«Попробуй, посоветовал я ему. Лучше уж ракеты, чем полевая служба в каком-нибудь гарнизоне».
Фикрет согласился и, когда ему пришла повестка, отправился к военкому.
«Есть тут у вас такой майор Мамедов, сказал Фикрет, он в ракетные части людей набирает, хочу с ним поговорить».
Военком сделал большие глаза:
«Какой еще майор Мамедов? Нет у нас таких. Вы мне зубы не заговаривайте, младший лейтенант!»
Пришлось Фикрету год отслужить. Видимо, у них в ракетных войсках были свои списки кому предлагать, кому нет
***
Чего-то мне не хватает в современном издательском процессе. Раньше как бывало? Аккуратно отпечатываешь рукопись в четырех экземплярах, первый (непременно первый, чтобы редактор не подумал, что не ему одному послано!) запечатываешь в пакет, идешь на почту, стоишь в очереди А потом с трепетом душевным, переходящим в состояние легкой депрессии, ждешь месяц, другой, третий И вот он, заветный конверт из редакции. Вскрываешь его дрожащими руками, достаешь несколько листков и читаешь письмо редактора и обоснованную (с точки зрения литсотрудника) рецензию.
Что-то в этом было. Ощущения эти конверт, листки, отпечатанные на машинке, подпись редактора до сих пор помню, причем куда более ясно, четко и детально, чем свои же ощущения от первой журнальной публикации, первой книжки, первого автографа, который я дал кому? Не помню, в отличие от первого письма, полученного далеким уже осенним днем 1959 года от редактора отдела фантастики популярного журнала «Техника-молодежи» Владимира Келера. 47 лет прошло, но я и сейчас вижу, как наяву, листок с грифом журнала, не очень четкий шрифт пишущей машинки и аккуратную подпись
«Мы получили и прочитали Ваш рассказ Икария Альфа. Рассказ редакции понравился. Он будет опубликован в десятом номере. С уважением»
В десятом номере! С уважением! К кому ко мне, ученику девятого класса!
Что если бы вместо этого письма я получил какое-то из тех, что Вл. Келер посылал мне потом, в ответ на второй, третий, четвертый рассказы? Наверно, больше не писал бы фантастику? Ответ, однако, оказался положительным, рассказ напечатали. Воодушевившись, я послал второй, за ним третий, и, будучи уже «известным» автором (письма от читателей после первой публикации пошли если не потоком, то довольно сильным ручейком), с нетерпением ждал ответа, а не получив его в течение месяца, писал Вл. Келеру письма: «Послал Вам рассказ, ответа до сих пор нет»
Первая публикация в центральном журнале! Может, оно и хорошо, но в определенном возрасте (может, не только в детском и юношеском) приводит к явно завышенной самооценке. Надо, надо было дать юному дарованию по мозгам, что Вл. Келер и сделал после очередного моего «Когда же?»:
«То, что Вы будете заваливать редакцию своими письмами, нисколько не повлияет на оценку Вашего творчества и на решение о публикации. В очередном (2 за 1960 год) мы публикуем Ваш небольшой рассказ, но это будет последней скидкой, в дальнейшем к Вам будут относиться, как ко всем другим авторам. И не нужно в каждом письме напоминать, что Вы ученик девятого класса, об этом знаем не только мы, но с нашей помощью и миллионы наших читателей».
Так вот. Учиться, учиться и учиться!
Учиться не очень хотелось, поэтому следующий свой опус я отправил не в «Технику-молодежи», а к их конкурентам, в журнал «Знание-сила». Редактор отдела фантастики Роман Григорьевич Подольный (сам писавший фантастические рассказы) отправил рукопись на рецензию известному писателю-фантасту Георгию Гуревичу. От него я и получил некоторое время спустя обстоятельное письмо с разбором всех благоглупостей, обнаруженных им в рукописи, и советом учиться, учиться и учиться писать. Учиться, понятно, у классиков в первую очередь, у Антона Павловича Чехова. Совершенно очевидно, что Чехов никогда в жизни не написал бы фразу: «Затем горный хребет поворачивал перпендикулярно своему предыдущему направлению». Перефразируя другого классика: грамматически правильно, а по существу издевательство
Письмо Г. Гуревича заставило меня, наконец, задуматься. И надолго замолчать. Не знаю, можно ли это время назвать временем учебы, накопления идей, опыта. Как бы то ни было, следующий рассказ я послал в «Знание-сила» (не в «Технику-молодежи»; сильно, видать, был обижен на Вл. Келера) лишь 4 года спустя. Это была фантастическая юмореска «Несколько поправок к Платону», написанная в соавторстве с моим другом Романом Леонидовым. Ответ пришел от того же Р. Подольного вполне благожелательный, что-то вроде «ну-ну, неплохо; длинновато, впрочем, поэтому опубликовать не можем». Точную формулировку отказа я уже не помню, письмо не сохранилось, но письма с аналогичным поводом (или причиной?) я впоследствии получал неоднократно. «Слишком длинно» говорили и о повести в два авторских листа, и о рассказе в две страницы. Скорее всего, редактору было недосуг разбирать действительные недостатки (или объяснять истинные причины отказа, которые, бывало, к литературе не имели ни малейшего отношения), а что-то нужно автору написать
Письмо Г. Гуревича заставило меня, наконец, задуматься. И надолго замолчать. Не знаю, можно ли это время назвать временем учебы, накопления идей, опыта. Как бы то ни было, следующий рассказ я послал в «Знание-сила» (не в «Технику-молодежи»; сильно, видать, был обижен на Вл. Келера) лишь 4 года спустя. Это была фантастическая юмореска «Несколько поправок к Платону», написанная в соавторстве с моим другом Романом Леонидовым. Ответ пришел от того же Р. Подольного вполне благожелательный, что-то вроде «ну-ну, неплохо; длинновато, впрочем, поэтому опубликовать не можем». Точную формулировку отказа я уже не помню, письмо не сохранилось, но письма с аналогичным поводом (или причиной?) я впоследствии получал неоднократно. «Слишком длинно» говорили и о повести в два авторских листа, и о рассказе в две страницы. Скорее всего, редактору было недосуг разбирать действительные недостатки (или объяснять истинные причины отказа, которые, бывало, к литературе не имели ни малейшего отношения), а что-то нужно автору написать
В середине шестидесятых у меня в загашнике было около десятка неопубликованных рассказов. В Баку в те годы работала Комиссия по научно-фантастической литературе при СП Азербайджана. Членами комиссии были такие известные писатели-фантасты, как Е. Л. Войскунский, И. Б. Лукодьянов, Г. С. Альтов, В. Н. Журавлева. Они читали мои рассказы, указывали на недостатки, и в 1967 году Г. Альтов сказал: «Почему тебе не предложить книжку в Азернешр? В Москве много авторов, а журналов и издательств, печатающих фантастику, мало. Попробуй в Баку».
«Азернешр» Бакинское издательство, выпускавшее, в основном, литературу на азербайджанском языке, но там к тому времени вышли и два сборника фантастики на русском, составленные членами нашей Комиссии (в один из сборников был включен и отклоненный Р. Подольным рассказ «Несколько поправок к Платону»).
Ответ из издательства, подписанный главным редактором, пришел примерно через полгода срок по тем временам вполне приемлемый. Это было замечательное письмо, его имело смысл вставить в рамочку и повесить на стенку. Жаль, что оно не сохранилось. Я помню смысл написанного, но не могу сейчас передать поистине уникальный стиль послания, над которым в свое время потешались на заседании Комиссии. Смеялись над стилем, а не над содержанием в публикации книги было отказано. Я и сейчас не знаю истинной причины. Помню, что было написано по поводу рассказа «Далекая песня Арктура», содержавшего новую по тем временам научно-фантастическую идею о том, что звезды способны генерировать в космическом пространстве звуковые колебания, и этот звук можно услышать, а точнее увидеть в спектрах звездного излучения.
«Может, звезды и поют, сказано было в рецензии, что-то мы действительно такое читали в популярной литературе, но автор не смог выразить это через жизнь нашего современника, через трудовые будни работника народного хозяйства».
Действительно, о трудовых буднях современника в рассказе не было ни слова
Приключения «Далекой песни Арктура» на этом не закончились. В журнале «Искатель» рецензию написал корифей советской фантастики А. П. Казанцев. «Хороший рассказ, писал он, только немного длинноват, надо сократить». И даже цитировал в своем отзыве несколько, по его мнению, очень удачных литературных моментов. Казалось бы, после такого отзыва да не напечатать! Но нет что-то происходило в редакциях, и в конце концов рассказ в «Искателе» не опубликовали.
В «Уральском следопыте», куда я послал рассказ после отказа в «Искателе», редактором фантастики был Виталий Иванович Бугров, человек, прекрасно знавший и понимавший фантастическую литературу. «Хороший рассказ, написал В. Бугров, будем печатать, ждите журнал».
И я стал ждать. Полгода, год, полтора Помня о печальном опыте с «Техникой-молодежи», я о себе не напоминал. Не печатают значит, что-то тормозится в редакционном механизме
Через полтора года получаю от В. Бугрова письмо такого примерно содержания: «Понимаете мне как-то неудобно об этом писать но начальство в общем, у Вас в рассказе фамилия одного из персонажей Докшицер. Мне опять же неловко но не могли бы Вы изменить эту фамилию на какую-нибудь другую нейтральную Докшин, например?»
Всего-то Ну не мог, видимо, человек с еврейской фамилией быть литературным героем. Полтора года В. Бугров, будучи человеком интеллигентным, собирался с силами, чтобы попросить автора изменить национальность персонажа.
Всего-то Ну не мог, видимо, человек с еврейской фамилией быть литературным героем. Полтора года В. Бугров, будучи человеком интеллигентным, собирался с силами, чтобы попросить автора изменить национальность персонажа.
Докшин так Докшин. В. Бугров получил мое согласие, и рассказ вышел в следующем же номере, в феврале 1977 года. В Физтех евреев в те годы не принимали, но чтобы даже фамилий еврейских нельзя было упоминать Может, и в «Искателе» рассказ не прошел по этой причине, о которой редактор так и не счел возможным сообщить автору?..
* * *
В 1968 году московское издательство «Молодая гвардия» опубликовало мой рассказ в сборнике «Фантастика», через год еще один. В то время фантастикой в издательстве занимались редакторы, любившие этот вид литературы, прекрасно его знавшие и понимавшие: С. Н. Жемайтис, Б. Г. Клюева, С. Н. Михайлова
В сборнике «Фантастика-72» должен был выйти третий мой «московский» рассказ «Странник», мне прислали на подпись корректуру, где было указано, что рассказ начинается с 125 страницы. Прошло еще полгода, книга вышла из печати, появилась на книжном развале, я взял ее, открыл на нужной странице Моего рассказа не было.
Но это невозможно! В верстке «Странник» был, а после верстки никакие изменения не допускаются, разве уж совсем чрезвычайные! Что могло случиться?..
Разумеется, задавать такие вопросы в письме было бессмысленно. Дождавшись (прошло еще полгода!) служебной командировки в Москву, я пришел в издательство, и Светлана Николаевна Михайлова по секрету («Никому ни слова, иначе меня выгонят с работы!») сообщила, что уже после верстки сборник попался на глаза главному редактору издательства. Тот прочитал и заявил, что «Странника» нельзя публиковать ни под каким видом, поскольку идея этого произведения в корне противоречит материалистическому мировоззрению и издательской политике, которая, естественно, совпадает с политикой партии и правительства.