Детектив слушал своего друга и не узнавал его. Где тот самоуверенный Прокурор, который ничего не боялся и всегда шёл до самого конца? Сейчас в его словах нет стройности, мысли спутаны, логика сильно исковеркана. Неужели Слово Цицерона и впрямь настолько сильно и влиятельно? Или это всего лишь реакция человека на поражение человека, который всё время побеждал? Вторая формулировка устроила Детектива больше. Он решил во что бы то ни стало убедить Прокурора не только остаться на этом процессе, но и продемонстрировать Цицерону, что они сплочены и уверены в том, что поступают верно.
Дерзай! подбодрил его внутренний голос.
Эх, Детектив, не видать тебе Правды, когда действуешь такими методами, отозвался эхом в голове голос Цицерона.
Но на этот раз Детектив сумел подавить в себе воображаемого собеседника. Усилием воли он сбросил с себя оцепенение, вызванное словами Прокурора, и бросился с жаром убеждать своего друга в том, во что верил (или отчаянно хотел верить) сам
Глава 9
Больше часа ушло на то, чтобы развеять сомнения Прокурора. В итоге он свёл всё к тому, что Цицерон просто воспользовался ситуацией. Более того, это была его отчаянная попытка напустить таинственности на свою якобы (на это слово он делал особый упор) загадочную личность. Мол, больше ему ничего не оставалось. Наполеон тоже, вернувшись в Париж в сопровождении русских гвардейцев, соврал своим землякам, что это его пленники (а на самом деле Наполеон на тот момент сам уже являлся пленником русских). Учитывая то, что на этот раз Детектив будет присутствовать на процессе, Цицерон окажется в безвыходной ситуации. Когда Детектив закончил говорить, Прокурор извинился за «минутную слабость» и пообещал сражаться против Цицерона до конца. Более того, закончив беседовать с Детективом, Прокурор обзвонил всех Свидетелей и Присяжных. Он убеждал их, чтобы стояли на своём, что больше такого балагана не повториться, и параллельно аккуратными намёками пытался узнать, какое действие возымели слова Цицерона. В голосе каждого он услышал лёгкую нотку сомнения и неуверенности, но в душе порадовался хотя бы тому, что никто не отказался от участия в деле.
Через два дня Детектива выписали из больницы, и они вместе с Прокурором принялись разрабатывать план. Они старались просчитать все варианты того, что будет говорить Цицерон в ответ на каждое свидетельское показание и обвинительные речи Прокурора. Детектива смущал лишь один нюанс, о котором он не говорил своему другу: они просчитали все варианты того, как бы вёл себя обычный преступник. Но Цицерон уже доказал, что кем-кем, а обычным он точно не является. Перед сном Детектив вызывал у себя в воображении копию Цицерона, однако она сначала просто над ним посмеивалась, а потом и вообще перестала появляться. Детектив (в очередной раз подавив сомнения) заставил себя поверить, что ей просто нечего возразить на его железобетонные доказательства. И с этими же мыслями в назначенный день он вошёл в зал суда
Глава 10
После того как зал суда заполнился, Судья велел ввести обвиняемого. Взгляды всех присутствующих (а также объективы телекамер) оказались прикованы к двери. Однако прошло десять секунд, пятнадцать, тридцать, а конвой всё не появлялся. Детектив почувствовал неладное, Прокурор посмотрел на окружающих и увидел на их лицах то, чего меньше всего хотел увидеть: нарастающий с каждой секундой страх. Это был страх перед неизвестным
Пошла уже вторая минута, Судья подозвал одного из охранников и приказал пойти проверить, не случилось ли чего.
В этот момент дверь открылась, и вошёл Цицерон в сопровождении конвоя. Как ни в чём не бывало. Всего лишь опоздание на одну минуту. Со всяким может произойти. Но Детективу одного взгляда на Цицерона хватило, чтобы понять: эта задержка не была случайной. Цицерон рассчитал всё, включая своё прибытие. Всего одна минута, а зал уже заволновался и был близок к состоянию паники. Как можно такое предугадать? Заглянув в глаза Прокурора, Детектив увидел девятибальный шторм, бушующий в его душе. Увидел отчётливо. Разглядел каждую каплю. И этот шторм кричал о том, что всё предрешено Процесс превратился в самую настоящую пытку: запуганные Свидетели, неуверенный Прокурор, вымученный приговор «Невиновен» За каждой волной бури открывалась зияющая бездна пасть рычащего животного. Детектив это понимал. И Прокурор это понимал. И самое страшное, что лучше всех это понимал Цицерон.
Как только Цицерон вошёл, ручка напряжения оказалась вывернута на максимум. Казалось, ещё немного, и в зале начнут сверкать молнии. Никто бы не удивился, если бы молнии полетели из глаз Цицерона: настолько холодной была его улыбка, и настолько пронзительным его взгляд. Он шёл в сопровождении четырёх конвоиров, но в каждом его шаге было больше уверенности, чем во всех сидящих в зале вместе взятых. Даже Судья, которому было не занимать самообладания, понимал, что не он сейчас хозяин положения. Может быть, поэтому ему и не показалось странным, что обвиняемого не повели к клетке, а остановили прямо посреди зала.
Цицерон взглянул Судье в глаза и громко произнёс: Задавайте ваш вопрос, Судья!
Волна высотой с десятиэтажный дом нависла над залом.
Подсудимый, займите своё место, Судья постарался сесть прямо и напомнить Цицерону, кто здесь главный.
Задавайте ваш вопрос, Судья! взгляд Цицерона пригвоздил Судью к месту, не давая подняться.
Корабль зала суда взлетел на самый гребень волны, откуда с ужасом смотрел вниз туда, где разверзлась бездна.
Конвой, проводите обвиняемого на место, тон у Судьи стал не приказным, а просящим.
Конвой даже не шелохнулся.
Задавайте ваш вопрос, Судья! Цицерон был неумолим.
Корабль заскользил по водной глади вниз, теряя пассажиров.
Судья весь съёжился. Казалось, он уменьшился в размерах.
Вы признаёте себя виновным? голос Судьи был почти умоляющим.
Да! прогремел раскатом грома голос Цицерона.
Бездна раскрыла пасть
Глава 11
Цицерон сидел на берегу реки, потирал рукой синяк на щеке и размышлял. Ему было девять лет. Он отпросился с последнего урока не потому, что ему было стыдно за приобретённый «фонарь», а потому, что он пытался понять причину его получения. Одноклассница, с которой он дружил, украдкой пробовала курить. Цицерон знал об этом, но она просила не говорить никому друзья хранят Тайны друг друга. Однако девочка была неосторожна, и сегодня её заметила учительница. Она сообщила об этом старшему брату девочки, а тот, не особо церемонясь, ударил Цицерона по лицу и сказал, что настоящие друзья должны не только хранить Тайны, но и заботиться друг о друге. Ведь его подруге грозила опасность. Учительница отругала брата за драку, но согласилась в том, что стоило сказать взрослым Правду.
И вот Цицерон сидел и пытался сложить в голове несколько версий Правды
Первая правда: друзья должны хранить Тайны друг друга. Для этого нужно доверие. Доверие залог дружбы.
Вторая правда: о друзьях нужно заботиться. Особенно, в тех случаях, когда им угрожает опасность.
Третья правда: если ты хранишь Тайну друга, тебя могут побить. Дружбе может сопутствовать Страдание.
Четвёртая правда: если ты ударил того, кто младше и слабее тебя, тебя отругают за это, даже если ты отстаивал свою Правду.
Первый вывод, который сделал маленький Цицерон был простым: Тайны друзей нужно хранить, но говорить взрослым, если занятие их ребёнка вредит его здоровью.
Второй вывод был менее логичным: тебя отругают, если ты (борясь за свою Правду) ударил того, кто младше и слабее тебя, за то, что он следовал своей Правде (хранил дружескую Тайну).
Третий вывод навсегда изменил его жизнь: в сложившейся ситуации он увидел четыре версии Правды. А сколько их может быть всего? И есть ли одна Правда общая для всех? Эта мысль его захватила. На память сразу пришла ситуация: папа с мамой смотрели новости по телевизору, потом выключали его и обсуждали, что в новостях все врут. Значит, в новостях была одна Правда, а у родителей другая. Иногда мнения папы и мамы разделялись, и тогда версий Правды становилось больше. А ведь, подумал Цицерон, телевизор смотрит много народу, значит, есть и другие версии Правды. В этот момент он решил посвятить свою жизнь поискам Правды. Эта мысль успокоила его окончательно. Ведь когда у него будет общая Правда, которой он в любой момент сможет поделиться с окружающими, больше не будет непонимания между людьми. Он даже засмеялся от радости. Затем встал и, довольный своими умозаключениями, отправился домой.
По дороге он немного иначе взглянул на сложившуюся ситуацию и понял: если бы его подруга не курила, тогда ему бы не пришлось за неё получать. Значит, нужно заводить таких друзей, из-за которых ты не сможешь пострадать. Кто бы мог стать ему таким другом? Сначала он перебирал в уме ребят из своего класса, затем из двора. Никого. Потом постарался придумать, каким в идеале должен быть друг, который никогда не станет причиной физической или душевной боли. Не смог. Его изворотливый ум придумывал десятки ситуаций, в которых боль, причинённая дружбой, имела место быть. Затем Цицерон понял. Он даже резко остановился, как будто на всём ходу врезался в невидимую стену. Он понял ещё одну Правду по сравнению с ней другие версии, которые он обдумывал сегодня, были намного добрее и мягче. На этот раз он осознал Правду холодную, жестокую и неумолимую Постояв не шевелясь минут десять, он медленно, словно каждый его шаг пронизывала боль, двинулся дальше
Если бы у него никогда не было друзей, он бы не смог приобрести столь ценный Опыт, он бы никогда не узнал, насколько далеки люди от Правды. Он не жалеет о том, что с ним произошло, но больше никогда он не позволит себе завести друга.
Глава 12
Со следующего дня Цицерон изменился он стал нелюдимым и необщительным. Всего пары недель хватило ему, чтобы стать аутсайдером в классе. Однако, чем дальше он уходил от общепринятых норм и правил, тем быстрее в нём росла уверенность в своих силах. Сначала ребята над ним посмеивались и подшучивали, затем стали раздражаться на его непроницаемое выражение лица. А с годами их отношение сменилось на завуалированный страх. Цицерон ни с кем не общался ему были неинтересны школьные склоки и интриги. Зато он читал. Он читал десятки книг в месяц. И каждый раз, когда натыкался на очередную трактовку Правды, улыбался. Он развил у себя феноменальную память, поэтому запоминал всё, что видел и прочитывал. Он мог стать лучшим учеником за всё время существования школы, но старался не выделяться хотя бы в том, что касается оценок. Лишнее внимание было ни к чему. Однажды он написал сочинение на свободную тему, в которой дал небольшую волю мыслям. Через два дня учительница вызвала его к себе на тет-а-тет. Она сказала, что он всегда писал неплохо, но на этот раз его сочинение опережает моральное развитие ровесников минимум на десять лет. Ей хотелось выяснить, вычитал ли он эти мысли в каких-то книгах или написал сам? А если сам, то что его вдохновило на подобное? И ещё много вопросов, на которые Цицерон не собирался отвечать. Он провёл в её кабинете почти два часа. На следующий день она написала заявление на увольнение, никому не сказав об истинных причинах своего ухода. Её ум уже давно утратил юношескую гибкость и оказался не готов к столкновению с жаждущим Правды разумом Цицерона. Больше её не видели ни в школе, ни в районе.