Вацлав Воровский
A. П. Чехов и русская интеллигенция
Если Гаршину и Надсону приходилось жить и работать в обстановке, доведшей одного до крайнего пессимизма и преждевременной смерти, другого до умопомешательства и самоубийства, то в эпоху Чехова эта обстановка стала еще пошлей, еще гаже.
Общественная атмосфера, в которой складывалось миросозерцание Чехова и рос его талант, ярко обрисована Гаршиным в письме к Латкину (декабрь 1883 г.): «Собралось на именины, человек пятнадцать молодых учителей, адъюнктов, лаборантов и прочей ученой братии. Нехорошее я вынес впечатление. Разговоры об единицах, решении геометрических курьезов, разговоры о трихлорметилбензоломилоидном окисле какой-то чертовщины это часть первая. Гнуснейшие в полном смысле слова анекдоты, соединение ужасной чепухи с бесцельной и неостроумной похабщиной (какая-то турецкая или ташкентская) это второе. Основательная выпивка третье. И больше ничего. Ни одного не только разумного, но хоть сколько-нибудь интересного слова. Право, какое-то одичание».
Здесь даны уже и Ионыч, и Человек в футляре, и все прочие герои «проклятого поколения». Не удивительно, что, выросши в этой среде, Чехов сделал ее главным объектом своего творчества. Не удивительно, что он сам многое перенял от нее: ее пессимизм, политический индиферентизм, наконец, даже некоторую нежность к ней.