Максимилиан Волошин
Федор Сологуб. «Дар мудрых пчел»
Мертвенным совершенством веет от трагедии Сологуба. Законченность, тяжелое богатство и значительность речи приводят на память золотые лепестки погребальных венцов и золотые маски, найденные на таинственных трупах в гробницах микенских, золото хранящее в себе едкую память о судьбе Атридов. Золото подобает мертвым.
И кажется, что поэт говорит пришлецу, зачарованному зрелищем богатств, раскрытых пред ним:
«Милый гость, познай истину, одну из многих, открываемых за завесами восторга силою, обличающей противоречие мира, Иронией, познай эту истину: мертвое вино и мертвые яства на моем столе».
Его речи как цветы на берегах Леты: цветы вечные, не рождающие, и мертвый аромат их веяное забвение.
Кому, как не Сологубу, знать тайны области невозвратного, тайны царства Аидова, скрытого тремя стенами, тремя черными завесами мрака?
Печальные места, лишенные ясного неба и светлой дали. Там все туманно и мглисто, все кажется плоским и неподвижным, точно является тенью на экране. Там воды Леты шумят:
«Забвение, забвение, в наших волнах пейте вечное забвение. Сладчайшие имена тонут в моих шумных волнах; сладчайшее забудется или вожделеннейший погрузится образ в забвение, забвение, вечное забвение».
Но мудрая змея говорит: «Нет забвения».
В эту область, «озаренную безрадостными созвездиями неподвижных молний, рождаемых вечным трением янтарных смол», нисходят скорбные тени героев, погибших «за бедный призрак красоты, за изменчивую земную личину небесной очаровательницы».
Весь туманный и еле зримый сидит на престоле Аид, и рядом с ним тоскует на троне Персефона весеннею скорбью земли («Или и вечность не истощает ваших мирообъемлющих печалей, бессмертные боги»).
Далекий вопль Прометея грозит богам светлого Олимпа:
«Расторгну оковы, и ты погибнешь, неправедный».
А змея говорит: «Боги трепещут, но смеются».
Персефона тоскует по золотым стрелам солнца, по золотом мече жизни:
«Все к нам приходят, как домой приходят все. Приходят все неволею». Эхо повторяет: «неволею» но тихий шелест камышей, как отзвук эхо, говорит: «волею»
Темной иронией, «обличающей противоречия мира», звучат эти чередующиеся речи. Двусмысленные и вещие слова слышатся в ответ на вопли Персефоны.
«Только мертвые приходят к нам»
Придет и Он, говорит змея.
«От нас никто не найдет дороги»
Восстанет воскреснет шелестят камыши.
Нет забвения Лику. Нет забвения любви. Любовь нарушит законы смерти, смертью смерть победит. Текучие образы жизни, расплывающиеся в смертной мгле, не исчезают. Преходящий и тающий лик жизни вече в любви.