай, хуйни не по-детски!
Да не, я на хер. Я с Келой хотел побазарить, а он опять про своих жидов.
Ну, а на хера ты завел его? Поговорил бы о чем-нибудь другом. Масоны-масоны Он теперь только об этом и будет пиздеть. Я с ним вообще больше нацвопросов не касаюсь. Заебало.
Лапин махнул рукой. Постоял.
Ген.
Чего? печатал Гена.
Поехали в пивняк.
В какой? удивленно повернулся Гена.
В любой. У меня это денег до хера.
Откуда?
От верблюда.
Вошел Кела с новой бутылкой пива.
И вот что. Генк. Я тебе, на хуй, последний раз говорю: будешь дурь сосать отселю к праотцам. Там соси, на хуй, в сортире.
Я сто лет не сосал, ты чего?
Позавчера? А? Когда я курей возил. А у тебя твои козлы были. Нет, что ль?
Да ты чего? Кел? Мы новый «ВВ» слушали.
Ты не пизди главному. Мудаки. Вы не врубаетесь ни хуя. Он отхлебнул из бутылки. У чеченов дохлых мозг знаешь какой был? Как сыр швейцарский. С дырами. Вот такими. От чего? От дури. Понял?
Ты уже рассказывал, Гена сунул в рот жвачку. Кел, а от пива печень жиром заплывает.
Задумайся, на хуй. Предупредил. В последний раз.
Кела вышел.
Ой, бля вздохнул Гена. Как давёж надоел. Бля, чего они на качалове так помешаны? Витек, Шпала, Бомбер, они ж тупота, все с двумя извилинами, понятно, чего им не качаться. Но Кела-то умный. Он книг больше прочел, чем они все. И туда же здоровое тело, бля, здоровый дух. И мне, бля, каждое утро гантели эти вонючие в постель сует! Представляешь? Я сплю, бля, а он под жопу мне гантели! Дурдом
Лапин смотрел в экран. Встал:
Ушел я.
Чего ты?
Дело есть еще
Лап, чего ты сегодня такой?
Какой?
Ну как побитый?
Лапин глянул на него и рассмеялся. Приступ истерического смеха заставил его согнуться.
Ты чего? не понимал Гена.
Лапин хохотал. Гена смотрел на него.
С трудом Лапин успокоился. Вытер выступившие слезы. Тяжело вдохнул:
Все ушел.
А пивняк?
Какой?
Ну, ты же в пивняк меня позвал?
Пошутил.
Ну и шутки у вас, малэчык.
Лапин вышел.
На улице стемнело. И подморозило. Лужи потрескивали под ногами.
Лапин добрел до своего подъезда. Вошел. Вызвал лифт. Посмотрел на стену. Там были знакомые граффити. Две из них ACID ORTHODOX и РАЗРУХА-97 принадлежали Лапину. Он заметил новую надпись: УРАЛ, НЕ БОЙСЯ ПРОСНУТЬСЯ.
Черный фломастер. Аккуратный почерк.
Диар
8.07.
Киевское шоссе. 12-й километр.
Белая «Волга». Свернула на лесную дорогу. Проехала триста метров. Свернула еще раз. Встала на поляне.
Березовый лес. Остатки снега. Утреннее солнце.
Из кабины вышли двое.
Ботвин: 39 лет, полный, блондин, голубые глаза, добродушное лицо, спортивная сине-зеленая куртка, сине-зеленые штаны с белой полосой, черные кроссовки.
Нейландс: 25 лет, высокий, худощавый, блондин, решительно-суровый, голубые глаза, острые черты лица, коричневый плащ.
Они открыли багажник. Там лежала Николаева: 22 года, смазливая блондинка, голубые глаза, короткая лисья шуба, высокие сапоги-ботфорты черной замши, рот залеплен белым пластырем, наручники.
Вытащили Николаеву из багажника. Она сучила ногами. Подвывала.
Нейландс достал нож. Разрезал шубу на спине. И на рукавах. Шуба упала на землю. Под шубой было красное платье. Нейландс разрезал его. Разрезал лифчик.
Нейландс достал нож. Разрезал шубу на спине. И на рукавах. Шуба упала на землю. Под шубой было красное платье. Нейландс разрезал его. Разрезал лифчик.
Средних размеров грудь. Маленькие соски.
Подвели к березе. Стали привязывать.
Николаева нутряно завопила. Забилась в их руках. Шея и лицо ее побагровели.
Не туго. Чтоб дышала свободно. Ботвин прижимал дергающиеся плечи к березе.
Я туго не делаю. Нейландс сосредоточенно работал.
Закончили. Ботвин достал из машины продолговатый белый футляр-холодильник. Открыл. Внутри лежал ледяной молот: аккуратная увесистая головка, деревянная рукоять, сыромятные ремешки.
Нейландс вынул из кармана рублевую монету:
Орел.
Решка, примеривался к молоту Ботвин.
Нейландс подбросил монету. Упала. Ребром в снег.
Вот тебе, бабушка, и женский день! засмеялся Ботвин. Ну что, вторую?
Ладно, махнул рукой Нейландс. Стучи.
Ботвин встал перед Николаевой.
Значит, детка моя. Мы не грабители, не садисты. И даже не насильники. Расслабься и ничего не бойся.
Николаева скулила. Из глаз ее текли слезы. Вместе с тушью ресниц.
Ботвин размахнулся:
Гово-ри!
Молот ударил в грудину.
Николаева крякнула нутром.
Не то, детка, покачал головой Ботвин.
Размахнулся. Солнце сверкнуло на торце молота.
Гово-ри!
Удар. Содрогание полуголого тела.
Ботвин и Нейландс прислушались.
Плечи и голова Николаевой мелко дрожали. Она быстро икала.
Мимо кассы, хмурился Нейландс.
На все воля Божья, Дор.
Ты прав, Ыча.
В лесу перекликнулись две птицы.
Ботвин медленно отвел в сторону молот:
Детка гово-ри!
Мощный удар сотряс Николаеву. Она потеряла сознание. Голова повисла. Длинные русые волосы накрыли грудь.
Ботвин и Нейландс слушали.
В посиневшей груди проснулся звук. Слабое хорканье. Раз. Другой. Третий.
Говори сердцем! замер Ботвин.
Говори сердцем! прошептал Нейландс.
Звук оборвался.
Было точно подними голову. Ботвин поднял молот.
Сто процентов Нейландс зашел сзади березы. Приподнял голову Николаевой, прижал к шершавому холодному стволу. Только деликатно
Сделаем Ботвин размахнулся. Гово-ри!
Молот врезался в грудину. Брызнули осколки льда.
Ботвин прильнул к груди. Нейландс выглянул из-за березы.
Хор, хор, хор послышалось из грудины.
Есть! Ботвин отшвырнул молот. Говори, сестричка, говори сердцем, разговаривай!
Говори сердцем, говори сердцем, говори сердцем! забормотал Нейландс. Стал суетливо рыться по карманам: Где? Где? Куда ну где?
Погоди захлопал себя по карманам Ботвин.
Тьфу, черт в машине! В бардачке!
Блядь
Ботвин метнулся к «Волге». Поскользнулся на мокром снегу. Упал. На грязную бурую траву. Быстро подполз к машине. Открыл дверь. Выдернул из бардачка стетоскоп.
Звук не прерывался.
Скорей! выкрикнул Нейландс фальцетом.
Зараза Ботвин подбежал. Грязной рукой протянул стетоскоп.
Нейландс сунул концы в уши. Прижал стетоскоп к фиолетовой грудине.
Оба замерли. Далеко пролетал самолет. Перекликались птицы. Солнце зашло за тучу.
В груди у Николаевой хоркало. Слабо. Равномерно.
Ди ро аро ара зашептал Нейландс.
Не горячись! выдохнул Ботвин.
Ди ди ар. Диар. Диар. Диар! облегченно выдохнул Нейландс. Скинул стетоскоп. Протянул Ботвину.
Тот неловко вставил в уши. Пухлая грязная рука прижала черный кругляшок к грудине.
Ди эр ди.. эро диар. Диар. Диар. Диар.
Диар! кивал худощавой головой Нейландс.
Диар, улыбнулся Ботвин. Провел выпачканной в земле рукой по лицу. Засмеялся. Диар!
Диар! Нейландс хлопнул его по плечу.
Диар! Ботвин ответно стукнул в грудь.
Они обнялись. Покачались. Оттолкнулись друг от друга.
Нейландс стал резать веревки. Ботвин кинул молот в футляр. Снял с себя куртку.
Освободили бесчувственную Николаеву от веревок. И от наручников. Завернули в куртку. Подняли. Понесли к машине.
Молот не забудь, сопел Ботвин.
Уложили Николаеву на заднее сиденье.
Нейландс захватил футляр с молотом. Кинул в багажник.
Ботвин сел за руль. Завел мотор.
Погоди. Нейландс шагнул к березе. Расстегнул брюки. Расставил ноги.
Николаева слабо застонала.
Очнулась. Диар! улыбнулся Нейландс.
Струя мочи ударила в березовый ствол.
Вор
Николаева проснулась от прикосновения.
Кто-то голый и теплый прижимался к ней.
Она открыла глаза: белый потолок, матовый плафон, край окна за полупрозрачной белой занавеской, курчавые светлые волосы. Запах. «After shave lotion». Мужское ухо с приросшей к щеке мочкой. Мужская щека. Хорошо выбритая.
Николаева зашевелилась. Скосила глаза вниз: край простыни. Под простыней ее голое тело. Громадный синяк на груди. Ее ноги. Смуглое мускулистое мужское тело. Прижимается. Обвивает ее руками. Поворачивает ее на бок. С силой прижимается своей грудью к ее груди.
Послушайте хрипло произнесла она. Я не люблю, когда так делают
И вдруг оцепенела. Тело ее содрогнулось. Глаза полуприкрылись. Закатились по веки. Мужчина тоже замер. Вздрогнул, дернул головой. И оцепенел, прижавшись.
Прошло 37 минут.
Рот мужчины открылся. Из него раздался слабый хриплый стон. Мужчина пошевелился. Разжал руки. Повернулся. Скатился с кровати на пол. Бессильно вытянулся. Всхлипнул. Тяжело задышал.
Николаева вздрогнула. Засучила ногами. Села. Вскрикнула. Прижала руки к груди. Открыла глаза. Лицо ее было пунцовым. Из открытого рта вытекла слюна. Николаева всхлипнула и заплакала. Плечи ее вздрагивали. Ноги ерзали на простыне.
Мужчина со стоном выдохнул. Сел. Посмотрел на Николаеву.
Она плакала, бессильно вздрагивая.
Хочешь соку? тихо спросил мужчина.
Она не ответила. Испуганно взглянула на него.
Мужчина встал: 34 года, стройный мускулистый блондин, лицо тонкое, красивое, чувственное, большие голубые глаза.
Он обошел кровать. Взял с тумбочки бутылку минеральной воды. Открыл. Стал наливать в стакан.
Николаева смотрела на него: смугловатое тело, золотистые волосы на ногах и груди.
Мужчина поймал ее взгляд. Улыбнулся:
Здравствуй, Диар.
Она молчала. Он отпил из стакана. Она разлепила пунцовые, налившиеся кровью губы: