Японцы залпами двух батарей смели русскую батарею, не успевшую сделать и десятка выстрелов. Батарея потеряла почти весь строевой состав, а «орудия на позиции производили своим видом жалкое впечатление: одно орудие смотрело вперед, другое было подбито и смотрело в сторону, третье склонилось набок и т. п. В довершение этой картины, около орудий лежало до 10 трупов убитых и раненых. Убирать их было нельзя, так как и по одиночному человеку, подбегавшему к орудиям, японцы давали залп. Уцелевшая прислуга отошла от орудий и укрывалась гребнем, изредка выбегая к орудиям, чтобы произвести одиночный выстрел. В большинстве случаев эти смельчаки так около орудий и оставались»17.
Японцы стали отходить, и казаки двинулись за отходящими частями. Когда сотни вышли из-за гребня на дорогу, по ним был открыт артиллерийский огонь. Снаряды перелетали через головы. Казаки рассыпались в лаву. Несколько очередей японской шрапнели вреда сотням не причинили.
Батальон пехоты и пограничная батарея в бою участия не приняли. Почему остался в самый горячий момент боя не введен в дело такой сильный резерв (когда участь Забайкальской батареи висела на волоске) осталось загадкой.
Японцы с наступлением темноты несколько раз пытались атаковать русские прикрытия, но были отбрасываемы огнем.
Когда бой затих, около 23 часов начали собирать убитых и раненых, а также вывезли орудия забайкальской батареи с зарядными ящиками.
В Саймацзы вернулись около 6 часов 10 июня.
Отряд потерял: офицерских чинов ранеными 7; нижних чинов убитыми около 15 и ранеными около 70, причем на долю 4-й Забакальской казачьей батареи приходится убитых 9 и раненых 22. Большой процент потерь понесла и рота 23-го полка, находившаяся в прикрытии.
Причем если все убитые и раненые Забайкальской батареи были вынесены и доставлены в Саймацзы, то почти все убитые и часть раненых 23-го полка были оставлены на позиции.
Бой выяснил, что у Айянямыня находится 3 полка пехоты при 18 орудиях и 23 эскадрона кавалерии противника.
4-я Забайкальская казачья батарея была отправлена в Ляоян, а потом в Харбин для ремонта и пополнения, а 23-й полк двинут за Северный Фэныпуйлин.
12 июня около 15 часов отряд выступил по Сяосырской дороге. 13 июня утром японцы повели наступление и оттеснили сторожевое охранение. Сильный напор пришлось сдерживать огнем пограничной батареи. Не принимая боя, отряд отошел по Сяосырской дороге.
14 июня, для производства усиленной рекогносцировки вниз по долине р. Цаохэ, генерал Ренненкампф выдвинул конную колонну генерала Любавина. Колонну Любавина составили 4 сотни Нерчинского полка, 3 сотни 2-го Аргунского и 2 сотни 1-го Аргунского полков и пограничная батарея (4 орудия). Авангард колонны (1-я сотня нерчинцев) был встречен огнем японцев. Завязалась перестрелка. В боевую линию постепенно было выдвинуто около семи спешенных сотен, силами которых сбить противника не удалось.
Рекогносцировочный бой продолжался около 4 часов.
Потери: ранено офицерских чинов 1 (есаул Энгельгардт командир 1-й нерчинской сотни), нижних чинов 9.
Таким образом было выяснено, что и по долине р. Цаохэ японцы наступают значительными силами.
3 июля к Сяосыру прибыл генерал Любавин с Аргунским полком и остановился в Сандянзане, выдвинув Нерчинский полк в составе 4 сотен по Сыгоулинскому ущелью к д. Чучаю.
Рекогносцировочный бой продолжался около 4 часов.
Потери: ранено офицерских чинов 1 (есаул Энгельгардт командир 1-й нерчинской сотни), нижних чинов 9.
Таким образом было выяснено, что и по долине р. Цаохэ японцы наступают значительными силами.
3 июля к Сяосыру прибыл генерал Любавин с Аргунским полком и остановился в Сандянзане, выдвинув Нерчинский полк в составе 4 сотен по Сыгоулинскому ущелью к д. Чучаю.
Утром 5 июля японцы сильно потеснили охранение, и русские начали отходить, так как, во-первых, вблизи не было удобной позиции, а во-вторых, сзади имелись два узких прохода, отходить по которым с коноводами, в случае значительного превосходства противника в силах, было бы крайне затруднительно.
Вечером остановились в 3 км южнее Сяосыра. Было получено приказание задержать японцев и не пустить к Сяосыру.
В 4 часа 6 июля в сторожевой сотне началась стрельба: командир подразделения сообщал о начавшемся наступлении японцев. Сотни заняли позиции. Командиру сторожевой сотни было приказано отойти и занять позицию на выступе напротив дороги (6-я сотня).
Около 5 часов колонна японцев силой около двух рот, без особых мер осторожности, показалась в долине. 6-я сотня открыла по ней огонь залпами; то же сделала со своей позиции и 1-я сотня. Японцы врассыпную бросились за утесы, оставив в долине на камнях несколько трупов.
После этого японцы поднялись на боковые гребни утесов и открыли огонь по русским позициям. Сотни дружно отвечали. Стрельба продолжалась около получаса, когда было обнаружено, что 2030 японцев хотели обогнуть правый фланг. Огнем правофлангового взвода они были прогнаны.
С позиции 1-й сотни было замечено, что к японцам подошли подкрепления (около двух рот), которые и укрылись в левом кряже. И командир левофланговой сотни получил приказ усилить бдительность на фланге и своевременно предупредить опасность.
Бой продолжался, причем наиболее сильный огонь пришелся по позиции, занятой 6-й и 5-й сотнями.
Около 8.30, совершенно неожиданно, был открыт частый огонь по коноводам. Японцы целой ротой обошли левый фланг. Командир фланговой сотни не был бдителен и не принял нужных мер к парированию удара.
Цепи снялись с позиции, переменили фронт и начали отходить по правому горному кряжу.
Что же делал в это время генерал Любавин с Аргунским полком в 4 км от места боя? Оказывается ничего. Решение поддержать пришло, когда увидели в беспорядке скачущих коноводов.
Некоторые командиры сотен рвались в бой, но им не разрешили.
В результате задача задержать противника оказалась не выполнена, и стоило это 1 нижнего чина убитым и 15 ранеными, а лошадей убито и серьезно ранено около 50.
50 лошадей на 4 жиденьких сотни! «Не жаль было бы этих потерь только в лихой кавалерийской схватке!»18.
7 июля отряд отошел к Гаолинцзы, где и расположился на ночлег. В Сандянзане было оставлено для наблюдения за занявшими Сяосыр японцами несколько сотен Аргунского полка. Около 16 часов было получено донесение, что оставленные у Сандянзаня сотни оттеснены противником.
Генерал Любавин, не желая быть отрезанным от армии и оттесненным к Далинскому перевалу, предпринял ночной марш к Беньсиху.
Движение было организовано с чрезвычайными мерами осторожности и было очень утомительно. Около 34 часов, сделав ночной переход около 3540 км, отряд, утомленный этим тяжелым переходом, пришел в д. Уйнюнинь.
9 июля передвинулись в Беньсиху, где стоял полк пехоты с батареей. Вскоре сюда же прибыл 2-й Дагестанский конный полк, только что прибывший из России.
Деятельность отряда к первым числам августа выражалась в высылке отдельных разъездов на левый берег в разных направлениях и в поддержании связи с отрядом у Беньсиху, с одной стороны, и с отрядом полковника Мадритова с другой.
Такое растянутое положение исключало возможность более-менее упорной обороны какого-либо пункта, что и сказалось в период наступления японцев к Ляояну.
В таком положении казаки могли своевременно обнаружить переправу японцев через Тайцзыхэ на участке Беньсиху Сяосыр, но установить, что переправилась целая дивизия или только батальон, не имели возможности: «На верхах чересчур увлекались растянутыми линиями, что хотели все «объять необъятное»»19.
Итак, основные действия отряда прошли в разведках и рекогносцировках. Генерал Гамильтон в «Записной книжке штабного офицера», восхваляя деятельность разведывательных частей японцев, в то же время обвиняет русских в нерешительных действиях и в склонности к преувеличениям сил противника.
Но реальность такова, что «нерешительными» русскими конными разведчиками всегда обшаривался даже глубокий тыл японцев, что подтверждается большим количеством забираемых ими в своем тылу в плен ранеными или дошедшими вследствие голода и лишений до голодного тифа разведчиков.
И напротив, «решительную» японскую кавалерию русские не только в тылу у себя, но и на фронте почти не встречали.
Если японцы и бывали осведомлены лучше о русских войсках, чем русские о японских войсках, то это надо отнести не к чести их войсковой разведки, а исключительно лучшей организации шпионажа.
Интересно, что даже при такой «отличной» (по Гамильтону) разведке японцев и их отличной организации шпионажа генерал в своих записках, основываясь на японских сведениях, пишет, например, такие небылицы, что будто бы генерал Ренненкампф в боях у м. Беньсиху (Шахэйские бои) играл роль кавалерийского начальника, имея сосредоточенной у Беньсиху казачью дивизию в 1500 коней. На самом деле в это время Ренненкампф был начальником восточного отряда, подчиненного командиру 3-го корпуса, а все тревоги и опасения в штабе Куроки за участь своего тыла причинила конная колонна генерала Любавина (левая колонна отряда Ренненкампфа при атаке Беньсиху) из двух сотен Нерчинского и трех сотен Аргунского полков всего около 400 коней. Так, значит, грешили преувеличениями и японцы?!
Тот же, например, Гамильтон подсчитывал русские корпуса и японские дивизии, совершенно не касаясь их численного состава. А ведь русские батальоны вплоть до стоянки на Сипингайских позициях не только не имели в своих рядах полного боевого состава, но часто можно было встретить батальоны, имевшие только треть боевого состава.
Да, русская конница в годы Русско-японской войны сделала не все, на что она была способна. Но в этом вина не только собственно конницы а прежде всего общевойскового командования, в чьих руках она оказалась.
Но полученный боевой опыт не прошел даром в преддверии следующей грозной войны.
Глава 2
Конница в первой мировой войне
§ 1. Организация и структура
Конница русской армии к началу Первой мировой войны была сведена в дивизии по 4 полка 6-эскадронного состава (1 полк казачий); 2 полка составляли бригаду. В состав дивизии также входили: конно-артиллерийский дивизион из 2 (как правило) конных батарей, конно-пулеметная команда (по штату 8 пулеметов во вьюках) и конно-саперная команда. Кроме того, имелось несколько отдельных кавалерийских бригад в составе двух полков и одной конной батареи. Казачьи дивизии имели организацию, аналогичную регулярной коннице.