Папу звали по-разному: Александр Кузьмич, товарищ подполковник, Шурик, Шуша. Мама звала его Саша, когда была в хорошем настроении, и «он», когда была в плохом. Говорила о нем в третьем лице, даже когда папа находился в одной с ней комнате:
Может, и пожила бы еще драматическая пауза, резкие вздохи, как у астматика, какой-никакой год, но он же вгонит меня в гроб!
Папа в такие моменты разгорался, как паяльник, кричал что-то невнятное, но близкое по смыслу к «Нет, так жить нельзя!» и начинал разводиться. А мама совершенно спокойно, обращаясь к невидимому третьему:
Откуда он такую глотку взял? Смотри-смотри, сейчас лопнет!
Папа становился на стул в коридоре, открывал антресоли и вытаскивал чемодан, который доставался только один раз в году, когда мы собирались всей семьей в отпуск, все остальное время в том чемодане хранилась папина парадная форма.
Он намеренно звучно гремел замками, открывая и закрывая чемодан, выбрасывал из него сапоги и китель, чтобы мама наконец-то сказала: «Не шуми, Виточку разбудишь» и заплакала. Мамины слезы папа воспринимал как шаг к примирению.
А я не спала, я тоже плакала. Я так боялась, что они разведутся.
В маме погибла великая драматическая актриса. Как она могла держать паузу! А какие были реплики в зал!
Светочка! кричал папа с порога. Картошки не было, я купил груши! Попробуй, какие сочные груши!
Мама в зал. Реплика:
Он думает, что вместо картошки я груши в оливье нарежу.
Занавес.
И вдруг Саша ушел навсегда. Чемодан с парадной формой, которую давно съела моль, остался, а его больше не было. Некого стало пилить за лишнюю рюмку, за храп, за сигареты, за вечный спорт по телевизору, за неправильно купленный стиральный порошок или опоздание в гости.
Стою на пороге. Одетая. В линзах. Накрашенная. А он все копается и копается. Часами себя в зеркале разглядывает. Я и то столько времени у зеркала не провожу. Что он там увидел? спрашивала она у невидимки, всегда стоящего у нее за спиной.
Мама живет со мной и американским зятем в большом доме под Вашингтоном. Она давно потерялась в пространстве и во времени. Ее память коротка, как грибной дождик: брызнет влагой и свежестью и уйдет в землю, будто и не было.
Виточка, а какой сегодня день?
Среда.
Я куда-нибудь иду?
Нет, мама, никуда не идешь.
А мне нужно что-нибудь делать?
Ничего не нужно, отдыхай.
Спасибо тебе, Виточка, твоя мама живет как королева, ничего не делает.
И на негнущихся ногах мама удаляется обратно в спальню. Спину все еще держит ровно, как в тридцать лет. Осанке мамы позавидовала бы сама Ермолова, с которой у мамы есть какое-то сходство.
С днем рождения, мама!
Двойной день рождения
Его рука всегда лежала на ее плече.
Роза! возмущалась моя мама. Тебя не раздражает? Я бы Сашу убила, если б он постоянно меня трогал!
Роза только смеялась в ответ. Бывшая выпускница единственной в Тбилиси женской гимназии, барышня-мимоза, как называли ее подруги, встретила своего принца в кино. Принц увез ее в Москву учиться в педагогическом институте, а сам параллельно учился в военной академии. До получения им высшего образования Розе пришлось таскаться по богом забытым местам военным городкам и казармам, где приходилось служить принцу.
Принца звали Мишей. Простой армянский парень с Авлабара (район в Тбилиси, где проживают армяне) окончил военную академию с красным дипломом! Начальник академии вызвал отличника к себе.
Товарищ Теймуразян! сказал генерал (или маршал не знаю). За образцовую учебу и отличную службу командование приняло решение рекомендовать вас в Генеральный штаб. Останетесь в Москве, поставим вас в очередь на жилье.
Благодарю, товарищ генерал (или маршал), ответил офицер. Но у меня, авлабарского парня, всегда была мечта. Служить здесь.
Миша взял указку и на большой карте Советского Союза, которая висела у начальника академии на стене, показал на Армению.
Вы хотите в Ереван? удивился генерал-маршал. Но это крест на вашей карьере. Там звание майора потолок. А здесь вы сможете стать генералом.
Спасибо, просто ответил Миша. Я всю жизнь мечтал служить Армении.
А потом вытянулся в струнку и поправился:
Служу Советскому Союзу!
Годы спустя, встречаясь с однокашниками по академии на регулярных встречах выпускников, Миша шутил:
Вы все тут генерал-майоры, и только я майор без генерала!
Никогда, ни одной секунды он не жалел о том выборе. Армения его Родина.
Я так благодарна дяде Мише, что он не остался в Москве. Потому что мой папа в это время уже летел в Ереван к новому месту службы. Их обоих уже ждали ордера на квартиры в одном подъезде: у дяди Миши на втором этаже, а у нас на третьем. Иначе мы с Мариной никогда бы не встретились!
Миша! Да отпусти ты Розу хоть на секунду! просила мама. У нас женский разговор!
Рука Миши в это время слегка поглаживала шею Розы, там, где шелковые кудри выбивались из тщательной прически с шиньоном.
Майор Теймуразян прославился не только отличной службой на благо Родины (а его знал весь Закавказский военный округ, у меня есть доказательства, расскажу как-нибудь в другой раз), но и талантом тамады. Многочисленные родственники, друзья и сослуживцы хотели видеть на своих свадьбах, именинах и крестинах только Михаила Геворковича и никого другого.
Только уважаемый товарищ Теймуразян знал, как надо напоить гостей и превратить празднество в нескончаемое веселье, после которого все обязательно скажут: «Ах, какую свадьбу Ашот-джан дочке отгрохал! В жизни столько не веселились!»
Миша знал миллион тостов, и каждый начинался издалека: от скромных красавиц с глазами ланей и тугими косами, от коварных князей и бедных юношей на горячих скакунах. Он стоял перед длинными столами, ломящимися от армянского гостеприимства, в одной руке высоко держал бокал, другая неизменно лежала на плече жены. Он говорил, пел, снова говорил, называя всех гостей по именам, его знал весь город, и он знал всех, затем, провозгласив тост, залпом осушал бокал! Гости вскакивали, подхватывали эстафету, выпивали вино, водку, коньяк, обнимались и не замечали, как кривилось лицо Миши и какие гневные взгляды он бросал на Розу: «Как ты посмела, женщина?!»
А она нежно улыбалась ему в ответ и качала головой: «Не злись, любимый, ты мне завтра спасибо скажешь». И, не обращая внимания на протесты Миши, выражавшиеся в особом пожатии ее плеча, стоило мужу отвлечься на секунду, как фокусник-иллюзионист, ловко подменяла бокал с вином или рюмку с водкой на сок или минеральную воду. А вокруг все восхищались: «Настоящий джигит Миша-джан! Столько пить и не пьянеть!»
А кумушки шептались: «Видели, видели, как он ее то по спине погладит, то за грудь ущипнет? Совсем стыд потерял, даже детей не стесняется!» И мало кто знал, что щипал Миша ватный протез, который изготавливали для Розы в специальном московском ателье, чтобы в Ереване меньше судачили о ее страшной болезни и операции.
Однажды Роза поднялась к моей маме на третий этаж.
Света, сказала она, что-то грудь побаливает.
И, стесняясь, добавила:
Посмотришь?
Нащупав опухоль, мама ахнула:
Роза, милая, дорога каждая минута.
Я боюсь, сказала Роза.
Но если любят по-настоящему, то никакие изменения в теле, шрамы, увечья не повлияют на отношение друг к другу. Роза для мужа по-прежнему осталась желанной.
Однажды моей маме сделали операцию в области живота, папа в это время находился на войне. В Афганистане. Узнав про операцию, он написал маме (письма были единственной связью между моими родителями, когда папа был в командировках): «Светочка, ты теперь не сможешь носить открытый купальник?» Мама возмущалась: «Какой открытый купальник? Какое бикини? Мне уже за пятьдесят!» Но я видела, как ей было приятно, как блестели ее глаза! И она бежала на второй этаж показывать письмо Розе.
Хулиганы какие! смеялись подруги. Они любили, и их любили.
Родители моей подруги Марины Миша и Роза и на небесах тоже, я уверена, отмечают двойной праздник два дня рождения сразу. С ними за столом сидят мои папа и мама. Сегодня у дяди Миши день рождения, а послезавтра у моего папы. Дядя Миша, как самый лучший тамада всего Еревана, скажет тост, споет песню, папа подхватит. Родители смотрят на нас с Мариной. Мы им показываем своих внуков. Они улыбаются и ласково шепчут детские имена С днем рождения, дядя Миша! С днем рождения, папа!
Жизнь продолжается.
Галина Гаврилюк
Родилась в 1983 году в п.г.т. Берегомет Черновицкой области (Украина). В 2007 году переехала в Испанию.
Увлекается психологией, философией, вокалом и хореографией. Интерес к поэзии и тяга к рифме появились еще в детстве, первые стихи строки о любви были написаны в начальной школе. Сегодня в творческой копилке Галины преобладают философские и лирические стихотворения.
Размышления о жизни и происходящих событиях, попытки осмысления того, что подвластно человеческому уму, привели автора к жанру элегии. Кроме того, пишет песни и оды.
Творческие ориентиры Фёдор Достоевский и Тарас Шевченко, а из более поздних авторов Иосиф Бродский и Евгений Евтушенко.
Публиковалась в альманахах Российского союза писателей. Номинант национальной литературной премии «Поэт года» и литературной премии «Наследие». В творческих планах издание дебютного сборника стихотворений.
Сон
Сегодня мне приснился дом Так редко сны о нем я вижу.
Как будто он не покидался никогда на годы И на жизнь.
Как будто эта жизнь не исчезала. Слышу вслед: «Вернись»
Но в неизвестность ухожу Себя за это молча ненавижу.
Мне виделся во сне семейный стол со скатертью пречистой.
И детский смех Такой далекий и такой счастливый он.
О, сколько жизни прожитой сейчас напомнил этот сон
Те светлые мечты, которых нет уже у мысли серебристой.
И мамины глаза приснились мне, что провожали грустно
Что мне вдогонку долго-долго машет. И дрожащею рукой
Благословляет в путь И неустанной материнскою мольбой
У Бога просит быть всегда со мною. На душе так пусто
Там босиком бегу я по росе.
Куда-то иль за кем-то
И сердце больно сжалось дважды наяву и там, во сне.
Мне снился дом В нем жизнь ушедшая приснилась мне
Я буду ждать его опять, чтоб проводить душой согретой
Разговор в одиночестве
Позволь с тобой мне пообщаться, мама
Забыв о том, что это все не сон
Как будто нет в душе разбитой шрама,
Сердечками собьемся в унисон.
Целуя мысленно глаза твои так нежно,
Коснусь я прядей белых, словно снег.
И ты, как раньше, в детстве безмятежном,
Расскажешь сказку, ласковая, мне